Анатолий Гладилин - Тень всадника
- Имя? Где работаете? Должность? Кто ваш непосредственный начальник на набережной Орфевр? Номер его телефона? Когда прилетели в Москву? Каким рейсом? В какой гостинице остановились?
Я знал, что Колесников в Вене, что связаться с ним сложно (это был мой единственный козырь в напрочь проигранном раскладе), и отвечал по заранее подготовленной легенде. Отказался лишь дать номер телефона комиссара Декарта не имею права.
- Насколько вы в Париже продвинулись в расследовании этого дела?
- Если бы мы имели конкретные результаты, то меня не командировали бы в Москву. Русская мафия, вы же сталкиваетесь с ней ежедневно, все чрезвычайно запутано.
Мне показалось, что в кабинете удовлетворенно переглянулись. Версия русской мафии их вполне устраивала. Но вообще я следил уже не столько за их реакцией, сколько за самим собой. Что-то странное происходило в моей голове. Звон в ушах. Я с трудом подбирал слова. Давило в груди. Было ощущение, что мой давний знакомый по Лос-Анджелесу, коварный враг, о существовании которого я забыл после операции, коротал время в Москве, скучал, а теперь с радостью на меня накинулся и душит в своих объятиях.
- В вашем паспорте нет российской визы и нет отметки о прохождении пограничного контроля в Шереметьево.
- Когда мы не хотим, чтоб визит нужного нам человека во Францию был зафиксирован, полиция на контроле в аэропорту отводит глаза и паспорта у него не спрашивают. Я еще удивился, почему в Шереметьево меня никто не встречал.
- Нам не было известно о вашем прибытии. Обычно мы в Курсе таких визитов. Мы это выясняем. А пока у нас все основания арестовать вас как шпиона, заброшенного к нам нелегально.
Я понял, что они заметили мое состояние и истолковывают его по-своему: испугался французик, наклал в штаны. И нажимают.
С резкостью, с какой мог, я ответил:
- В таком случае вам предпочтительнее иметь живого шпиона, а не мертвого. Вызовите врача. У меня сердечный приступ.
Кто-то лениво поднял телефонную трубку. Они явно были уверены, что французик дурочку ломает. Однако на всякий случай... Куда им торопиться? Спросили, какая погода в Париже.
Все изменилось, когда врач снял с меня рубашку. Увидев длинный лиловый шрам поперек груди, они всполошились. Врач смерил давление и нахмурился. Меня уложили на диван. Как в тумане, я различал встревоженные лица.
- Я вам делаю укол, - сказал врач. - Не волнуйтесь. Я ввожу вам не наркотическое средство, дабы развязать язык, а камфару, чтобы облегчить работу сердца. У вас высокое давление и сильная аритмия.
Почудился возмущенный голос крупного чина:
- Мы своих сотрудников в таком состоянии в командировки не посылаем...
Вроде бы увезли меня на каталке. Не знаю. Я провалился.
Утром меня опять кололи. Давали таблетки и порошки. И я впал в забытье.
К вечеру мне стало лучше. Я лежал в комнате типа тюремного изолятора. Я знал, что за мной наблюдают в глазок. Я ждал визитеров с погонами. Теперь-то они выяснили, что легенда переговоров Парижа с Колесниковым - чистая липа. И кто-то, наверно, внимательно полистал папку за номером 21336А, нашел там мое имя, и теперь им понятен мой личный интерес к этому делу.
В погонах не приходили. Зато форменный допрос устроил врач, который принес мне лекарства, отобранные при обыске, и кучу других, мне незнакомых. Врач никак не мог понять, почему французская медицина, такая продвинутая, скрупулезно и дотошно лечит мне то и абсолютно игнорирует это. Я вспомнил свою беседу с профессором в госпитале перед операцией и дословно передал ее. Да, французские медики узко специализированы, видят лишь свой участок, остального не замечают. "У нас бы любой сельский фельдшер..." - горячился врач. Я поддакивал. Ну как я мог объяснить ему, что еще два дня назад у меня было то и абсолютно не было этого? И ни французская, ни сельская медицина предвидеть сего не сумела бы, предсказать такие вещи способны лишь Глубоководные Рыбы в море-океане и то в общих чертах...
Врач подробно растолковал, сколько таблеток из каких коробок мне надо принимать. По количеству коробок я догадался, что меня не будут спешить переправлять в узко специализированные лапы французской медицины. Разумеется, после того, как французы прошляпили, нет им доверия.
Впрочем, врач искренне обо мне заботился. Впрочем, и в традициях старой Лубянки было аккуратно вставлять заключенному зубы, чтобы следователю было что выбивать.
Кстати, то ли под действием новых лекарств, то ли из-за общего своего состояния я был удивительно спокоен. Ну да, им ясно, что я наплел несусветную околесицу. Все мои разговоры про французские спецслужбы - бред собачий. Однако что ж тогда получается, дорогие товарищи? Городской сумасшедший, да еще иностранец, беспрепятственно проник в самое строго охраняемое учреждение Москвы и разгуливал там, как дома. Если мы примем эту версию, если об этом кто-то доложит наверх, то не разгонят ли нас всех вонючей метлой к чертовой бабушке?
Короче, это им надо было думать и обмозговывать, это их головная боль.
Конечно, не исключено, что на меня будет оказано давление. Эвфемизм не расшифровываю, тем более что с этой организацией у меня связаны тяжелые воспоминания, а в травоядность послеперестроечной российской ГБ я не верил. Но теперь у меня есть запасная дверца. Вчера я почувствовал, что так близко подошел к краю... Маленький шажок, и я вне досягаемости самых изощренных методов следствия.
В тюрьме быть хозяином своей судьбы! Это меня так утешило, что я сладко проспал всю ночь, а утром проснулся свежим как огурчик. И даже несколько растерялся, ибо пока не знал, хорошо или плохо в моей ситуации быть опять здоровым...
Что касается врача, то он чуть не взвыл и вызвал на подмогу еще двух эскулапов. Работали в поте лица. Сначала я лежал, потом сидел, потом стоял.
- Сделайте десять приседаний.
- Ой, Валера, он же умрет!
- Он? Да никогда в жизни!
Какая оптимистическая диагностика. Что ж, медицине виднее.
В последний раз смерили мне давление, сняли кардиограмму.
- Не ценим мы наш родной валокордин, - сказал Валера. - Все, блин, импортную дрянь выписываем.
И утопали. Наверняка кому-то докладывать.
Мне принесли мою одежду, записную книжку, авторучку "Ватерман", часы, рубли, доллары, франки, ключи от дома - все, кроме паспорта. Я переоделся. В дверях возник двухметровый детина. Я пошел за ним. Мы спустились на лифте. Во внутреннем дворе Лубянки меня посадили в воронок. Детина занял место охранника, сзади, за решеткой. Мы долго колесили по городу. Иногда воронок набирал скорость и я думал, что мы выехали на загородное шоссе, но нет, опять частые остановки, явно на светофорах, просто улицы в Москве длиннее парижских... Куда меня везли? Детина был из тех людей, с которыми избегают вступать в разговоры. И потом, это их обычный трюк. У человека пробуждается надежда, а его хоп - в другую тюрьму. Арестантская роба, отпечатки пальцев, допрос. Но я им был благодарен, что они дали мне возможность привести себя в порядок, точнее, сами меня подлатали какими-то домашними средствами (Неужели валокордином? Не понял.). Что ж, продолжим наши игры, если не на равных, то в меру моих сил. Очень гуманно с их стороны.
