Яна Дубинянская - Финал новогодней пьесы (фрагменты)
* * *
Острая боль пронзила все тело, вырвала из сна, сотрясла страшной дрожью, и Марша вскочила было с кровати... Нет!!! Надо лежать, она где-то читала об этом, ни в коем случае нельзя совершать резких движений, только так можно спасти ребенка... Профессор! Он все знает, он должен помочь... - Господин профессор, - беззвучно позвала она. И громче, уже овладевая непослушным языком: - Господин Арриго! Никто не отвечал. Боль постепенно отпускала, расходясь равномерными пульсирующими волнами. Кажется, она гнездилась не в животе, а где-то выше, в груди... впрочем, определить было трудно. Никогда раньше с Маршей не случалось ничего подобного. Сердечный приступ? Вроде бы они происходят как-то по-другому... Надо спросить у профессора. Она осторожно повернула голову. Кровать Дейла Арриго была аккуратно застелена. Конечно, он же предупреждал, что сегодняшний семинар может перерасти в стихийную дискуссию и затянуться... еще он просил не запирать изнутри дверь. Днем профессор уже стоял целых четверть часа под собственным номером, тарабаня изо всех сил и ловя насмешливо-сочувственные взгляды коллег. А Марша не слышала, - нет, правда, она совсем ничего не слышала, сидя с ногами на кровати лицом к стене, мучительно пытаясь придумать, что же делать дальше... Альберт Сон. Он словно специально прятался от нее. В гостинице он ухитрился зарегистрироваться под вымышленным именем рядового солдата из приезжей воинской части, занимая при этом отдельный номер-люкс. Когда Марше удалось, наконец, определить, где именно Сон живет, и как следует выстроить железную цепь аргументов, которыми она собиралась воздействовать на этого страшного непробиваемого человека, уже близился вечер. С отчаянной решимостью она поднялась на четвертый этаж и постучалась к драматургу. Никто не отозвался, и Марша спустилась вниз узнать у портье, уходил ли из гостиницы очень высокий бородатый мужчина в пестрой рубашке. Не уходил. Более того, портье, проникшийся неожиданной симпатией к молоденькой любовнице профессора Арриго, - а кстати, госпожа Брассен, это правда, что биохимикам платят по две тысячи суточных в валюте?... любезно сообщил Марше, что на данный момент во всей гостинице и нет никого, кроме нее и того самого человека. Ученые на конгрессе, солдаты в патруле, столовая уже закрыта, даже в баре санитарный день... Если Альберт Сон не лазил по чужим комнатам в отсутствие хозяев, он мог находиться только у себя. Марша стучала долго, и нарастающее раздражение глушило волны неуверенности и страха. Если бы тогда Сон все-таки открыл дверь, она бы не растерялась. Она во что бы то ни стало заставила бы его вернуть Франсиса. Прежнего Франсиса, жизнь которого не зависит ни от каких пьес. В жизни которого скоро появится красивая синеглазая девочка по имени Изольда, или сын нет, не Франсис, зачем нам путаница в именах? Он сам придумает имя своему сыну... А если бы Альберт Сон не смог, - вдруг она требует в принципе невозможного? - или же не захотел этого делать... Что ж, наверное, она бы его убила. Но он не открыл. В конце концов, он мог лечь спать или просто задумался, отключившись от всего мира, - Марша поняла бы. Она вернулась к себе, легла пораньше с благословения профессора Арриго, так и не соорудившего ширму, а утром вскочила в пять часов и, превозмогая головокружение и тошноту, встала на страже под Соновой дверью. В девять утра Маршу нашел там профессор и долго бушевал на радость коллегам и солдатам, безуспешно пытаясь уговорить ее вернуться к себе. А в десять явилась горничная со сменным бельем, постучала, подождала, а затем своим ключом отперла замок. Марша успела заметить смятую постель на кровати в номере. Но Сона уже не было. Четвертый этаж. Каким образом?! Она выслеживала драматурга в столовой, в баре, в вестибюле, она дала взятку портье, а сама отправилась в город, на набережную - разумеется, пустая и безнадежная затея, но