Джек Вэнс - Тчаи: Сага странствий
Рейш с улыбкой посмотрел на набережную. Девушка, поведение которой так возмутило его спутницу, замедлила шаги, поправила оранжевый кушак на талии, призывно улыбнулась Адаму, с любопытством оглядела его спутницу и, поигрывая бедрами, удалилась.
Зэп-210 искоса взглянула на Рейша, приготовилась произнести гневную тираду, но сдержалась. Через несколько секунд ее все-таки прорвало:
— Я ничего не понимаю в вашей жизни. Меньше всего понимаю тебя! Только что умильно улыбался этой отвратительной девице. А мне никогда... — Она запнулась, взяла себя в руки и тихо продолжила: — Думаю, сейчас ты во всем обвинишь пресловутые «инстинкты».
Адам потерял терпение.
— Пора объяснить тебе кое-какие вещи. Инстинкты — часть нашего естества, они всегда влияют на поведение людей. Мужчины и женщины различаются... — Он бегло описал, как появляются на свет дети. Девушка сидела неподвижно, глядя на воду. — Поэтому, — закончил Рейш, — нет ничего неестественного в том, как люди ведут себя в определенных ситуациях.
Зэп-210 молчала. Она так сжала пальцы, что костяшки побелели.
Наконец, не поднимая голову, тихо спросила:
— Кхоры в священной роще... Они занимались этим?
— Скорее всего.
— И ты увел меня, чтобы я не увидела.
— Верно. Я подумал, что такое зрелище может смутить тебя.
Она помолчала. Потом:
— Нас могли убить.
Рейш пожал плечами.
— Возможно.
— А эти девушки, что танцевали без одежды... Они хотели заниматься этим?
— За деньги, наверное, захотели бы.
— И все жители поверхности ощущают такое желание?
— Ну, как бы тебе сказать... в общем, большинство.
— И ты?
— Конечно. Не всегда, но время от времени...
— Тогда почему... — Девушка запнулась. — Почему ты... — Она оборвала фразу. Рейш потянулся к ее руке, но она отшатнулась. — Не трогай меня!
— Извини. Не сердись.
— Ты привел меня в это ужасное место, оторвал от привычной жизни, притворялся добрым и ласковым. И все это время думал, как бы сделать со мнОй это!
— Нет, нет! Ты ошибаешься! У меня и в мыслях такого не было!
Зэп-210 холодно взглянула на него, подняв брови.
— Почему? Ты находишь меня омерзительной?
Адам в изнеможении воздел руки.
— Конечно, я не считаю тебя омерзительной! На самом деле...
— Что на самом деле?
К радости Рейша, к ним подошел Кауш, и тяжелый разговор прервался.
— Ну что, хорошо провели ночь?
— Да, — облегченно сказал Адам.
Зэп-210 резко поднялась и ушла. У Кауша отвисла челюсть.
— Я ее чем-то обидел?
— Она сердится на меня, — пояснил Рейш. — Почему — не знаю.
— Что поделаешь, такова женская натура! Но скоро, по таким же неведомым причинам, она вновь вернет тебе милость. А пока я хотел бы услышать твои соображения насчет гонки угрей.
Рейш с сомнением посмотрел вслед Зэп-210, которая почти бегом спешила к «Счастливому мореходу».
— Не опасно оставлять ее одну?
— Не бойся, — успокоил его Кауш. — На постоялом дворе все знают, что вы двое находитесь под моим покровительством!
— Ну, тогда вернемся к нашим угрям...
— Но ведь гонки не начнутся до полудня!
— Вот и отлично.
Никогда еще Зэп-210 не испытывала такой ярости. Девушка ворвалась в здание, промчалась через затемненную общую комнату в свой номер, резко задвинула засов, опустилась на кровать и позволила злости вырваться наружу. Минут десять она бушевала, потом стала беззвучно плакать. Слезы ручьем текли по щекам. Перед глазами встали тихие туннели со скользящими мимо фигурами, одетыми в черное. В Убежище никто не вызвал бы у нее ни гнева, ни возмущения, ни других непонятных чувств, время от времени бередивших душу. Там бы ей снова дали дако... Она нахмурилась, пытаясь вспомнить вкус хрустящих маленьких вафель, потом порывисто вскочила и принялась рассматривать себя в зеркале, висящем на стене. Еще вчера Зэп-210 не придавала внешности особого значения. Тогда она просто оглядела себя. Лицо как лицо: глаза, нос, рот, подбородок... Теперь девушка ревностно изучала отражение. Потрогала черные волосы, кудрявящиеся надо лбом, кое-как расчесала их пальцами, критически оценила результат. На нее смотрела незнакомка. Она подумала о наглой кокетке, одарившей Рейша таким оскорбительно призывным взглядом. Та была одета в голубое облегающее платье, подчеркивавшее фигуру; никакого сравнения с бесформенной серой блузой, уродующей ее! Девушка стянула мерзкую тряпку, осталась лишь в белой сорочке. Внимательно осмотрела себя. Действительно, незнакомка! Вот если бы Рейш увидел ее сейчас, что бы он подумал?.. Мысль об Адаме привела девушку в бешенство. Самоуверенный тип, считает ее ребенком или даже чем-то более ничтожным, — у нее не хватало слов, чтобы выразить всю оскорбительность его поведения! Она медленно провела руками по телу, вновь и вновь поражаясь происшедшим переменам. Первоначальный план вернуться в Убежище никуда не годится! Зужма кастчаи отдадут ее Великой тьме. Но даже если оставят в живых, снова начнут кормить дако. Она скривилась. Никогда!
Ну, а как же Адам Рейш, который считает ее такой отталкивающей, что... Она побоялась довести мысль до конца. Что с ней станет? Она опять посмотрела в зеркало. Ей стало жаль темноволосую девушку с выпирающими скулами, что печально глядела на нее. Сумеет она выжить в этом страшном мире, если убежит от Рейша?
Зэп-210 медленно натянула блузу, но решила не обматывать оранжевой тканью голову. Вместо этого она завязала ее на талии, словно кушак, как делали другие девушки в Урманке, кинув последний взгляд на свое отражение. Неплохо! Все-таки что сказал бы Адам, увидев ее такой?
Она открыла дверь, осмотрела коридор и осторожно вышла. В общей комнате старуха, скорчившись, скребла пол щеткой. Услышав шаги Зэп-210, она подняла голову и осклабилась. Девушка опрометью бросилась по коридору, выскочила на улицу и тут впервые заколебалась. Никогда раньше она не оставалась одна; ее охватили страх и какое-то приятное волнение. Выйдя на набережную, невольно засмотрелась на грузчиков, разгружающих небольшую рыбацкую лодку. Бывшая Прислужница не смогла бы внятно объяснить, что ее удерживает здесь, она даже не знала, что такое «живописная сцена» и «колорит», однако ее очаровало зрелище крутобокого судна, мягко покачивающегося на воде. Девушка полной грудью вдохнула свежий холодный воздух. Какой бы она ни была — противной, уродливой или все-таки привлекательной, — никогда она не чувствовала себя такой живой! Гхиан действительно оказался диким жестоким миром (тут зужма кастчаи не лицемерили), но, пожив хоть день под золотисто-коричневыми лучами солнца, кто в здравом уме способен вернуться в Убежище?
