Кевин Андерсон - Дюна. Батлерианский джихад
Внутри виллы бронированные роботы попытались укрепить ворота. Вориан догадался, что большинство этих защитников были обычными перепрограммированными на военные цели домашними роботами, от которых вряд ли можно было ожидать долгого сопротивления.
Таран ударил еще раз, потом еще, промежуток между створками стал шире. Машины отступили, оставив поле боя.
Хотя Вориан не знал, как ему относиться к своему новому чувству к машинам, он не доверял и толпе освобожденных рабов. Им в действительности не было никакого дела до Серены, даже если это именно она высекла искру, воспламенившую бочку с порохом. Если же она останется здесь, то, несомненно, станет мишенью возмездия со стороны Омниуса.
Стоя под дождем и наблюдая эту сцену, Вориан Атрейдес выработал свой план действий. Он поклялся себе, что спасет Серену. Он выкрадет космический корабль и улетит с ней далеко отсюда, прочь из Синхронизированного Мира.
Да, он отвезет Серену на дорогую ее сердцу Салусу Секундус, даже если это будет означать, что он сам отдаст ее в руки ее утраченного возлюбленного.
* * *
Мы обязаны положить новую информацию на чашу весов и изменить наше поведение. Человека отличает одно примечательное качество – он выживает с помощью разума – как индивид, так и вид в целом.
Наиб Исмаил. «Плач дзенсунни»Ссылаясь на самые древние поритринские законы, лорд Бладд потребовал для Бела Моулая жесточайшего наказания за совершенное им преступление. Большинство рабов получит амнистию, так как Поритрин нуждается в рабочей силе, но вождю мятежников не может быть и не будет прошения.
Исмаил тесно прижался к Алииду. Два мальчика-невольника искали друг у друга молчаливой поддержки в своем горе. Юных рабов увезли из каньона, где они делали мозаичное панно, и заключили в тюрьму для того, чтобы заставить их присутствовать при казни Моулая. В наказание за то, что они испортили картину, лорд Бладд решил отправить их на ту же работу и увеличить длительность рабочей смены. Но это должно было произойти только после того, как они увидят последствия безумного поступка Бела Моулая. Все рабы должны увидеть возмездие.
Голодные и измученные мальчики сбились в тесную кучку. Одежда их была рваной и грязной, от них исходил неприятный запах, так как у них уже много дней не было возможности помыться. Над ними издевались надсмотрщики:
– Если вы ведете себя как собаки, то и обращаться с вами будут как с собаками. Если вы будете вести себя как люди, то, возможно, и мы изменим свое отношение к вам.
В ответ Алиид только ругался сквозь зубы. Он был неукротим в своей ненависти к угнетателям.
Драгуны-гвардейцы провели закованного в цепи Бела Моулая по площади Старды к высокому помосту, на котором должна была состояться показательная публичная казнь. Толпа оцепенела и замолчала. Моулаю сбрили черную бороду и волосы. На черепе и подбородке, там, где раньше были черные, как смоль, волосы, выступали белые уродливые пятна. Но глаза его продолжали пылать неугасимым гневом и верой. Этот человек не примирился с поражением восстания.
Грубо схватив вождя дзеншиитов, одетые в золотые мундиры драгуны сорвали с Моулая всю одежду. Они бросили лохмотья с помоста, оставив Моулая совершенно нагим, наказывая его сначала стыдом. Рабы зароптали, но их предводитель стоял на помосте, по-прежнему гордый и спокойный. Ничто не могло его устрашить.
Над площадью эхом разнеся голос лорда Бладда:
– Бел Моулай, ты совершил тяжкое преступление против всех граждан Поритрина. В моей власти наказать всех мужчин, женщин и детей, принимавших участие в мятеже, но я проявил милость. Ты один понесешь наказание за свое отступничество.
Толпа тихо застонала. Алиид ударил кулаком по раскрытой ладони. Бел Моулай молчал, но само его молчание было красноречивее всяких слов.
Нико Бладд старался выглядеть великодушным.
– Рабы, если вы извлечете урок из сегодняшней казни, то, возможно, со временем снова станете вести полноценную жизнь рабов, чтобы оплатить свой долг перед человечеством.
Теперь рабы просто взвыли от негодования. Гвардейцы на всякий случай сомкнули ряды оцепления, покрепче уперши древки копий в землю. Исмаил понимал, что, несмотря на все свое недовольство, рабы потерпели поражение и были биты, во всяком случае, в этот раз. Они увидели своего вождя публично униженным – в кандалах, бритого и нагого. И хотя он так и не признал себя побежденным, его последователи и сподвижники потеряли все свое воодушевление. Искры мятежа погасли.
Бладд продолжал говорить:
– Древние законы жестоки, некоторые из них можно даже назвать варварскими. Но поскольку твои действия были нецивилизованными и варварскими, то и наказание за них должно быть адекватным.
Белу Моулаю не дали произнести последнего слова перед казнью. Драгуны выбили ему зубы молотом, а потом засунули ему в рот большие клещи. Моулай отчаянно сопротивлялся, но в глазах его была ненависть, а не страх. Клещами палачи вырвали у приговоренного язык и бросили окровавленный комок плоти в толпу рабов.
Потом топорами с алмазным напылением они отрубили преступнику руки и также швырнули их в отпрянувшую толпу. Из культей в воздух длинными фонтанами хлынула алая кровь. Раскаленными железными штырями палачи выжгли ему глаза. Только в этот момент Моулай застонал от боли, но нашел в себе силы подавить стон.
Ослепленный Моулай не знал, что делали дальше заплечных дел мастера до тех пор, пока они не накинули ему на шею петлю и не подвели его к особого рода виселице. Петля медленно затягивалась вокруг его шеи, сдавливая трахею, но не ломая позвонки. Моулай мучительно умирал от удушья, но было ясно, что, несмотря на свое положение и состояние, он был готов продолжать сопротивление, если бы у него появилась для этого хоть малейшая возможность.
Исмаила вырвало. Несколько мальчиков, рыдая, упали на колени. Алиид стиснул зубы, удерживая рвущийся из груди крик.
После казни Норма Ценва чувствовала в груди холодный ком. Она едва могла отвечать Хольцману, который с мрачным видом стоял рядом в своем лучшем белом костюме.
– Он сам навлек на себя такое жестокое наказание, разве нет? – говорил он. – Мы всегда хорошо обращались со своими рабами. Зачем Моулай замыслил злодейство против нас, почему хотел помешать войне с мыслящими машинами?
Глаза ученого горели, ноздри раздувались от праведного гнева. Он посмотрел на стоявшую рядом с ним маленькую женщину.
– Ну а теперь нам пора возвращаться к работе. Думаю, что рабы теперь будут вести себя по-другому.
В ответ Норма лишь отрицательно покачала головой:
