Владимир Круковер - Чужой из психушки (фрагмент)
— Когда я научу тебя правильно разговаривать. Ты не уголовник, мы с уголовниками боремся, ты работник правоохранительных органов. Хоть сейчас и перестройка, но слова Феликса не перестраиваются. Помнишь слова?
— Ты имеешь ввиду Феликса Бочку, из ГАИ? — неуверенно спросил Второй.
— Какое ГАИ!? С кем мне приходится работать, Шьит! Дзержинского я имею ввиду. Чекиста. Того, кто сказал, что у работников правоохранительных органов должна быть трезвая голова, хорошее сердце и чистые руки. Ты руки сегодня мыл?
— Когда мне их было мыть?
Вот, и рожа с утра уже пьяная.
— А сам-то, сам! — не выдержал подчиненный. — Ты, будто, не похмелялся!
— Похмелялся. Но руки мыл. Я каждое утро руки мою. И сердце у меня хорошее, недавно кардиограмму снимали в больничке, так и сказали: удивительно, печень заразная, а сердце — хоть куда…
— Не заразная, а циррозная, — некстати вмешался Третий охотник. У меня такая же. Это у всех, кто много пива пьет, цирроз развивается.
— А это чё, вредно? — поинтересовался Второй.
— Чё тут вредного, у моего кума тоже цирроз, ему уже под шестьдесят. Каждое утро начинает с пива, а вечером без бутылки белой за стол не садится. И здоров, как бык племенной. Два мешка сахара запросто несет.
— Какого, кубинского или краснодарского? — проявил осведомленность Старший охотник.
— Ты чё, краснодарского! — возмутился рассказчик, — Краснодарский и дурак унесет. Кубинский, по 85 кило каждый. Ишь ты — краснодарский. Краснодарский-то по 45, его и дурак унесет!
Было видно, что неуместное упоминания легких краснодарских мешков почему-то очень его обидело. И он долго бы еще ворчал на эту тему, защищая здоровье циррозного кума, но Старший, вдруг, вспомнил про основную тему разговора.
— Ты меня не сбивай, — сказал он категорически, — меня не собьешь. Ты запомни, что нельзя на воровском жаргоне изъясняться. Надо говорить не стиры, а листики или по литературному — карты, не наколол, а подставил, обманул, не катала, а шулер, крутяга, шпрот. А что там дальше то было?
— Ну, что, — оживился Второй, — там вообще много всего было. Бабка была, старорежимная еще, кликуха — Княгиня. Она ему на эти листики и дала наколку. Десятка, говорит, сперва придет, потом туз, а последняя — дама. Как раз очко, двадцать одно, значит. Ну, и бери банк. Клёвый фильм. Одно плохо поют много. Правда, одна песня блатная. Три карты, три карты, три карты…
— Послушайте, — возмутился Третий охотник, — за пивом кто-нибудь пойдет? Скоро уже на облаву, а мы еще не похмеленные.
— Ты и пойдешь, — невозмутимо сказал Второй, незаметно передергивая колоду, — много говоришь, потому и проиграешь.
Он скинул карты и открыл их. Выигрыш был явный.
— Сан оф э битч! — пробормотал аполог здорового кума. — Деньги давайте, я вчера платил.
Он ушел, а Второй покосился почему-то на умывальник. Казалось, что ему хочется вымыть руки, но какие-то сомнения бередят его неуклюжий мозг.
— Слушай, — сказал он, — ты про этого Феликса точно знаешь?
— Даже кино видел, — уверенно ответил Старший. — Он все время в шинели ходил, длинной такой. Его, даже, сам Ленин уважал. Когда этот Дзержинский попал в засаду, то Ленин сразу позвонил туда и говорит, что если сейчас же Феликса не отпустите, то буду расстреливать каждый час по десять человек ваших.
— А откуда он их взял, чтоб расстреливать?
— Так это же Ленин, Пахан всех большевиков! Он перед этим целый Съезд арестовал. Всех, кто из других партий. Он крутой был, вроде Ельцина. Чуть что не так, сразу латышских стрелков вызывает и ставит всех на уши.
