Роберт Силверберг - Откройте небо!
– Вы знали, что лазаристы найдут на Венере телекинетиков?
– Я этого не знал, но надеялся на нечто подобное. Я просто знал, что будет очень хорошо, если лазаристы обратят внимание на Венеру, поскольку эта идея и сама по себе хороша. Вы следите за моими мыслями? Так вот, по этой самой причине я выкрал у них Лазаруса и поместил его на шестьдесят лет в стеклянный склеп. Тогда я еще не знал, почему я это делаю, но уже видел в своих путешествиях по времени, что пророк и мученик Лазарус сыграет большую роль у лазаристов. Я мог бы его убить, но подумал: будет лучше, если на какое-то время спрятать его, а потом бросить неожиданно в мир, как козырного туза. Двадцать лет назад я разыграл этого козыря. А сегодня я бросаю на стол свой последний козырь: самого себя. Я должен улететь. Моя работа здесь закончена. Я много лет потратил на то, чтобы объединить оба движения. Это случилось, и я улетаю.
После довольно продолжительной паузы Кирби сказал:
– Вы ставите меня в довольно неловкое положение, мистер Форст, заставляя ратифицировать решение, столь же неизбежное, как восход солнца и смена времен года.
– Вы вправе на Совете голосовать против меня.
– Но вы в любом случае улетите?
– Да, и я хотел бы, чтобы вы меня поддержали… Правда, это ничего уже не изменит… Кроме того, мне важно, чтобы именно вы поняли, ЧТО я делал все эти годы. Скажите, вы можете назвать хоть одну причину, по которой я должен остаться на Земле?
– Вы нам нужны, мистер Форст. Это – единственная причина.
– Ну, это несерьезно. Я вам совсем не нужен. План выполнен. Настало время передать бразды правления другим. Вы просто слишком тесно связаны со мной внутренне, Кирби, и вы не можете привыкнуть к мысли, что я не вечно буду дергать за ниточки.
– Может быть вы и правы, – согласился Кирби. – Но кто в этом виноват?
Ведь вы окружили себя такими людьми, которые с вами во всем соглашаются.
Вы всегда сами принимали решения, и поэтому превратились для движения в нечто вроде святого духа или огня. А теперь вы хотите погасить этот огонь.
– Я просто передвигаю его на другое место, – ответил Форст. – Послушайте, Кирби, я хочу вам кое-что предложить. Члены Совета соберутся через шесть часов. Я сделаю свое заявление, и, по всей вероятности, оно произведет на них такое же впечатление, как и на вас. Так вот, уйдите куда-нибудь на эти шесть часов и хорошенько подумайте о нашем разговоре.
Не смотрите на это как на нечто неприемлемое, а трезво оцените все за и против. Тогда вы сможете объяснить собранию, что для будущего Братства просто необходимо, чтобы я улетел.
– Вы считаете…
– Не говорите сейчас ничего. Вы еще не переварили мои слова, а когда вы это сделаете, то поймете, что Братство должно развиваться именно в этом направлении. А пока помолчите.
Кирби улыбнулся:
– А вы еще продолжаете дергать за веревочки, не правда ли, мистер Форст?
– Это вошло у меня в привычку, но сейчас я делаю это в последний раз.
Можете мне поверить.
6
На длинной лесной просеке подросток-телекинетик выполнял спортивно-показательные упражнения.
С обеих сторон просеки до самого горизонта, серого и мутного, стеной, стояли гигантские деревья. Их длинные и густые ветви с темной листвой иногда переплетались над просекой, образуя плотный свод. Вот под одним из таких сводов, на мягкой болотистой почве, покрытой сырыми опавшими листьями и густой травой, собралась группа молодых голубокожих людей, одетых в зеленые рясы. Они демонстрировали свои телекинетические способности. Их было человек десять-пятнадцать. Недалеко стояли взрослые и наблюдали за ними. В центре взрослой группы находился Дэвид Лазарус, а вокруг – руководители венерианского движения: Кристофер Мандштейн, Николас Мартелл, Клод Эмори…
Лазарусу трудно пришлось с этими людьми. Для них он был всего лишь мифической фигурой – уважаемой, но призрачной. Привыкнуть к его присутствию им было не так то и легко.
Но сейчас все осталось позади, и они подчинялись его приказам.
Поскольку он много лет проспал, то был одновременно и моложе, и старше своих помощников, одновременно богаче и беднее их опытом, что порой мешало признанию его авторитета.
Лазарус сказал:
– Вопрос решен. Форст уйдет, и движения сольются. Я буду главой объединенного движения, а Кирби – заместителем на Земле. Детали я с ним еще обговорю.
– Я считаю, что нам подстроили ловушку, – сказал Эмори. – И я говорил об этом с самого начала, как только пришло это невероятное известие. Не подавайтесь на это Лазарус. Форсту нельзя доверять.
– Форст воскресил меня.
– С каких пор вы стали испытывать к нему благодарность? – спросил Эмори. – В конце концов, он вас и засадил в нашу дыру. Вы это сами говорили.
– Мы еще не совсем уверены, – сказал в ответ Лазарус, – хотя Форст сам сказал о своем решении. Но нет доказательства, что…
– Мы не можем доверять Форсту, – сухо перебил его Мандштейн. – Клод прав. Но если он и впрямь взойдет на борт этой капсулы, то что мы потеряем, если запустим его в другую галактику? Мы избавимся от него, и у нас на шее останется только Кирби. Видимо, у него тоже есть свои притязания, но в целом он разумный человек, и, главное, ему чужды экстравагантные выходки Основателя.
– Слишком уж гладко все получается, – упорствовал Эмори. – Объясните, почему же этот Форст, имея такую власть, вдруг добровольно уходит в отставку?
– Возможно, ему стало скучно, – предположил Лазарус. – Абсолютную власть может понять лишь тот, кто ею обладает. А ведь это скучная и противная штука. В конце концов, можно позволить себе поиграть миром лет двадцать-тридцать, но ведь Форст правил целых сто лет, и ему это уже, наверняка, надоело. Поэтому повторяю: мы должны принять его предложение.
От него мы избавимся окончательно, а с Кирби найдем общий язык. Кроме того, у Форста есть хороший аргумент: ни мы, ни он без взаимной помощи не можем полететь к звездам.
Николас Мартелл кивнул на юношей:
– Мы потеряем несколько способных людей, – не забывайте этого. Полет в капсуле – это огромная нагрузка для людей и телекинетиков.
– Форст уверял меня, что о них позаботятся в Санта-Фе и восстановят их силы, – возразил Лазарус.
– И еще кое-что, – добавил Мандштейн, – по последнему соглашению, мы получим доступ к Центру форстеров. Должен признаться, что у меня личный интерес к нему и мне нравится эта идея. Я думаю, пришло время для совместной работы и взаимопонимания. Форст улетит, а с Кирби мы договоримся.
Лазарус был доволен: он не надеялся с такой легкостью получить поддержку Мандштейна. Но последний был уже стар, ему перевалило за девяносто, и он очень хотел продлить свою жизнь. А сделать это было можно только в Санта-Фе. Конечно, его мотивы нельзя признать благородными, но он и сам этого не отрицает. Жить долго – естественное желание каждого человека.
