Аластер Рейнольдс - Пространство Откровения
Вольева скрипнула зубами, с ненавистью оглядывая эту фальшивую красоту.
Четыре оставшихся в живых члена команды завтракали за длинным деревянным столом, заставленным тарелками с хлебом, вазами с фруктами, блюдами с мясом и сыром, банками апельсинового джема и термосами с горячим кофе. На другом краю лужайки два голографических рыцаря лезли из кожи вон, чтобы зарубить друг друга.
– Доброе утро, – сказала Вольева, спускаясь с лестницы на травку, покрытую жемчужной росой. – Догадываюсь, что кофе вы мне не оставили.
На нее устремились взгляды, кто-то даже повернулся на стуле, чтобы поздороваться. Она чутко наблюдала за реакцией товарищей по экипажу, пока те с легким стуком опускали на стол вилки и ножи. Трое поздоровались. Суджик ничего не сказала.
Потом заговорил Садзаки.
– Рад снова видеть тебя, Илиа. – Он взял со стола тарелку. – Хочешь грейпфрут?
– Спасибо. Пожалуй, не откажусь.
Вольева подошла к столу и взяла у Садзаки блюдо с ломтиками грейпфрута, на которых блестел сахарный песок. Она нарочно села между женщинами – Суджик и Кьярваль. Обе были негроидного типа, с начисто обритой головой, если не считать огненных витых прядей на макушке. Эти пряди очень много значили для ультра – они соответствовали числу погружений в криосон во время дальних перелетов. Эти женщины присоединились к команде совсем недавно, после того, как их собственный корабль был захвачен «Ностальгией по бесконечности». Ультра торговали своей верностью так же легко, как пресным льдом или информацией, которые им заменяли твердую валюту. Обе женщины были явными химериками, но они подверглись куда более скромной трансформации, нежели Хегази.
Руки Суджик ниже локтей сменялись протезами, похожими на краги из тонкой бронзы, богато гравированные и усеянные позолоченными окошечками, в которых непрерывно возникали голографические изображения. Бриллиантовые ногти ослепительно сверкали на тончайших пальцах этих искусственных конечностей.
У Кьярваль бо́льшая часть тела была нормальной, но глазами она обзавелась совершенно кошачьими – с красным косым зрачком. На плоском носу не было настоящих ноздрей, лишь узкие жабровидные прорези, намекавшие на ее способность жить в водной среде. Она не носила никакой одежды – просто вся, кроме глаз, ушей, ноздрей и рта, была затянута в гладкую, без единой складочки, кожу из неопрена цвета черного дерева. Груди были лишены сосков. Пальцы изящны, но без ногтей; большие пальцы ног как бы едва намечены, точно скульптор, который ее делал, торопился перейти к новому объекту.
Когда Вольева села, Кьярваль взглянула на нее с безразличием, слишком подчеркнутым для искреннего.
– Это просто замечательно, что ты опять с нами, – сказал Садзаки. – Ты тут работала, пока мы все дрыхли. Что-нибудь особенное произошло?
– Да так… по мелочам.
– Превосходно, – улыбнулся Садзаки. – А скажи, среди этих мелочей не было ничего такого, что могло бы пролить свет на смерть Нагорного?
– А я-то все думаю, где Нагорный? Вот ты и ответил на мой вопрос.
– Но ты на мой не ответила.
Вольева занялась грейпфрутом.
– В последний раз, когда я его видела, он был жив. Не понимаю… А от чего он умер?
– Капсула слишком рано его разогрела. Возникли нежелательные биохимические процессы. Не думаю, что тебя заинтересуют подробности.
– Уж точно не за завтраком.
Очевидно, покойника осматривали не очень внимательно. Иначе нашли бы следы ушибов, хотя Илиа и постаралась их замаскировать.
– Извини, – добавила она, бросив взгляд на Суджик. – Я вовсе не хотела показаться бессердечной.
– Ну конечно, – кивнул Садзаки, разламывая корочку хлеба.
Его близко посаженные косые глаза бросили на Суджик предостерегающий взгляд, как на непослушную собаку. Татуировка, сделанная им однажды, чтобы обманным путем проникнуть в ряды угонщиков с Пухляка, сошла не до конца; кое-где остались светлые полоски, хоть он и использовал, даже пребывая в глубоком сне, наномеды. Может быть, подумала Вольева, сам позаботился о том, чтобы остались эти следы пребывания у угонщиков? Память о богатой добыче, которую он получил?
– Я уверен, что нам следует снять с Илиа всякую ответственность за случившееся с Нагорным. Так, Суджик?
– А почему я должна винить ее за несчастный случай? – спросила Суджик.
– Ты совершенно права. На этом и покончим.
