Иннокентий Сергеев - Мария
Из письма к Марии, 30. 05. 89 г.
Мессалина.
Все кончено, нет больше силы
Размеренно дышать,
Так хочется разбиться, милый,
О блядскую кровать.
Покоя нет, есть только смута
И ночь без масок дня,
Нет века, лишь одна минута
Бездонного огня,
Покоя нет, и в круговерти
Мученья не избыть,
Скажи, к чему бояться смерти,
Когда тебе не жить?
Всегда найдутся легионы,
Найдется нож и яд,
Имперской власти пантеоны
Над пропастью парят.
Один лишь шаг, не бойся, падай
К началу всех начал,
Крушенье - вот твоя награда,
Когда не устоял,
И кончено. Нет больше силы
Размеренно дышать,
Так хочется разбиться, милый,
О блядскую кровать.
Из письма к Марии, 28. 06. 89 г.
"Я начинаю много писать. Если это не трудно для тебя, передай с кем-нибудь мою печатную машинку. Я встречу поезд.
Я мог бы взять в прокат, но я очень зажат с деньгами".
Из письма Марии, 04. 07. 89 г.
"Высылаю тебе машинку и деньги. Ты поросенок. Почему сразу же не написал, что на мели? Теперь-то я буду бдительнее".
Из письма к Марии 07. 07. 89 г.
"Я хочу всего лишь очистить великое учение Христа от накипи предрассудков, которая напластовалась на него... Открывать человеку возможности для его развития, а не закрывать их, не сковывать его гений... Не голос догмы, но живой голос собственного призвания. Это путь любви, наслаждения, совершенного удовлетворения от жизни".
Из письма Марии, 16. 07. 89 г.
"Мне нелегко вести с тобой философскую дискуссию. Твои познания не сравнить с моими, но мне не нравится, когда ты говоришь "новое". Когда говорят, что это что-то новое, то обычно отзываются с презрением ко всему "старому". Ты не думаешь, что создаешь всего лишь новый тип Сверхчеловека?"
Из письма к Марии, 26. 07. 89 г.
"Наверное, я не совсем удачно сформулировал свои мысли, и ты не совсем верно меня поняла. Я вовсе не утверждаю, что благо - это то, чего еще никто не видел и не знал, то, чего еще не было на свете. Я вовсе не собираюсь называть шесть тысячелетий земной цивилизации средневековьем, боже упаси. Напротив, я утверждаю, что гений не только существовал во все времена, но и был всегда единственным двигателем подлинного прогресса. Но не нужно брать за образец для подражания Рафаэля или Бетховена. Нельзя быть таким, какими были они, гений не имеет аналогов, он неповторим, и чтобы следовать тому же пути, что и Леонардо или Моцарт, или Гершвин, не нужно пытаться копировать их, нужно идти своим путем, единственным праведным, чтобы быть столь же гениальным.
У нас на полке стоит книжка про Гершвина. Открой ее и найди эпизод, где Гершвин просит Равеля, чтобы тот давал ему уроки. Равель отвечает: "Будьте первосортным Гершвином. Зачем вам быть второсортным Равелем?"
Китайцы выразились еще категоричнее: "Встретишь Будду, убей Будду".
Из письма Марии, 03. 08. 89 г.
"Ты очень подробно пытаешься растолковать мне свои позиции. Но ведь нам достаточно просто поговорить, правда? Если ты берешься за серьезное дело, тебе следует экономнее расходовать свои силы и не перегружать себя. Ты знаешь, я никогда не обвиню тебя в высокомерии, а потому прошу тебя, береги себя".
Из письма к Марии, 09. 08. 89 г.
"Ты просишь, чтобы я берег себя. Что это значит? Смысл жизни человека в том, чтобы извлечь из себя все до конца. Всю жизнь свою вложить в то, что он делает. Это ницшеанское стремление к самоуничтожению. Добро отличается от зла тем, что его никогда не бывает слишком много, в то время как зла, напротив, всегда слишком много.
Если мы будем сдержаны по отношению к самым близким людям, то перед кем тогда вообще стоит выкладываться?"
Из письма к Марии, 16. 08. 89 г.
"Мы парим над пропастью. Ни один архитектор не способен создать ничего подобного. Я аплодирую братьям и сестрам своим, даже не зная их лиц, не зная метража их квартир и телефонных номеров. Или даже их нет вовсе, но не зная об этом, я аплодирую им.
Я говорю: "Смотрите! Вот полет над пропастью".
Из письма к Марии, 19. 08. 89 г.
"О нашем времени писал еще Гофман. Суди сама: "В то несчастное время, когда язык природы не будет более понятен выродившемуся поколению людей... в это несчастное время вновь возгорится огонь Саламандра." ("Золотой горшок.")
Из письма Марии, 10. 10. 89 г.
"Будь осторожнее. Мне не нравится твой китайский юмор".
Из письма Марии, 15. 08. 89 г.
"Мне кажется, что ты должен быть очень осторожен и чувствовать большую ответственность за все, что ты говоришь людям, и за то, как это отразится на их жизни. Ведь ты, по сути, вводишь нового человека в мир".
Из письма к Марии, 22. 08. 89 г.
"Каждый человек обязан отвечать только перед Богом и только за самого себя. Я не чувствую ни малейшей ответственности за кого бы то ни было, кроме себя самого, за чьи бы то ни было дела, кроме своих собственных. Если кто-нибудь, прочитав мою статью, выпьет затем литр самогона и в порыве чувств прирежет кого-нибудь, то я вовсе не считаю себя ответственным за это. Я исполняю свой долг, и только. Долг перед Богом. И перед тобой".
Из письма Марии, 29. 08. 89 г.
"Я писала тебе, чтобы ты был осторожнее, не потому что я сомневаюсь в том, что ты и сам разберешься, что и как. Просто легко можно поддаться порыву эмоций, а тогда как ты сможешь себя контролировать?
Я прочитала в Евангелии: "По плоду узнаете дерево".
Что ты думаешь об этом?"
Из моего письма, 10. 09. 89 г.
"Если ты вырастишь яблоню, и на ней будут яблоки, а потом придет кто-нибудь и польет их ядохимикатами, а ребенок сорвет яблоко и съест, то кто виноват в том, что яблоко худое? Ты, вырастивший яблоню, или тот, кто отравил ее?
Если в людях просыпается их собственная животность, то я не в состоянии искоренить ее, увы. Я могу сделать очень немногое, но то, что я могу, я должен сделать. Никто другой не сделает этого, если этого не сделаю я".
Из моего письма, 13. 09. 89 г.
"В том, что это так хрупко, видимо, есть некий смысл.
Ты стоишь на балконе, и я заставляю свой голос нарушить молчанье,
чтобы признаться в любви.
Кто поет так? Я не знаю.
Может быть, птица в ветвях? Я не знаю.
Я хочу так немного сказать
или просто встать на колени, не задев тебя голосом слов.
Ведь это так хрупко".
Из моего письма, 18. 09. 89 г.
"В церкви торгуют мороженым, мимо как по туннелю проносятся кролики в автомобилях, а кто-то стоит на коленях и просит своих палачей подождать.
Он хочет молиться. Ему говорят: "Три минуты".
Как твое имя, принц?
Черное поле и костры огня на нем белые, это наш герб. Историки найдут фамильное сходство в портретах.
Я беру в руки скрипку и говорю: "Мы впишем свои телефоны в альбом Того, Кто нас создал".
Из моего письма, 30. 09. 89 г.