вдруг?!... У берега стояли яхты, и Марша вспомнила, что надо вернуть куртку и шляпу тому моряку с "Изольды"... как-нибудь потом, он никуда не денется. А вот военных кораблей в порту стало заметно меньше. Боже мой, в комендатуре ей так и не сказали, когда уходит корабль Франсиса... Марша возвращалась в гостиницу по прямой, насквозь просматривающейся из конца в конец улице, и внезапно далеко впереди увидела яркое пятно мужчину в пестрой рубашке. На всякий случай прибавила шагу, хотя мало ли людей в тропиках носят такие гавайки, - и тут мимо прохожего прошествовал патруль, и самый высокий из трех солдат был на голову ниже того человека... Когда она, задыхаясь, едва держась на ногах, добежала туда, Альберт Сон уже исчез. Вообще исчез. Словно специально прятался от нее. ... - Марша, ты здесь? Она села на кровати. Боль уже почти отпустила, только тупо ныло в груди, словно не боль даже, а мучительная тоска. Все равно надо рассказать профессору. Хорошо, что он пришел... - Отвернись к стене и не смотри, - между тем скомандовал он, приотворяя дверь. - Не смотри, если ты хоть немного думаешь о ребенке! Голос Дейла Арриго звучал приглушенно и прерывался, дыхание свистело. И еще странный шуршащий звук, словно он волочил за собой какую-то тяжесть. Марша изумленно повела бровями и честно отвернулась. Профессору лучше знать. Он шумно возился у нее за спиной, тяжело дыша, словно после марафонской пробежки, и тихо приговаривая что-то сквозь зубы на своем языке. Оглушительный визг пружин скрипучей кровати, звучный вздох огромного физического облегчения. - Значит, так, - снова заговорил он, - надо срочно позвать Анджея. Спустись на второй этаж, номер точно напротив нашего, не дай бог, перепутаешь! Спросишь господина академика Стойчикова, пусть бежит сюда немедленно, чем бы он там не занимался. Скажешь, я зову. И не смотри! Не отрывая взгляда от стенки, Марша набросила поверх ночной рубашки халат и выскочила за дверь. Второй этаж, номер напротив, академик Стойчиков. Она абсолютно ничего не понимала. - И пусть возьмет инструменты! - догнал ее голос профессора. Какие еще инструменты?... Она сбежала по лестнице, столкнувшись с лысым стариканом-биохимиком из соседнего номера, не преминувшим откровенно заглянуть за глубокий вырез ночнушки, несколько секунд постояла в коридоре на втором этаже - тут двери располагались зеркально по отношению к третьему, и было не так-то просто сориентироваться, - и забарабанила в люкс, хотя в первую же секунду почему-то поняла, что там никого нет. - Господин Стойчиков! Тишина. Она повернулась, взбежала вверх и, влетая в номер, едва не споткнулась о что-то, неожиданно подвернувшееся под ноги. - Его там не... Она осеклась. Это что-то под ногами - была полная миска бледно-красной воды. Полупрозрачными медузами плавали в ней клочья расползшейся ваты, и еще несколько таких тампонов лежали на краю миски, пропитанные темной кровью. - Я сказал: не смотри! - взвился профессор, метнувшись к Марше и за руку оттащив ее в другой конец комнаты. - Сиди на своей кровати и не оборачивайся, для тебя тут нет ничего интересного! Как его там нет?! Ты хорошо постучала? А-а, да... Она услышала, как Дейл Арриго заскрежетал зубами и по-южному гортанно выругался. - У них сегодня закрытие секции с банкетом, - с невыразимой ненавистью в негромком голосе пояснил он. - Все, труба. Не выживет. Марша широко раскрыла глаза. Не оборачиваться. Но... - Кто не выживет?! - Не твое дело!!! - заорал профессор так, что она даже вздрогнула. - У тебя ребенок! Мне кажется, ты все время об этом забываешь! Думай о ребенке и не лезь в чужие дела! К горлу подступил горький ком, глаза защипало, вновь запульсировал в груди клубок необъяснимой тупой боли. Почему нельзя смотреть? И почему можно обижать ее? Беспомощно, глотая слезы, она проговорила: - Не смейте кричать на меня... Позвонили бы лучше туда, где банкет, пускай позовут вашего Стойчикова... Резкое порывистое движение за