Филип Дик - Мечтают ли андроиды об электроовцах
— Я правильно утверждаю, — с удовлетворением заметила Имгард. — Ведь я сказала, что он может ходить на четырех ногах.
Она выжидающе посмотрела на Исидора.
— Что случилось?
Она тронула его за локоть.
— Вы ничего не потеряли. Мы заплатим за паука, но… как это называется?., по каталогу Сидни. Не смотрите так мрачно. Может, вы расстроились из-за передачи? Ну, отвечайте же!
Она энергично подтолкнула Исидора.
— Он расстроился, — объяснила Прис, — потому что у него тоже есть генератор эмпатии, в другой комнате. Ведь ты им пользуешься, Джон Исидор?
— Конечно, пользуется, — подтвердил Рой Бейти. — Все они им пользуются… или пользовались. Возможно, хоть теперь они задумаются над этим.
— Я не считаю, что эта передача станет концом культа Сострадающего, — объявила Прис, — но в данную минуту многим людям совсем не весело. Мы ждали многие месяцы. Мы знали, что это должно произойти — это разоблачение.
Она замолчала, а потом добавила:
— Почему бы и нет? Ведь Бастер — один из нас.
— Он андроид, — объяснила Имгард, — и никто об этом не знает, то есть ни один человек.
Прис отрезала ножницами еще одну ногу пауку. Неожиданно Джон Исидор оттолкнул ее в сторону и осторожно взял искалеченного паука. Он отнес его к раковине и утопил его, Исидор потопил свою надежду на счастье так же быстро, как утонул паук.
— Он действительно расстроен, — заметила Имгард нервно. — Отчего вы так смотрите, Джон? Отчего вы молчите?
Она повернулась к Прис и мужу.
— Нет, когда он так просто стоит рядом с раковиной и молчит, меня это выводит из себя. Он не сказал ни слова с того момента, как включил телевизор.
— Дело не в телевизоре, — поняла Прис, — а в пауке. Не так ли, Исидор? Ничего, он преодолеет депрессию.
Имгард направилась в гостиную, чтобы выключить телевизор.
Рассматривая Исидора с легким любопытством, Рой Бейти сказал:
— Все уже позади, Ис. Для Сострадающего то есть. Он выудил ногтями труп паука из раковины.
— Возможно, это был последний паук на Земле, последний живущий на Земле паук.
Он задумался.
— Значит, для пауков тоже все кончено.
— Я не очень хорошо себя чувствую, — объяснил Исидор.
Он достал из кухонного шкафа чашку и некоторое время — как долго, он не знал, — стоял, держа ее в руке. Потом он обратился к Рою Бейти:
— Значит, небо позади Сострадающего не настоящее, нарисованное?
— Ты видел увеличенный кадр на экране? — спросил Рой. — Ты видел мазки краски?
— Сострадание не погибло, — утвердительно произнес Исидор.
С тремя андроидами что-то было не в порядке, что-то с ними случилось ужасное. “Паук, — подумал Исидор. — Возможно, как определил Рой Бейти, это был последний паук на Земле. Теперь паука больше нет и Сострадающего нет”. Пыль и мусор его квартиры, как показалось Исидору, покрыли вдруг всю Землю.
Он словно слышал, как мусор наступает на человека, как деформируются все формы жизни, как отступает порядок. Деформация жизни нарастала, пока он стоял с фарфоровой чашкой в руке.
Кухонные шкафы заскрипели и пошли трещинами, и Исидор почувствовал, как подается под его ногами пол.
Он протянул руку и тронул стену, поверхность стены тоже сдвинулась. Частицы серой штукатурки посыпались на пол, словно радиоактивная пыль, оседавшая на Землю с неба. Джон сел за стол, и ножки стола, словно прогнившие трубки, подкосились точно так же, как и ножки стула.
Он быстро вскочил и попытался выправить ножки, привести их в первоначальное состояние. Стул рассыпался в его руках, на пол посыпались шурупы. Исидор увидел, что поставленная на стол фарфоровая чашка треснула, покрывшись паутиной тонких трещин, а потом от стенки кухни отскочил кусочек, обнажая грубую белую неглазурованную поверхность.
— Что он делает? — донесся издалека голос Имгард Бейти. — Он разрушает все вокруг! Исидор, стойте…
— Это не я, — объяснил он.
Нетвердыми шагами он вышел в гостиную, чтобы остаться наедине с самим собой. Он остановился у сломанной кушетки и уставился на желтую стену в пятнах, оставленных от ползавших здесь когда-то клопов. Исидор снова вспомнил о мертвом пауке с четырьмя оставшимися лапками. Он понял, что все пришло в негодность, все начало разрушаться очень давно, и теперь упадка не остановить. Мертвый паук победил.
В провалах, образовавшихся в просевшем полу, показались части тел мертвых животных: голова вороны, мумифицировавшиеся руки, которые когда-то были руками обезьяны. Неподалеку находился ослик, не двигаясь, но внешне словно живой. Он еще не начал разлагаться. Исидор направился в ту сторону, ощущая, как хрустят под ногами хрупкие, будто высохшие стебли растений, кости мертвых животных. Но не успел он добраться до ослика, любимого им животного, как иссиня-черный ворон слетел откуда-то сверху, устроившись прямо на беззащитной голове ослика.
— Не надо! — громко воскликнул Исидор.
Но ворон быстро выклевал ослику глаза. “Опять, — подумал Исидор. — И это снова произошло со мной. Я еще долго не выберусь отсюда. Это всегда бывает долго, потому что здесь, внизу, ничего не меняется и даже не разлагается”.
Зашелестел ветер, кучи костей, окруживших Исидора, начали рассыпаться. “Даже ветер способен разрушить их, — подумал Исидор, — пока еще не пришло другое время. Если бы я вспомнил, как мне отсюда выбраться…” Подняв голову, он увидел, что ухватиться ему не за что.
“Сострадающий, — подумал Исидор, — где ты? Это могильный мир, и я снова здесь, но на этот раз тебя нет со мной”.
Что-то ползло на него. Он наклонился, всматриваясь, и обнаружил искалеченного паука, толчками передвигавшегося на четырех оставшихся лапах. Исидор поднял его и положил на ладони. “Кости, — подумал он, — превращаются снова в плоть, паук ожил. Сострадающий, вероятно, где-то здесь”.
Снова подул ветер, ломая оставшиеся кости, но Исидор чувствовал присутствие Сострадающего. “Приди же, — позвал он его, — поползи по моей ноге или найди другой путь прийти ко мне, Сострадающий”. Затем он громко сказал:
— Сострадающий!
По всей равнине наступали сумерки, ввинчиваясь в щели руин, оплетая разрушенные стены, пока не превращались в семена. Семена лопались, посылая вперед новые стебли, покрывая собой осколки стали и обломки бетона на том месте, где раньше были стены.
Когда исчезли, осталась пустота. Все вокруг оказалось покореженным, опустошенным, кроме невзрачной, хрупкой фигуры Сострадающего. Старик стоял перед Исидором с безмятежным выражением на лице.