– Не совсем, – сказала Вольева. – Может, сейчас и не лучшее время для этого, но… – Она замялась. – Дело в том, что мне надо вынуть у него из головы свои датчики. Хотя они почти наверняка окажутся испорченными.
– А новые ты сумеешь изготовить?
– Если хватит времени. – Она вздохнула и сказала с сожалением: – Мне понадобится новый стажер.
– Может, найдешь кого-нибудь, пока мы будем крутиться у Йеллоустона? – предложил Хегази.
Голограммы рыцарей все еще носились по лужайке, но никто не обращал на них внимания.
Холодный воздух в доме Мадемуазели показался Хоури чистейшим – за все время пребывания на Йеллоустоне ей таким дышать не приходилось. Пожалуй, для него лучше бы подошел эпитет «стерильный»: ни намека на обычные запахи этой планеты. Зато присутствовали запахи, запомнившиеся Ане по госпитальной палатке на Окраине Неба, когда она в последний раз видела Фазиля: смесь йода, капусты и хлорки.
Фуникулер пронес Хоури и Манукяна через весь город, а по том через полузатопленный подземный акведук и закончил путь в огромной пещере. Отсюда Манукян провел Хоури к лифту, который поднимался с такой скоростью, что у нее заложило уши. Лифт доставил их в большой гулкий вестибюль. Возможно, это были проделки акустики, но Хоури показалось, что она находится в гигантском мавзолее. Где-то в вышине, казалось, плыли зарешеченные окна, пропускавшие сумрачный полуночный свет. Но поскольку ей было известно, что снаружи в разгаре день, это действовало на нервы.
– Мадемуазель не любит дневного света, – пояснил конвоировавший Ану Манукян.
– Да быть того не может! – Глаза Хоури постепенно привыкли к темноте, она уже различала какие-то крупные предметы в зале. – Вы-то, Манукян, похоже, нездешний?
– Думаю, у нас с вами есть кое-что общее.
– Вас тоже привела сюда ошибка чиновника?
– Не совсем, – ответил он.
Хоури чувствовала, что Манукян размышляет, сколько правды можно открыть ей без риска. Значит, у него есть слабости, подумала она. Для наемного убийцы, или кто он там, парень слишком разговорчив. По пути он непрерывно хвастал своими приключениями в Городе Бездны. Болтовня, не исходи она из уст такого хладнокровного типа, обладателя иностранного акцента и хитрого пистолета, не заслуживала бы внимания. Но с Манукяном дело обстоит иначе – значительная часть его похвальбы может оказаться правдой.
И сейчас желание похвалиться явно одерживало верх над осторожностью.
– Ошибка имела место, но правильнее это назвать несчастным случаем.
Да, в холле было полно громоздких скульптур. Различить их было очень трудно, но все они стояли на подставках. Одни фигуры напоминали огромные куски разбитой яичной скорлупы, другие – крупные обломки кораллов. Все они обладали металлическим блеском, мутный свет лишал их собственной окраски.
– Этот несчастный случай произошел с вами?
– Нет… не со мной. С Мадемуазелью. Тогда-то мы и встретились. Она была… Вообще-то, Хоури, мне не следовало бы вам рассказывать. Если она узнает, мне конец. Спрятать труп в Бездне проще простого. Знаете, что я там на днях обнаружил? Не поверите, но это был целый…
Манукян продолжал хвалиться. Хоури удалось дотронуться до одной из фигур. По ощущениям – цельнометаллическая. Острые грани.
Они с Манукяном походили на заядлых любителей искусства, очутившихся среди ночи в музее. Казалось, скульптуры существуют в каком-то другом времени. Они чего-то ждут, причем их терпение уже на исходе.
Странно, но она была рада присутствию Манукяна.
– Это ее работы? – спросила Хоури, прерывая разглагольствования спутника.
– Возможно, – ответил он. – Не будет преувеличением сказать, что она пострадала из-за своего искусства. – Он остановился и тронул Ану за плечо. – Видите эту лестницу?
– Наверное, вы хотите, чтобы я по ней поднялась?
– А вы быстро учитесь.
Едва заметно он коснулся ее спины стволом – просто напомнил, что пистолет никуда не делся.
В иллюминаторе рядом с каютой мертвеца виднелись яркие оранжевые выбросы газа гигантской планеты. Ее затененный южный полюс полыхал бурей полярного сияния. Сейчас корабль находился глубоко в системе Эпсилона Эридана, войдя в нее под небольшим углом к эклиптике. До Йеллоустона оставалось всего несколько дней полета; корабль продвигался в зоне местного транспорта, курсирующего в пределах световых минут и соединяющего невидимой сетью все более или менее значительные обитаемые базы и космические корабли системы.
