Сергей Снегов - Экспедиция в иномир
Вскоре мы попали в обширный зал, залитый фиолетовым сиянием с потолка. Ликующе раздуваясь, вариалы устремились к сиянию. Даже верные Иа и Иу унеслись под потолок, где беспорядочно толклись другие вариалы. Николай с Артуром установили свой громоздкий дешифратор на грунте, я ограничился моим универсальным, хотя он пока не давал никакой расшифровки. В отчете Артура много написано о том, что земные конструкторы приборов далеко не представляли себе всей сложности двенадцатимерного мира, — новых исследователей дзета—пространства понадобится экипировать основательней.
Судя по поведению вариалов, путешествие было завершено, нас привели на «конечную станцию» — так называли мы этот зал в отчете. Я скомандовал привал, мы с Жаком уселись на пол, Николай с Артуром заканчивали измерения. Они подтвердили, что вариалы не притягиваются, а отталкиваются от почвы и сила отталкивания пропорциональна величине и форме тел — вероятно, все трансформации и объясняются стремлением менять силу отталкивания. Эта удивительная сила, в нашем мире встречающаяся лишь среди одноименных электрических зарядов, в дзета—мире быстро, чуть не в седьмой степени, ослабевает с высотой и становится равной силам стяжения — они тоже действуют, но гораздо слабее. Имеется полоса, где стяжение уравновешивает отталкивание, там появляется невесомость. В полосе невесомости расположены входные площадки лесенок. Вариалам нужно усилие, чтобы опуститься ниже и подняться выше этой полосы, в ней же они резвятся вволю — это стихия беспечального существования. Электрических зарядов у вариалов мы не обнаружили. Николай считал, что отталкивание не связано с электромагнитными полями, а стяжение — не гравитационной природы. Я спросил Артура, увязывается ли это с рассчитанной им заранее природой двенадцатимерного мира, он ответил, что кое-что подтверждается, а кое-что нет, и дальше не захотел развивать эту тему.
Для проверки Николай взлетел под потолок и немного пошатался там. Возвратившись, Николай доложил, что под потолком невесомость полная и что там вариалы почти не варьируются.
— Друг Полинг, — торжественно сказал Артур, — хочу сделать важное сообщение. Попрошу полного экранирования.
— Боишься, что кто-нибудь из вариалов заденет тебя? — удивился Николай. — Но ведь это милые создания!
— Боюсь, что они нарушат течение моей мысли или отвлекут вас от проникновения в ее суть, — невозмутимо ответил Артур.
— Лучше бы всего возвратиться на корабль, но можно поговорить и тут, если отстраниться от созданий, которых ты называешь милыми, и их города, который мне не представляется столь милым.
Полное экранирование, как показала проверка на Немесиде, означало полное отстранение от всех воздействий окружающего мира. Правда, оно было испытано лишь в нашем восьмимерном мире, но по теории Артура и расчетам конструкторов «Пегаса» неполадок и в дзета—пространстве быть не могло. Для осторожности я включил генераторы «Пегаса» на постепенное выпадение из окружающего. Сперва замутились самосветящиеся стены и притушился сияющий потолок, потом стали расплываться вариалы, а через минуту уже ничего вокруг не было. Мы сидели как бы в коконе своего индивидуального мирка — ни дзета—мира не существовало для нас, ни нас для него. Мне жаль, что я не древний писатель романов, отменно живописавших ужасы — страшные схватки со зверями, войны между народами, продвижение по опасной служебной лестнице, катастрофы в природе, семейные измены. Если бы у меня хоть на грош было литературного умения, как бы нарисовал я картину нашего совещания в абсолютной пустоте! Художники прошлого рисовали богов и святых величаво восседающими на облаках. А мы были в ничто — пустота внизу, с боков, сверху! Николай в восторге воскликнул, что и не подозревал, как это прекрасно — быть среди совершеннейшего ничего!
Проверив прочность экранирования, я обратился к Артуру:
— Мы слушаем тебя, друг Хирота.
— Я хочу сказать, что мы находимся в мире, где не действуют ни наша логика, ни наша математика. Логика здесь не аристотелева, а математика не евклидова.
В этом и состояло великое открытие Артура Хироты.
5
Наверно, даже Жак, всегда соглашающийся с Артуром, на этот раз не смог бы объявить, что все мгновенно понял и все сразу принимает. Мы заранее знали, что отправляемся в необыкновенный мир, и предвидели массу «ожиданного неожиданного» — и отсутствие привычных телесных форм, и действие еще неизвестных физических законов, и невиданные пейзажи. Первое знакомство с дзета—миром — и странным куполом, и радиалами, и светоморем, и расширяющейся перспективой, и трансформирующимися вариалами — подтвердило, что новостей немало. Но я уже вспоминал, что втайне новый мир меня разочаровал: его удивительности были менее удивительны, чем мне заранее воображалось, и я побаивался и желал чего-то более впечатляющего и опасного — в общем, того, что мы называем «необыкновенными приключениями». В сообщении Артура не было ничего ужасного, он повторил более подробно то, что уже высказывал. Но оно показалось мне гораздо удивительней, чем любое опасное путешествие. Я уточнил:
— Ты, стало быть, снова называешь неаристотелевым тот вздор, что нам несет дешифратор? Надо ли тебя понимать так, что все, где нет смысла, является лишь иной формой логики? Но ведь логика есть всегда система осмысленных, а не бессмысленных операций.
— Речь не о бессмысленности вообще, а о тайном смысле внешне бессмысленных действий. Ты сказал, что вариалы напоминают тебе безумных. Это очень глубокая мысль, Казимеж, я уже говорил. Но ты не продумал ее до конца. А я думал только об этом. И когда понял, к чему она ведет, страшно обрадовался.
— Обрадовался? Тебя радует абсурд?
— Раньше условимся, что называть абсурдом.
— Абсурд — все. что противоречит логике. Неужели надо заранее договариваться о таких определениях?
— Лучше договориться. Так вот, абсурд мира вариалов таков лишь для нас, но для их мышления этот мир естествен.
— Ты сказал, что знакомство с вариалами тебя радует?
— Да, именно так, И ты, конечно, понимаешь почему?
— Конечно, не понимаю — так точней.
Артур поглядел, словно удивлялся моей тупости. Я хладнокровно снес его невежливый взгляд. Он заговорил, как бы читая элементарную лекцию несмышленышам:
— Но это же просто, Казимеж! Чего, собственно, мы ожидали? Потрясающих новых приключений в старом стиле, давно ставших шаблоном для космопроходцев, — жуткие галактические уголки, мрачные и сияющие планеты, неистовые и потухшие звезды, встречи с чудовищами животного мира, с питекантропами разума, низшими и высшими цивилизациями, мыслящими, в общем, так же, как мы, но либо пока с наслаждением поедающими друг друга, либо достигшими могущества и благости богов. Человек до сих пор всюду встречался со своим миром, с самим собой, но только с собой на разных стадиях своего общественного развития, и мы привыкли везде искать что-то похожее на нас — бывших или будущих.
