Андрей Мансуров - Разрешенная фантастика – 3
Корвин спросил о другом:
– Как тебя зовут, дракон?
– Адам.
– А твою самку?
– Она – не самка. Она – женщина. Её зовут Ива.
– Что ж, Адам и Ива. Удачи вам. – Корвин развернулся хвостом к драконам, и начал разбег. Уткур, явно хотевший что-то ещё сказать на прощанье подросткам, передумал, и последовал за Корвином.
Через полчаса молчания, когда они уже потеряли из виду побережье, и внизу бушевал лишь бескрайний океан, Корвин повернул длинную шею к напарнику:
– Вот чует моя задница, что будут у нас с ними проблемы. Зря Фандор оставил их в живых. Хотя, конечно, жест для Властителя красивый – королевская милость, великодушие, справедливость. Жалость к детям, и всё такое… Подданные будут уважать.
– Согласен. И с тем и с этим. – Уткур помолчал. Всё же добавил, – Думаю, в ближайшие веков десять всё же они к нам не сунутся. Им будет не до нас. Пусть-ка попробуют побороться с Законами Матери-Природы.
Мы-то знаем, что выживает всегда наиболее приспособленный…
Так что наши потомки увидят – выживет ли их, так любящий жить стаями, Род.
– Да. Потомки увидят…
3. Обмануть обманщика.
Рассказ.
«Скорей с Неба польётся вода, или люди будут жить в Городе!..»
Присказка народности Нинту.
Ветер перекатывал по широким улицам серо-голубые шары странствующего куста.
Ромул, ехавший сразу за головным тарпоном, впереди колонны, и уже с трудом скрывающий нетерпеливое раздражение, сплюнул прямо на землю. (Тьфу ты – на песок!) Но так, чтобы это не было заметно остальным: кощунство!
Здесь, словно на легендарной «Дюне» из древней фантастической саги: даже капля воды – священна. Ну, для аборигенов. Так что слава Богу, что они едут без проводников…
Как же его достала эта пустыня!
Ничего: скоро уже можно будет слезть с раздражающе-укачивающей спины, движущейся в такт размеренной поступи.
Он невольно оглянулся: отряд экспедиции растянулся. Впрочем, винить людей в этом нельзя: так привыкли двигаться вьючные животные, автоматически выстраивавшиеся в караванную линию с очень большими интервалами.
Всё верно. Это – складывавшаяся тысячелетиями тактика выживания: если попадётся яма-ловушка жука-подпесочника, погибнет только первое животное. Остальные перегруппируются, и обойдут роковое место. Выручать угодившего в сорокаметровый колодец собрата всё равно бессмысленно: жук – уродливый хитиново-бронированный двадцатиметровый монстр, напоминающий чудовищную сколопендру с клешнями и головой скорпиона – первым делом откусывает жертве голову.
Или, если на первом тарпоне сдуру ехал какой-нибудь юдорец, или человек – головы.
Правда здесь, на открытых всем ветрам улицах Города, опасаться ям жуков, или засад варанов Локолоко, не надо. Улицы, занесённые песком за неисчислимые века до половины высоты зданий, вымощены камнем. А глубина слоя наносов не более трёх метров.
Наконец они без приключений проехали окраины с их хаотично разбросанными невысокими домами, больше похожими на подготовленные к обороне квадратные бункеры: настолько приземистой и неказистой была так называемая «архитектура». Просто монолитные, как бы вросшие корнями (Если б таковые имелись у строений!) параллелепипеды. Со скруглёнными углами и щербатыми стенами. Сточенными за мириады лет неумолимыми песчинками до такого состояния, что признать в оплывших коробках построенные людьми дома нет почти никакой возможности: просто пирамидки с чуть наклонёнными вовнутрь стенами, и с плоской, ровной, словно спиленной гигантской пилой, крышей. На которую, разумеется, нанесён слой вездесущего песка…
На подобии улицы, обозначившейся более-менее явно через примерно километр после окраины, можно было бы свободно промаршировать взводу. Причём – растянувшись в шеренгу. Да ещё с приличным интервалом между бойцами.
Ромул снова хмыкнул: похоже, строители или проектировщики, если таковые всё же имелись, обожали масштаб и монументальность. Не их вина, что всё теперь сточено и изъедено до гротеска, и почти занесено толстым слоем мелкого бледно-жёлтого песка. Слепящего глаза миллионами бликов под чертовски ярким солнцем Юдоры.
Песок хрустел на зубах, набивался в щели одежды, проникал между седлом и комбинезоном, заставляя постоянно ёрзать, и щуриться даже в солнцезащитных очках с гермотубусом. А без этого тубуса из сверхмягкого резилона зрение на Юдоре очень быстро превращалось из источника информации в беспрерывную досадливую маету с протиранием моргающих и слезящихся глаз. Которые затем нужно промывать. И закапывать.
Аборигенам легче: у них глаза во время бодрствования автоматически прикрываются костными щитками со столь часто и густо расположенными щетинками псевдо-ресниц, что даже непонятно: как им удаётся сквозь такую завесу хоть что-то разглядеть. Да и вообще – юдорцы превосходно приспособлены к местным условиям: жаре под сорок в тени, постоянному ветру, и полному отсутствию воды на поверхности. Чешуйки, как у рыб, не дают жидкости слишком интенсивно испаряться из организма, а пальцы передних лапок отлично приспособлены к самой тонкой работе.
Не иначе, как происхождение аборигены ведут от ящериц-сцинков. (Как земляне называли местных чрезвычайно шустрых мелких варанчиков с чуть заметным на общем серо-коричневом фоне тускло-бордовым ромбическим рисунком на спине – за весьма большое сходство с обитающими в пустынях родной планеты.) Или мантикор.
Последние от ящериц отличались тем, что лапок насчитывалось двенадцать, а голова напоминала птичью: на её конце имелся клюв. Помогающий разбивать вдребезги крепкие кремнистые панцири песчаных улиток. Похоже, заменявшим и мантикорам и ящеркам и пищу и воду. Откуда достают, и вообще – нуждаются ли в воде местные животные, учёные ещё точно не выяснили. Разве что, как кусты странствующего куста, впитывали конденсирующуюся на холодном теле предрассветную влагу, порами кожи…
Ну, за время вынужденного безделья на корабле, пока «усваивались» и «прививались» все те прививки, и инъекции разной медицинской хрени, что должна была предохранить людей от местных болячек, а аборигенов – от болячек землян, Ромул, разумеется, изучал. Архивные материалы. И кое-что более-менее уразумел. В частности, что «промежуточным» хищникам «пищевой цепочки» – мантикорам и сцинкам – хватает воды, что они получают из улиток.
А вот улитки, похоже, и правда – как-то научились улавливать и накоплять в организме влагу, конденсируя её прямо из воздуха. Жаль только, для человека они ни в каком – ни варёном, ни жареном – виде не съедобны. Потому что даже самый голодный и нетребовательный идиот не сможет съесть нечто, вкусом напоминающее губку, пропитанную мочой…