спиной, гулкий лязг сорванной с рычага телефонной трубки. Автоматная очередь набираемого номера. - Алло? Срочно найдите мне академика Анджея Стойчикова, он среди приглашенных на банкет! Срочно, я сказал! Это профессор Дейл Арриго из института Санта-Альба, и если вы немедленно не... черт, что ж они там копаются... Анджей! Живо в гостиницу, заскочишь к себе за инструментами и сразу в мой номер, помнишь, где? Да, прямо сейчас, да, необходимо!... Не телефонный разговор... Усталый короткий звон - трубка упала на рычаг. Глубокий вздох. Слезы неудержимыми едкими каплями текли по щекам, пока рука профессора не приложила к ее глазам край пододеяльника. Арриго тяжело опустился на кровать рядом с Маршей и обнял ее за плечи. От него сильно пахло потом, чуть-чуть - дорогим одеколоном и еще чем-то густым и неуловимо-знакомым... - Извини. И не оборачивайся, я тебе и так объясню, - тихо сказал он. - У меня на кровати лежит человек, он тяжело ранен, тебе вредно такое видеть. Ему необходима операция, я надеюсь, что Анджей успеет. Он был когда-то отличным хирургом, доктором без персонального кладбища, и ушел в чистую науку, когда потерял первого пациента..., - профессор оглянулся через плечо. - Если этот думает умирать, хоть бы загнулся до приезда Анджея, он же не выдержит второго раза... Черт, и еще банкет!... - Кто этот человек? - глядя в стену, спросила Марша. - И почему бы вам не отвезти его в больницу? Арриго взял ее лицо в руки и резко развернул к себе, широкой коричневой ладонью закрывая боковой обзор. Она видела только его глаза, два пронзительных черных угля под мохнатыми бровями. - Вот что. Анджей - мой старый друг, ему я доверяю как себе. Тебя я почти не знаю, но раз уж ты здесь оказалась, придется и тебе довериться. Никому не говори, что у нас лежит раненый. Иначе у него будут крупные неприятности, а он... клянусь, он их не заслужил! Она кивнула, непроизвольно опустив взгляд. Сегодня в обед профессор переоделся в элегантный серый костюм с металлическим блеском, с ослепительно-белой манишкой и стальным галстуком, который Марша уже привычно сама завязывала на нем... Галстук всего лишь съехал набок. Пятна на манишке были кирпично-бурые, заскорузлые, а по всей правой стороне костюма - просто темные, еще влажные и, наверное, липкие... Марша заметила, что край воротника ее халата тоже окрасился красновато-коричневым, и ее замутило. Дейл Арриго стремительно встал, дернул ее за руку, увлекая за собой, быстро провел через номер, не давая взглянуть на свою кровать, и чуть ли не впихнул в туалет. Она еще была там, когда раздался дробный стук в дверь номера, скрип створки и приглушенный голос с легким акцентом: - Что стряслось, Дейл? И встречный вопрос вместо ответа: - Много ты успел выпить на своем банкете? И уже не совсем вопрос: - Операция?... Марша вышла и сразу же лицом к лицу столкнулась с невысоким человеком во фраке, седым и морщинистым, на вид лет на двадцать старше Дейла Арриго, если бы не совершенно прямая осанка и четкие, безупречно скоординированные движения. И еще круглые прозрачные глаза не то ребенка, не то святого. Академик Стойчиков смущенно кивнул ей и перевел взгляд на профессора. - Она беременная, - бесцеремонно бросил Арриго. - Ее надо убрать отсюда. И тут Марша увидела... В общем-то, почти ничего. Их фигуры закрывали ей обзор, но за ними угадывалось распростертое на постели тело мужчины. И совсем близко загорелый подъем ноги между кроссовком и штаниной потрепанных джинсов. Анджей Стойчиков шагнул вперед. - Вот ключи от моего номера, госпожа, - сдержанно произнес он. - Прошу вас, посидите пока там. Это на втором этаже... - Она знает, - перебил профессор. Стойчиков кивнул. - А ты останься, Дейл, будешь ассистировать. - Разумеется! И оба ученых отвернулись, они уже не помнили о ней. Марша вышла из номера и плотно прикрыла за собой дверь, победив неожиданно острое желание все-таки посмотреть, хоть мимолетно взглянуть на того человека на