Александр Соловьёв - Мятежник Хомофара
Скрипнула дверь.
И вдруг, словно пленку зажевало. Скрип затянулся, превращаясь в низкий монотонный гул. За матовым стеклом поползли тени. Пасть громилы отверзлась, испуская басовитый рык.
Время стало вязким.
Вадим неожиданно постиг реальность. Он отчетливо увидел вариант будущего — таким, каким оно могло бы стать через пять-десять секунд.
Илья, Света, Марина — уже не те люди, которых он знал на протяжении многих лет. Тут они — призраки. Хотя у них на самом деле есть основы, источники, откуда исходят лучи. Мир, в котором родился и вырос Вадим — всего лишь одна из дальних плоскостей. Такая плоскость улавливает луч и фиксирует на себе его проекцию.
Расин и сам — одна из таких проекций, считающая себя личностью. Каким-то образом он перескочил выше, ближе к источнику лучей, неся с собой совокупность черт, образованных своей же проекцией.
Но здесь мир совсем иной. Эта плоскость размыта, она не может зафиксировать отображения большинства лучей, и потому пустынна и малообитаема. Призраки, идущие за ним, словно контуры людей, которых он знал. Они несут в себе лишь малую часть принадлежащих им свойств, хоть и в полной мере владеют силой луча. Это не личности, а темные подсознания.
Возможно там, в их привычном мире, они не понимают, что случилось с Расиным. Там происходит что-то совсем иное, чем здесь. Вероятно, у него опять приступ сумасшествия, и они просто силятся ему помочь.
Вот что произойдет здесь: коллеги вбегут в комнату ожидания и попытаются вернуть его назад, в операционную, для того, чтобы он стоял и смотрел на убитую им женщину.
Он должен бежать от своей вины, от призраков, от Гаерского. Но спрятаться надолго в каком-нибудь закоулке этого мира нельзя, ибо тогда он останется здесь навечно.
Он должен бежать.
Расин изо всех сил боднул громилу в переносицу, согнул ноги в коленях, скользнул спиной по стене, очутился на полу, дал кулаку разогнаться ровно настолько, насколько позволило образовавшееся пространство, и с силой впечатал кулак в пах громилы. Тот крякнул и повалился назад.
В ту же секунду дверь стала открываться. Голоса за ней звучали так низко, что слов нельзя было разобрать.
В следующий миг Вадим был уже на ногах. В два прыжка пересек комнату ожидания.
Над стеклянной дверью, ведущей в коридор, черной краской была выведена цифра «4». Что это значит? Оперблок всегда был на пятом этаже!
Он распахнул дверь.
Полет… Падение… Черный тоннель… Звезды… Вспышки… Черный тоннель… Коридор…
Коридор напоминал абдоминальное отделение только в общих чертах. Там, в конце, сразу за ординаторской, должен быть его кабинет.
Вадим пробежал мимо лестницы, краем глаза заметил поднимающегося Галаха.
— Ты молодец, Расин! — крикнул Галах вслед. — Все верно понял! Ты уже на четвертом уровне! Дальше давай сам!
Вадим, не замедляя ход, пробежал мимо.
— Главное, дверь закрывай за собой! — донеслось сзади. — После каждого уровня… И ни в коем случае не останавливайся! Засосет!
В стене появился просвет: стала открываться дверь ординаторской. В проеме показалось широкое, как сковородка, лицо заведующего. Пробегая мимо, Вадим поймал его озабоченный взгляд и заметил за плечом шефа Портного и Серегу. Они стояли неподвижно, как каменные изваяния.
— Вадик! Постой! — окрикнул его шеф.
Внезапно Расин сообразил, что оставил ключ от кабинета в кармане халата. Он выругался и медленно обернулся.
Шеф наступал, широко расставив руки. Шел на носках, нелепо улыбаясь, словно собирался изловить мотылька.
— Ребята. К стеночке его прижимайте, к стеночке, — говорил он.
Портной и Серега шли позади. Лица их были бесстрастны, глаза пусты.
Выйдя из-за спины заведующего, Серега также растопырил руки и стал обходить сбоку.
— Что я вам сделал, сволочи?! — голос Расина сорвался на злобный визг.
Он изо всех сил саданул в дверь кабинета плечом, но дверь не качнулась.
В конце коридора появилась операционная бригада во главе с племянником Гаерской.
Размахивая руками, группа людей побежала в сторону ординаторской.
Неожиданно наперерез бросился Галах.
Ростом он был несколько пониже Гаерского, но массы тела хватило, чтобы опрокинуть бегущих навзничь.
Упав сверху, Галах тут же приподнялся и, упираясь рукой в грудь громилы, стал наносить удары кулаком. Глядя на широкую спину в белом халате, можно было подумать, что это рыночный мясник, махая топором, разделывает тушу.
Вадим попытался занять оборонительную стойку, но руки шефа уже вцепились в воротник. Серега бросился вниз, обхватил ноги и стал валить на пол.
Падая, Вадим ударил шефа кулаком в лицо, но промахнулся: удар получился скользящим. Он ещё несколько раз махнул руками, пока они оставались свободными, но от падения на спину у него остановилось дыхание. В глазах потемнело.
Когда он снова смог глотнуть немного воздуха, тело было обездвижено. Портной налегал сверху, держа за обе руки, Серега сидел поверх коленей.
Расин сумел вывернуть голову. Изогнувшись, он вцепился зубами в руку Портного.
В эту секунду чей-то голос заполнил голову обрывками фраз:
— Не бойся, Расин… Ты на четвертом уровне… Здесь у тебя свобода действий… И даже если свяжут… ты вырвешься… Можно всегда… Они тебя запрут… Только никогда не останавливайся… Засосет… Уходи через любой предмет…
Голос, видимо, принадлежал Галаху.
Как уходить? — хотел спросить Вадим, но не смог.
Ему запомнился бессмысленный взгляд Портного. И ещё кровь, текущая по губам.
Затем на голову опустилось что-то тяжелое, и сразу стало темно.
Глава 8
Первым, что он увидел, открыв глаза, был большой стеклянный экран. Он отделял часть помещения, где стояла кровать, от другой части, заполненной оборудованием.
Руки привязаны к металлическим подлокотникам и надежно закреплены в отведенном положении. Голова гудела — то ли от удара, то ли от седативных препаратов. Все плыло перед глазами. В копчик упиралось что-то твердое. Должно быть, подставлена металлическая утка. Расин шевельнулся и почувствовал: ноги связаны. Значит, его считают опасным.
Кровать была сложена так, что он в ней полулежал-полусидел. Унизительно и чертовски неудобно.
Он и прежде бывал в отделении Хвана, но никогда не видел ни функциональных кроватей, ни, тем более, такого серьезного оборудования.
Как назло зачесался лоб. Расин повернул лицо, но ни к плечу, ни к подушке нельзя дотянуться.
Он вспомнил последние события и заскрежетал зубами.
