Пол Андерсон - Восставшие миры. Зима мира. Сломанный меч [Авт. сборник]
— Наверное тебя заинтересует, что, проезжая в сумерках мимо одного имения, лежащего недалеко отсюда, я видел молодую женщину, похожую на Фреду, дочь Орма. Она была близка к разрешению от бремени, но мне показалось, что вместе с ребенком в ее лоне таится и печаль.
В тот вечер Скафлок выехал один. Черный йотунский жеребец шел шагом, не быстрее, чем смертный конь. Сухие листья шелестели под его копытами и танцевали перед ним на ветру. Оставшиеся на ветвях сохранили яркие цвета, словно из них собирались свить венок для всадника. Темнело, когда конь подошел к лесам, которые так хорошо знал ехавший на нем воин.
Скафлок не взял ни шлема, ни кольчуги. Ветер шевелил его волосы, выбивающиеся из-под проволочной шапочки, загорелое лицо с выразительными чертами застыло, словно отлитое из металла, но сердце колотилось как безумное, кровь шумела в ушах, ладони вспотели, а губы пересохли.
Сумерки сменились темнотой, полной таинственных звуков. Скафлок пересек ручей, по которому в сторону моря плыли сухие листья, похожие на маленькие коричневые кораблики. Слышалось уханье совы и скрип деревьев, но в остальном все накрывала тишина, среди которой пело лишь его сердце.
О, Фреда, Фреда, неужели ты так близко?
Когда Скафлок въехал во двор дома Торкела, отца Эрленда, на небе вспыхнуло множество звезд. Он прошипел какое-то слово, и собаки удрали без лая. В доме было темно, только из-под входной двери пробивался слабый свет очага.
Скафлок слез с коня, ноги подгибались под ним. Собрав всю свою волю, он заставил себя подойти к двери. Засов был задвинут, и он постоял немного, готовя колдовство, чтобы его отомкнуть.
Торкел был зажиточным хозяином, но не вождем, поэтому главная комната в его доме была невелика и в ней никто не спал, если не было гостей. Как обычно, Фреда засиделась допоздна у небольшого очага. Аудун пришел из глубины дома, глаза его сияли ярче огня.
— Я не мог спать, — сказал он, — поэтому оделся, надеясь, что мы сможем поговорить вдали от любопытных взглядов.
Он сел рядом с нею на скамью. Блеск огня окружил красноватым ореолом голову девушки. Фреда не закрывала волос, как это делали замужние женщины, а заплетала их в косы.
— Я с трудом верю в свое счастье, — сказал Аудун. — Со дня на день должен вернуться мой отец, и тогда мы поженимся.
Фреда улыбнулась.
— Сначала я должна родить ребенка и оправиться после родов, — напомнила она. — Это тоже должно произойти со дня на день. — Она посерьезнела. — Ты действительно не имеешь ничего против меня или его?
— Да как бы я мог? — ответил Аудун. — Сколько раз мне еще повторять это? Это твой ребенок, и мне этого хватает. Он будет для меня как мой собственный.
И он обнял Фреду.
Засов отодвинулся, дверь открылась, в дом ворвался ночной ветер. На фоне мрака появилась высокая фигура. Фреда встала и, не в силах произнести ни слова, пятилась, пока не уперлась в стену.
— Фреда! — каркнул Скафлок.
Девушке показалось, что железный обруч стиснул ее грудь. Подняв руки, она широко развела их в стороны.
Скафлок, словно лунатик, пошел к ней, и она сделала шаг к нему.
— Стой! — Молчание нарушил голос Аудуна, тень юноши выросла на стене. Сын Торкела схватил копье, стоявшее в углу, и сунул его между мужчиной и женщиной.
— Стой… я тебе говорю, стой! — выдавил он. — Кто ты? Чего хочешь?
Скафлок начертил в воздухе какой-то знак и произнес заклинание. Жители дома не проснутся, пока он находится внутри. Он сделал это машинально, как человек отгоняет надоедливую муху.
— Фреда, — повторил он.
— Кто ты? — крикнул Аудун, голос его сорвался. — Чего хочешь? — Он видел, как эти двое смотрели друг на друга, и, хотя он ничего не понимал, сердце его пронзила боль.
Скафлок смотрел над плечом юноши, почти не видя его.
— Фреда, — сказал он. — Любовь моя, моя жизнь. Пойдем со мной.
Она печально покачала головой, продолжая протягивать к нему руки.
— Я сплавал в Йотунхейм и вернулся, чтобы воевать. Мне казалось, Время и мечи освободят меня от тебя, но они не сумели. Не смог этого сделать ни убийца, которого я ношу на поясе, ни закон, ни боги и вообще ничто, существующее в Девяти Мирах. Так что же они значат для нас? Идем со мной, Фреда.
Девушка склонила голову. Лицо ее исказилось от боли, противоречивые чувства терзали сердце. Она тихо заплакала, слезы градом посыпались из ее глаз.
— Ты сделал ей плохо! — крикнул Аудун.
Он неловко ткнул копьем, которое, скользнув по кольчуге, распороло Скафлоку щеку. Альвийский вельможа фыркнул, как рысь, и потянулся за мечом.
Аудун вновь ударил копьем. Скафлок нечеловечески быстро отскочил в сторону, меч со свистом вылетел из ножен и перерубил древко копья пополам.
— Прочь с дороги! — потребовал воспитанник альвов.
— Ни за что, пока я жив! — Аудун от гнева и страха перед тем, что увидел в глазах Фреды, уже не владел собой, и слезы текли из его глаз. Выхватив кинжал, он бросился на Скафлока.
Меч Болверка вспыхнул голубым огнем, свистнул и опустился на голову юноши. Аудун поскользнулся, упал, ударившись о стену, и замер.
Скафлок уставился на окровавленный клинок, который держал в руке.
— Я этого не хотел, — прошептал он. — Я хотел только оттолкнуть его, забыв, что эта штука должна напиться крови каждый раз, когда вырвется из ножен…
Он поднял взгляд на Фреду. Она смотрела на него, дрожа как осиновый лист, рот ее был открыт.
— Я этого не хотел! — воскликнул он. — Да и какое это имеет значение? Идем со мной!
Она не могла выдавить ни слова, но потом все-таки сказала сдавленным голосом:
— Уходи. Сейчас же. И никогда больше не возвращайся.
— Но… — Скафлок шагнул вперед.
Девушка наклонилась и подняла кинжал Аудуна.
— Убирайся, — глухо приказала она. — Если подойдешь, я убью тебя.
— Хотел бы я, чтобы ты это сделала, — ответил он. Кровь сочилась из рассеченной щеки и капала на пол.
— Или покончу с собой, если понадобится, — решительно сказала Фреда. — Только тронь меня, убийца, язычник, желающий спать с собственной сестрой, как животное или альв. Только тронь меня, и я воткну этот нож себе в сердце. Бог простит мне меньший грех, если через него я избегну большего.
Скафлока охватила ярость.
— Да, зови своего бога, молись ему, скули! На что ты еще годна? Ты была готова продаться за ложку еды и крышу над головой, а это распутство чистой воды, неважно, сколько жрецов умиляется им… после того, в чем ты клялась мне. — Он поднял меч. — Лучше, чтобы мой сын никогда не родился, чем был отдан твоему богу.
