Стивен Бакстер - Эволюция
— Здесь я родилась, — сказала она, будучи не в состоянии заставить эти слова звучать достаточно убедительно. — Но я боюсь. Я не смогу помочь этому месту.
— Я буду с тобой, — шепнул он.
С тонким расчётом она вложила свою ладонь в его руку. Она поймала взгляд Мути; он ухмылялся, вполне сознавая происходящее.
Они спустились с радиального проспекта к огромным постройкам в центре города. Теперь Юна точно была ошеломлена. Высотой в три этажа, эти здания были организованы в большие жилые массивы, которые возвышались над остальной частью города, словно великаны. Здания располагались широким квадратом вокруг центрального внутреннего двора, где густо росли трава и цветы. Вооружённые острыми пиками люди стояли у каждого входа, подозрительно разглядывая проходящих. Женщины ходили с чашами воды, которую разбрызгивали по траве.
Мути усмехнулся, глядя на Юну:
— И снова она куда-то смотрит. Что же теперь такого странного?
— Трава. Почему они льют на неё воду? — она пыталась выразить свои мысли. — Дождь идёт. Трава растёт.
Мути покачал головой.
— Недостаточно регулярно для Потуса. Думаю, он бы охотно покомандовал и погодой.
Они зашли в самое большое из зданий. Юна никогда не была в таком огромном замкнутом пространстве. Лестничные марши и приставные лестницы вели к похожим на антресоль уровням, расположенным выше. Несмотря на свет дня, на стенах горели дымные факелы, отбрасывая тени и наполняя дворец жёлтым светом. Люди в светлой одежде ходили по всем этажам, и некоторые из них махали Кераму и Мути, проходившим мимо. Всё было похоже на ветви огромного дерева, если взглянуть снизу. Даже пол был необычным: он был сделан из древесины, разрезанной так гладко, что он казался скользким под её ногами, и был натёрт маслом или жиром до блеска.
Они пришли в самый центр здания. Здесь находился помост, поднятый от земли на высоту плеча. И на помосте, на красивом резном куске дерева сидел самый толстый мужчина, какого когда-либо видела Юна. Его груди были крупнее, чем у кормящей матери. Его живот, блестящий от масла, был похож на Луну. А его голова была шаром плоти, полностью лишённым волос; его скальп был брит, и он не имел ни бороды, ни усов, ни даже бровей. Он был голым по пояс, но носил штаны, сшитые точно по фигуре.
Этим жирным существом был Потус, Могучий. Он был один из первых королей человечества. Он говорил со стоявшим у его локтя тощим, словно труп, мужчиной, который, сильно сосредоточившись, теребил большим пальцем отрезки покрытой узлами нити.
Керам и Мути терпеливо ждали, пока освободится внимание Потуса.
— Что они делают с нитью? — прошептала Юна.
— Числа, — шепнул Мути. — Они делают запись, эммммм, работы города и ферм: сколько овец и коз, сколько зерна можно ожидать от следующего урожая, сколько новорождённых, сколько умерших.
Он улыбнулся, увидев её изумлённые глаза.
— Наши истории расскажут эти куски нитей, Юна. Так живёт Ката Хуук.
Керам подтолкнул его. Человек с нитью отошёл. Большая голова Потуса повернулась к ним. Керам и Мути сразу же поклонились. Юна просто глазела на него, пока Керам не нагнул её.
— Пусть она встанет, — сказал Потус. Его голос звучал, как грохот гравия в речном русле. Глядя на Юну, он подозвал её.
Юна нерешительно вышла вперёд.
Он склонился над ней. Она чувствовала запах животного жира на его коже. Он так сильно потянул её за волосы, что она взвыла.
— Где вы её отыскали?
Керам быстро объяснил, что случилось в Киире.
— Потус, она говорит, что родилась здесь — здесь, в Ката Хууке. Она говорит, что была украдена ещё ребёнком. И…
— Сними свою одежду, — бросил Юне Потус.
Она отшатнулась, сторонясь его запаха, и не повиновалась. Но Мути торопливо срывал с неё кожаную рубаху, пока она не осталась голой.
Потус кивнул, словно оценивал добычу охотника.
— Хорошие груди. Хороший рост, хорошая осанка — и щенок в животе, как я погляжу. Ты веришь ей, Керам? Я никогда не слышал о ребёнке вроде неё, украденном… наверное, пятнадцать-шестнадцать лет назад?
— Я тоже, — промолвил Керам.
— Говорят, что дикие, живущие за границей полей, вырастают, как эта: высокие, и выглядят здоровыми, несмотря на свою ужасную жизнь.
— Но, если она дикая, она умная, — осторожно сказал Керам. — Я думал, что её рассказ развлечёт тебя.
— Это правда! — сказала Юна.
— Это умеет говорить, — разразился лающим смехом Потус.
— Она хорошо говорит. Она умна, мой господин…
— Станцуй для меня, девочка.
Когда Юна молча посмотрела на него, Потус произнёс тихо, но твёрдо:
— Станцуй для меня, или я прикажу немедленно вышвырнуть тебя отсюда.
Юна мало что поняла из происходящего, но отчётливо увидела, что её жизнь зависела от того, как она ответит сейчас.
Поэтому она танцевала. Она вспомнила танцы, которые она и её сестра Сион устраивали, будучи детьми, и танцы, в которых она участвовала уже взрослой, следуя скачкам шамана.
Через некоторое время Потус улыбнулся. А затем он, вместе с Керамом и Мути, начал хлопать в такт ритму, который отбивали её босые ноги по полу из полированного дерева.
Голая, окружённая странными вещами, она всё танцевала и танцевала.
С самого начала Юна уяснила для себя, что, если она хотела остаться здоровой, хорошо есть и быть свободной от бича бесконечной, монотонной и изнурительной работы, то она должна была оставаться как можно ближе к Потусу.
И потому она делала себя как можно интереснее. Она рылась в своих воспоминаниях, относящихся к умениям и трюкам, которые были обычным делом среди её собственного народа, однако казались удивительными этим жителям улья. Она устраивала соревнования по бегу на длинные дистанции, где побеждала с поразительной непринуждённостью, даже будучи беременной на последних сроках. Она делала копьеметалки и показывала своё умение поражать такие маленькие и далёкие мишени, что многие в окружении Потуса даже не могли разглядеть их. Она брала случайные куски камня, древесину и ракушки, и, начиная вообще без инструментов, сама делала из камня лезвия и вырезала украшения — этот процесс казался людям чарующим и удивительным — настолько далеки они были от природных богатств Земли.
У неё родился ребёнок. Это был стройный мальчик, который, когда вырастет, мог бы стать похожим на Тори, своего ныне навсегда потерянного отца. Она начала как можно раньше учить его бегать, танцевать и бросать копьё, как умела она сама.
И когда, наконец, она упросила Керама лечь в её постель — когда он простил ей ложь, которой она воспользовалась, чтобы убедить его привести её сюда — и когда минул год, уже нося его усыпанное золотом ожерелье из ракушек, она родила ребёнка от него; она чувствовала, что её место в сердце этого людского гнезда было безопасным.