Старший охотник любил поговорить. Одно время он работал в ГАИ и прославился "Инструкцией по вождению легкового автомобиля". Начиналась эта брошюра так:
"Посадка в автомобиль
1.1. Открыть дверцу автомобиля.
1.2. Перенести центр тяжести на левую ногу.
1.3. Придерживаясь левой рукой за открытую дверцу или крышу автомобиля, перенести правую ногу и тело вовнутрь.
1.4. Убрать левую ногу с асфальта.
1.5. Закрыть дверцу.
1.6. Кистью правой руки взять ключ зажигания…"
Он еще долго мог продолжать свою лекцию по истории партии, но вернулся Третий охотник. До ларька было всего — ничего, да и смотался он, ясно, не пешком, а на оперативном джипе. Кроме двух баллонов пива он прихватил вяленой рыбки. И спустя минуту рты у всех оперов были заняты…
С жалобным звуком порвалась струна. Кот отбросил гусли и опустился в позу, более привычную для кошачьих, — на все лапы. Наваждение кончилось. Я стряхнул с рубашки рыбью чешую и раздраженно плюнул через перила. Снизу вновь раздалось оханье и проклятье. Такое впечатление, что все лысые собрались под моим балконом.
15. Детективный парадокс
Настоящий дурак не может смеяться над настоящим дураком. Один из них
обязательно фальшивый.
Адам Смит— Послушай, Бе, — сказал я проникновенно. — У тебя писательский талант. Может, ты мне надиктуешь детективчик, а я его продам? Издательство "Магриус" давно испытывает дефицит авторов.
Не надо было мне этого говорить. Правда, раскаялся я позже, когда узнал, что буквально через минут тридцать после этой фразы в издательство пришла толпа авторов. Кроме того почта доставила мешок телеграмм, в которых известные писатели предлагали "Магриусу" свои услуги. А электронная почта вообще творила нечто невообразимое — предложения поступали от писателей покойных. Например, Эдгар По послал рассказ про ворона-афериста, а Конан Дойл — целую повесть со звучным названием: "Доктор Ватсон идет по следу".
Ыдыка Бе не ограничился ликвидацией авторского дефицита. Одновременно он выложил передо мной несколько листов первой главы детектива: "Мститель из ФСБ".
"Шел снег и два человека. Один в пальто, а другой — в ФСБ.
Тот, что в пальто, двигался с неожиданной для пожилого мужчины грацией. Будто кошка. Второй шел грузно. Возможно потому, что одновременно с передвижением говорил вслух.
— Для меня ты все равно полковник, — говорил он. — Важны не звезды на погонах, а состояние души. Полковник — это не звание, а образ жизни. И мне не вполне понятно, доколе? Доколе ты будешь терпеть? Тебя вышибли с работы, у тебя отбили жену и она забрала твоего сына. Тебе, наконец, до сих пор не платят положенную пенсию! Доколе!!
Полковник поправил поднятый воротник пальто. Пальто было из хорошего кашемира, темно-серого цвета, с большими черными пуговицами. Он не столько слушал товарища, сколько думал. Думал и вспоминал.
Вот и сейчас ему вспомнилась жена, красавица, моложе его на восемнадцать лет. Он поочередно вспомнил ее низенький лобик с очаровательными бугорками прыщей, маленькие мутные глазки с реденькими ресницами, выступающий подбородок, острый, как туристический топорик, нежные обвислые груди с крупными морщинистыми сосками. Из сосков росли черные жесткие волосики; когда он их касался, обеих охватывало возбуждение. Ниже располагался чудесный выпуклый и немного кривой животик; он помнил, что пупок на этом животе был очень глубокий и большой, в нем всегда скапливались жир и какие-то крошки, и он любил ковырять в нем указательным пальцем, некая прелюдия любовной игры. Потом шло главное, а еще ниже — ноги. Короткие, с выступающими милыми коленками, очаровательно кривоватые, покрытые такими же черными и жесткими волосиками, как соски. Она всегда носила короткие платья, зная, что созерцание этих ног сводит мужчин с ума. Туфли из-за плоскостопия она носила на низком каблуке, ступни у нее были большие и широкие. Перед сном, сняв чулки, она любила ковырять руками между пальцами ног и нюхать руки. Иногда она давала понюхать и ему, что предвещало ночь бурной любви.
