Сергей Абрамов - 04-Версии истории (Сборник)
Экий, однако, комплимент! Ни на кого не похож… Старался ассимилироваться среди шумеров, стать одним из них, думал — получилось, и тут на тебе — не похож…
— Спасибо, Ной. Не захваливай меня.
— Это не похвала, это — правда. Ты научил нас мыслить иначе. Ты заметил? Сейчас я понимаю, что мои соотечественники были медлительными, чересчур спокойными, даже безучастными — к соседям, к близким, к родным… Как же они жили?
— Спокойно они жили, Ной. У них все было ровно в жизни, без катастроф — без камней с неба, без дождей и потопов. Вот они и не торопились никуда. Другая жизнь — другие люди. Уверен, поживи они здесь, раскачались бы как миленькие. Вон Хам — уж на что само спокойствие раньше был, а теперь носится как угорелый, таскает, строит, мастерит. Жизнь заставила.
— Это новый мир, и для него нужны новые люди — активные, живые.
— Такие и будут. Активные. Даже иногда слишком. Разные будут люди, поэтому приготовь себе другие мерки — отличные от шумерских. Еще пожалеешь о том, что осуждал своих соотечественников за невнимание к ближним и дальним…
— Ну, ты и картинку рисуешь, Гай, — хоть жалей о том, что выжил.
— Не все так плохо. Хороших людей всегда больше. Но предупредить хотелось.
— Спасибо, учту.
Помолчали. Прощание — тяжелая процедура. Тяжелая и для уходящего и для остающихся.
— Когда ты уйдешь? — задал очередной вопрос Ной. Тут же оговорился: — Заметь: я не спрашиваю — как и куда, я интересуюсь — когда.
А и в самом деле: когда?
Через мгновенье? Через час? Через неделю?
Странно, но Смотритель не мог ответить и на этот куда как простенький вопросик. Он не знал — когда, тоже не знал. Понимал: сказав «а», нет смысла молчать и не договаривать алфавит до «я». И ведь ничего вроде не держит… Ничего!
Вроде…
— Ты не хочешь проститься с остальными? — спросил Ной.
Очень по делу спросил.
— Наверно… — неопределенно ответил Смотритель.
И опять сам не понял, что имел в виду. Наверно — да? Или наверно — нет?
А Ной постеснялся переспросить. Он, похоже, боялся тревожить уходящего Гая вопросами. И то получалось: какой ни задаст, все — мимо…
И все же рискнул:
— Ты оговорился… или проговорился… будто я — родоначальник и идущие следом будут знать о том. То есть обо мне. Так?
— Так, Ной.
— Откуда они узнают?.. Ну, дети, внуки, правнуки… ну, десятое поколение, двадцатое… Тут все понятно. Но есть у людей… я о шумерах говорю… свойство — забывать пращуров.
Чем дальше люди уходят по дороге Времени, тем туманнее становятся очертания предков. Веришь, я не помню… просто не ведаю ничего о тех, кто стоял у истоков шумерского народа,
— Человеческая память не всесильна. У нее есть пределы.
Мы помним лишь тех, кто смог уложить камень… или поставить веху, как больше нравится… в здание Истории. Твоя веха… или камень… самая первая.
— Но откуда это станет известно идущим следом?
— О первых слагают Мифы, — машинально обронил Смотритель и понял, что проговорился.
Подумал: ну и что с того? Будет человек жить-поживать и знать (не больше!), что о нем сложат Миф. Но человек был пытлив и не успокоился:
— Кто сложит?
Хороший вопрос! И, как уже пошло в их прощальном разговоре, у Смотрителя ответа не имелось.
— Люди, Ной. Ты говоришь: внуки-правнуки будут сами помнить. Верно. Они расскажут своим внукам-правнукам. Что-то приврут. Что-то добавят. Их правнуки добавят свое. А правнуки правнуков — еще. А кто-то когда-то положит Миф… тот, что дойдет до этого «кто-то»… на бумагу. И Миф станет каноническим… — чужое для шумеров слово. Поправился: — Всеми признанным. Единственно верным.
— Как я себе представляю, в нем… в многажды перевранном, тут ты прав… ничего не останется от истины. От того, каким я был на самом деле. Как я строил Ковчег. Как погиб Ис-Керим. Как мы нашли эту землю. Или даже — как вино мы пили и что с нами случилось…
Смотритель усмехнулся:
— Вот это-то как раз останется — черным по белому… — Повторил, будто сам вдруг услышал: — Черным по белому… —
И понял вдруг, что его тормозило. И сказал об этом: — Кто напишет? Да я и напишу. Черным по белому. — И, не объясняя ничего, встал: — Буди людей, Ной. Хватит им прохлаждаться! Дел полно…
— А ты… — Ной тоже встал. Стоял куда уверенней, чем прежде. А и то объяснимо: хмель рано или поздно испаряется. При любом атмосферном давлении. Аксиома. — Ты не уходишь?
— Пока обожду, — сказал Смотритель. — Тут, видишь ли, еще одно дело возникло…
— Твое? Или наше, общее?
Разумное уточнение.
— Мое. И общее.
— Помочь? Чем?
— Не надо. Лучшая помощь мне — не мешать.
— Тогда я пошел, мешать не стану…
Откровенно обрадованный Ной отправился поднимать своих домочадцев. Дел и вправду было сверх меры. Новоселье — этап, а этих этапов впереди… Короче, появление Мифа надо сначала обосновать, сие Ной понимал отлично. А в Миф он поверил, поверил.
Смотритель в обоснованиях не нуждался.
Ни чернил, ни туши никто не догадался захватить в Ковчег. Шумеры знали книгописание, остро отточенными палочками заполняли толстые папирусные страницы, сшивали их крепкими нитями и переплетали простыми веревками…
(потом, после Потопа, много позже все это изобретут еще раз)…
но ни одной из шумерских книг…
(в доме Ноя их было несколько, сие считалось в обществе престижным — держать дома книги)…
спасти не удалось. А значит, вообще ни одной книги допотопных шумеров спасти не удалось, ни одна не пережила Потопа. Что соответствовало исторической реальности.
А вот писчие листы Ной держал в Ковчеге — еще в ту пору, когда строил его. Что-то чертил на них, что-то считал. Да и совсем чистые остались и теперь перекочевали на берег, в новый дом.
Смотритель состругал себе несколько палочек, заострил их, невесело соображая: уж не кровью ли писать?.. Но к месту вспомнил о том, как пару недель назад Сим выловил из воды нечто, похожее не то на кальмара, не то на каракатицу, нечто, доплывшее до араратских вершин непонятно какими течениями из морских, далеких просторов. А может, и не доплывшее вовсе, а срочно мутировавшее из… из чего?., из жука-плавунца, например… Экий бред, однако!.. Но Смотритель был несилен в биологии вообще и в вопросах миграции водоплавающих, в частности. Он просто вспомнил, что выловленное «нечто» выпустило…
(чем не каракатица?)…
в корытце, куда его поместил Сим, мощную струю черной жирной жидкости…
(и где она помещалась только? «Нечто» большими размерами не отличалось)…
