Константин Бояндин - Последний час надежды
Не было ни слёз, ни долгих проводов. Мы просто пожали друг другу руки, я обнял Мари и поцеловал руку её бабушке (они в сё-таки помирились), и пошёл. Налегке. Туда, где в Галлии был бы Ле-Тесс.
Год, повторял я про себя. Мне нужно посидеть, набраться сил, подумать, Не делать ничего поспешно. Хотя бы год. Это ведь легко, всего лишь год.
Эпилог
Год прошёл. Пролетел, как и не было. Я не осмеливался «прыгать», хотя посетил все те места, что София отметила на карте, и убедился: да, действуют, видны и доступны. То есть, мне видны и доступны. Проверить это было нелегко: два десятка коридоров располагались не в лесу или парке, и даже не в подвале или на чердаке жилого дома, а, например, на территории военной базы. Особенно много хлопот доставили те, что были на территории Кремля, в России; в Форт-Ноксе (на территории того, что здесь именовалось Соединёнными Штатами Америки), в их же Пентагоне, в Антарктиде…
Мне понравилось быть путешественником. Но я ни минуты не прекращал ждать новостей. От Софии, от Ники. Новостей не было. Либо они здесь не появлялись, либо… Вторую мысль я ни разу не рискнул додумать до конца. Слишком много таких вот законченных мыслей исполнилось. Без моего желания. Вопреки моей воле.
Их не было. Может, были их двойники. Язык не поворачивался называть их «тенями». Я сам давал несколько раз объявления, с риском того, что их прочтут вовсе не те, к кому обращены послания. Не было ответа. Ни разу.
Наконец, я рискнул. Взял один из самых широких коридоров, Стоунхендж. Так он назывался в этой версии мира. После солнечного затмения, в ближайшее полнолуние — как было указано в записках Софии. Они хранились со мной, всегда, а несколько копий их — в банковских хранилищах. В сейфах, которые уничтожат своё содержимое, если откроет непосвящённый.
Я рискнул. Мне стало и грустно, и радостно. Грустно: только восемь проходов. Ни одного стороннего, ни одного внешнего. Нас всё-таки изолировали. Радостно: всего лишь восемь проходов. Нас не смогут отыскать, вторжения не будет, не придётся начинать всё сначала.
Всё изменилось. Галлия стала Францией и уменьшилась втрое; Британия, наоборот, чуть не вдесятеро расширила свои владения. Пусть многие из них давно обрели независимость. Вместо Соединённых Северных Штатов — США и Канада. Империя Инков стала преданием, равно как и Королевство Греции, как и Персия. Карта мира изменилась настолько, что я долго ещё смотрел, вспоминал и удивлялся. Иногда, чтобы убедиться, что всё произошедшее мне не приснилось, делал заметки. На галльском языке. Французский походил на него, но… галльский мне нравится больше.
А вот латынь изменилась мало. Правда, в этом мире её слава увяла. Международными языками стали английский и французский, латынь сохранилась только в Священном Городе, да на этикетках бутылочек с медикаментами. Всё изменилось. Но только я знал об этом. Единственный носитель галльского языка. Единственный из тех, кто помнил о подлинном величии Рима, научной, культурной и кулинарной столицы мира…
Мне очень не хватало Софии. Записи оказались неполными. Кое-что приходилось додумывать, достраивать. И я начал «прыгать». Повсюду было либо восемь проходов, либо меньше. Да, нас изолировали. Я страшно уставал; мои маршруты были настолько схожими, что начинал путаться, везде ли был, всё ли сделал… Карта мира менялись, но несущественно. Люди почти не менялись. Менялся только я: я уставал всё сильнее. Тяготило осознание того, что я единственный знаю, какая опасность угрожала миру. Всем этим мирам. Что не могу рассказать об этом так, чтобы поверили. Чтобы осталась хоть какая-то память.
* * *Я вспомнил слова Софии о двойниках. О тех, кто является нами… кем-то из нас, там, в другой версии мира. О том, что двойников становится всё больше. Она писала для меня формулы, а я, разумеется, не удосужился прочитать, попытаться вникнуть. Я начал поиски их. Софии и Доминик.
Помню, как потратил почти четыре месяца на поиски их на «Земле-0», где я провёл те отвратительные полтора года с момента, как очнулся, без денег, и вещей, где-то в окрестностях Парижа. Не зная языка, не зная, где я и почему, ничего не зная. Мои воспоминания о Галлии мало на что годились. Четыре месяца я пытался понять, как именно мне искать их. Никого не нашёл. И продолжил поиски на «Земле-1»…
И ещё почти месяц. Было отчего опустить руки. Но осознание, что часть способностей вернулась ко мне, не позволило впасть в отчаяние. И я стал учиться. Увлечение Интернетом миновало меня там, в Галлии: тогда не было Всемирной Сети для всех желающих. Теперь она была. И я принялся учиться.
После двух сотен прыжков методика поиска была отработана до мелочей. Визит в полицейский участок, где у меня сразу же находились добрые знакомые, визит в ближайшее Интернет-кафе. Остаток дня — на обработку информации. Следующий день — полёт к «коридору». Великий боже, как мне надоели самолёты! Но ничего быстрее не было. Мгновенное перемещение — всё ещё удел фантастов, мне же было нужно то, с чем справится та версия Земли, в которой я пребываю. Получалось два-три дня на изучение каждой очередной версии.
Отличать реальности оказалось просто. Там, где меня не было до настоящего момента, всегда оказывалось девять часов двадцать две минуты пять секунд (время парижское), двадцать второго июня две тысячи десятого года… Если же я посещал версию повторно, время отсчитывалось с момента, когда я оттуда ушёл.
После каждых пятидесяти «скачков» я позволял себе неделю отпуска. И читал, читал, учился… Узнавал историю (она менялась, к счастью, не слишком сильно), изучал языки (они тоже менялись не слишком сильно), накапливал знания. Это помогало сосредоточиться, не терять надежды, двигаться и двигаться.
* * *После шестьдесят второго скачка я обнаружил первого двойника. Софию Лоренцо. В этот раз она звалась София Лоретти. И, разумеется, была математиком.
Я сделал паузу. В три месяца. Чёрт возьми, почему бы просто не пожить, не насладиться радостью того, что жив? Люди, большинство из вас не могут радоваться этому. По-настоящему.
Я не рискнул встречаться с этой Софией. Не хватило смелости. И я продолжил. На сто восемьдесят втором скачке я нашёл Доминик.
Я повидался с ней. Осторожно. Она смутно узнавала меня, мы немедленно нашли с ней общий язык, но… это было всё. Слишком мало оставалось прежней Доминик. И я, помня о том, как упорно, никого не слушая, не обращая внимания на возражения, София искала Жана, принялся искать такую версию, где были бы оба двойника.
Данные накапливались. В среднем в каждой одиннадцатой версии оказывалась София (почему я наткнулся на первого двойника только на шестьдесят втором скачке — не пойму). В каждой двадцать третьей — Доминик. Каждая пятая «версия» Софии была замужем за Жаном Леттье.