кровати. Если профессор запретил... наверное, он прав, наверное, это действительно может повредить, ей нужно думать о ребенке... Она уже почти спустилась по лестнице, когда все тело снова пронзила электрическим разрядом невыносимая резкая боль. Это пройдет, это должно пройти, это не страшно, это уже проходило! лихорадочно уговаривала она себя, двигаясь по стенке сквозь сплошную мглу. Надо вернуться, ей необходима помощь не меньше, чем тому раненому... но для этого нужно подняться по лестнице, что совершенно невыполнимо... Ничего, пройдет, пройдет, должно пройти... А потом они все равно придут к ней... поздно не будет, нет, ни в коем случае не будет поздно! Это не ребенок, это выше, наверное, все-таки сердечный приступ... если бы знать, насколько он опасен для ребенка... Она добралась до двери номера академика - нет, какие ключи, какая замочная скважина в непроглядном мраке... Но дверь оказалась незаперта, и на последнем усилии Марша вползла в комнату, рухнула на кровать, сотрясаемая новым взрывом боли, и потеряла сознание. ... Когда она пришла в себя, боли не было совсем - только слабость во всем теле и необъяснимая уверенность, что все самое страшное бесповоротно осталось позади. Она осталась жива - хотя могла умереть, в этом тоже не было сомнений, - и теперь всем будет хорошо. И ей, и ребенку, и... Зажегся свет. - Ты спишь? - спросил профессор Арриго. - Извини, если разбудил. - Я не спала, - ответила Марша. - А как там?... Профессор присел на край кровати. Бледное помятое лицо, смертельно усталые глаза. Вместо окровавленного костюма он набросил махровый банный халат, открывавший коричневую грудь с курчавыми седыми волосами. - Все нормально. Не настолько тяжелый случай, как мне казалось. Будет жить долго и счастливо, а пока спит, самое малое на ближайшие тридцать шесть часов. Анджей остался с ним, переночует на твоей кровати, если не возражаешь. Марша села. - Нет, конечно. А вы... то есть мы - здесь? И утомленное лицо профессора слегка оживилось, блеснули белые зубы между узкими темными губами. - А мы, получается, здесь. О чем уже известно госпоже Кригстон, которая совершенно случайно попалась мне сейчас по дороге, а значит - и всей делегации. Представляю, в каком виде эти перемещения будут преподнесены моей жене. Марша улыбнулась. Ощущение безмятежной защищенности крепло, и она решила, что не стоит рассказывать профессору о тех непонятных приступах. Оконное стекло с противоположной стороны уже облепили москиты и ночные бабочки, и Дейл Арриго выключил верхний свет, оставив только тусклый торшер под теплым оранжевым абажуром. - Вы женаты? - с небольшим опозданием удивилась Марша. - А ты думала, почему я к тебе не пристаю? - откликнулся Арриго. - Кстати, я буду спать в кресле, не переживай. Я женат на самой прекрасной женщине в нашей долине... и во всем мире тоже. Сорок лет назад я положил из-за нее двух человек. Марша приподняла брови. - Как это "положили"? Он приглушенно, но самозабвенно расхохотался. - Дитя скучного серого асфальта! На дуэли положил, на поединке. Что, разумеется, не принято в так называемых цивилизованных странах, - он вздохнул. - Впрочем, и у меня на родине давно приравняли к обычному бытовому убийству... А жаль. Дейл Арриго помолчал, мечтательно глядя поверх головы Марши, а потом негромко произнес: - Вот он бы меня понял. - Кто? Профессор встал, в одну секунду стряхнув романтическую пелену воспоминаний. Ответил скороговоркой, с пробивающимися командными нотками. - Тот человек, которого оперировал Анджей. Еще вопросы? Спи давай! Тот человек... Распростертое на кровати тело, скрытое за спинами двоих ученых. Обожженая солнцем кожа высокого подъема ноги, старые кроссовки, потертые джинсы. И невыносимая боль, дважды пронзившая грудь. Оба раза, наверное, в тот самый момент, когда... Тот человек, он бы понял - про поединки и красивых женщин... Марша поднялась и посмотрела в глаза профессору. - Я хочу его увидеть. Прямо сейчас.
