Александр Потупа - Фантакрим - XXI
— Не надо! — перебил его Грегори, изображая испуг. — Не надо ничего выколачивать — ни в два, ни в три счета… У тебя слишком здорово это получается! А кстати, куда ты меня тащишь?
— Тот самый бывший соратник Ясенева должен присутствовать сегодня на одном любопытном сборище. Такую информацию дали мне утром. Теперь Зэт заправляет чем-то важным у неолуддитов… А сборище тебе понравится особенно в плане размышлений о прогрессе. Если только успеем…
Великие замыслы лопаются из-за самой ерундовой мелочи, думал Зэт. Индиканал Ясенева не включается, и точка! И этот щенок мечет злобные взгляды — прямо парой блейзеров по мне полосует… Что делать?
Меня будут втискивать в историю в маске Герострата, словно Эвроцентр настоящий храм, а я хотел сжечь его ради своей славы. Да плевать мне на славу. В этом мире нет подлинного бессмертия, что бы там ни выдумывала эта Анна Ясенева с ее фантакопиями… А раз нет, слава — пустой номер, приманка для таких вот щенков, мечущихся среди воображаемых абсолютов. Слава простенький социальный пряник, которым легче всего принудить к усердию в меру сытых и довольных. Потому что в конечном счете все довольные в меру стремятся к безмерному, например — к славе на все времена. И им с удовольствием дарят эту дурацкую иллюзию.
Как ни глупо, а быть мне в черных героях. Стану кем-то вроде Кэттля из глупейшей детской фантпрограммы, стану этаким штамп-негодяем, легендарным регрессистом, отпугивающим многих, но кое для кого и притягательным. Нет-нет, и всплывут какие-то неолуддиты — хоть с обычной корой, хоть с тремя надкорками, всплывут и вспомнят меня и поклонятся моему портрету.
Эти подлые борцы за прогресс выдвинут первую попавшуюся идею дескать, я рвался к власти, хотел установить диктатуру неолуддитов. И ни за что не сообразят, что и на власть мне наплевать. Но меня обязательно спутают с этими горлопанами-неолуддитами, стремящимися привести всех к своему узколобому знаменателю. А ведь они для меня только временная ширма вот что трудно будет понять грядущим историкам… Никто не разглядит мою сокровенную пружину, не догадается, что я руководствуюсь высочайшими мотивами и ради них рискую угодить в черные герои развлекательных фантпрограмм.
Разве этот щенок, вызверившийся на меня из угла, поймет, что его похищение связано с великой проблемой Космического Молчания, между прочим, так и не решенной по-настоящему?..
Когда вспоминаешь те годы после ухода от Ясенева, жутко делается, удивляешься, что вообще выжил… Эти мои нелепые запросы в Большой Совет, громкие сигналы тревоги, — разве кто-нибудь прислушался к ним? И больше всего раздражало безмерное высоколобое равнодушие: «Эксперты Совета не считают поднятую Вами проблему первостепенно актуальной. Мы признательны за Вашу социальную активность и рассчитываем на нее в будущем…»
Идиоты! Надо иметь будущее, чтобы в нем на кого-то рассчитывать! Если верны все эти идеи ускоренного прогресса и возникают автоэволюционные цивилизации, непрерывно усложняющие свой лидирующий вид, то они должны буквально за считанные века овладеть всей Галактикой, как своим домом. Иначе зачем им все эти гиперментальные функции, все их ускоренно развивающиеся мозги? Казалось бы, очевидно — так нет! Начинаются бесконечные ученые тонкости — дескать, мы пока слишком слабы в смысле планетарных сенсоров и систем переработки информации, наверняка не воспринимаем многие типы сигналов, а прямой транспортный контакт — штука маловероятная, потому что любая сколь угодно развитая цивилизация диффундирует в пространстве Галактики крайне медленно… Оказывается, наши телескопы и компьютеры ни к черту не годятся, хотя их возможности уже опережают человеческое понимание. Но ведь суть не в том, насколько мы разовьем свои сенсоры. Почему Они не реагируют на нас, почему позволяют тонуть в космическом одиночестве — вот проблема проблем!
А я уверен, что знаю разгадку. Они тоже некогда дали волю своим Ясеневым и Нодье, они тоже приветствовали своего гиперментального мессию какого-нибудь суперсапа Лямбда с его бредовым проектом перепрограммирования жизни на принципиально новые молекулярные структуры… И захлебнулись их мечтами, как океанскими волнами. И покончили самоубийством на одном из крутых виражей прогресса, на вираже, который пытались пройти, не сбрасывая ускорения… Но никто не хочет слушать доморощенную Кассандру. Прилети сюда сейчас какой-нибудь зеленоухий беглец с такого-то, черт-те какого звездного скопления и шепни нам в предсмертной агонии — дескать, собратья по глупости, кончайте с этим бессмысленным прогрессом, пока живы, да тут по винтикам разнесли бы все эти эвроматы, одни топоры да грабли оставили бы…
Трагедия пророков — в их посмертности. Но тут хуже — памятники некому будет ставить, сочинения пророков пойдут на растопку пещерных костров или на жвачку новым динозаврам…
А связи с Ясеневым нет… И что делать с мальчишкой? Если до него доберутся мои зверята, дело обернется настоящим террористическим актом, и все падет на мою голову. А на нее и так падет предостаточно. Не хватало только крови Аннушкиного сына, который мог бы быть…
Пропади они пропадом, эти воспоминания!
Серебристо-голубая капсула спикировала на поляну вблизи небольшого коттеджа. Трое мужчин в черных комбинезонах и масках выпрыгнули из кабины, и вслед за ними оттуда медленно выбрался суперсап Лямбда. Его почтительно пропустили вперед, и он все так же неспешно двинулся к дому. Маски, подстраиваясь под его ленивый темп, поплелись сзади.
Я могу не спешить, думал Лямбда, хоть несколько минут провести в обычном, неконцентрированном времени как нормальный сапи, топающий по прекрасной лужайке к гостеприимному дому. Счастливы они, не видящие одновременно утра, вечера и полудня, перед чьими глазами не троится или не десятерится настоящее, не расслаивается сотнями вариантов прошлое, не пляшут автоиндустрированные фантомы будущего и вообще время не скручивается тысячами нитей в узлы вероятных катастроф.
Иногда думаешь — они и счастья-то своего не понимают, рвутся вверх к этому ослепительному многомерию, и бросают меня в разведку, хотя то, что я могу принести, много обширней их слабенького, но отчаянного разума.
Еще в детстве старина Жан рассказывал мне притчу об индейском юноше-лазутчике, которого племя решило внедрить в мир бледнолицых… Кончилось тем, что он по уши набрался цивилизации и не смог донести до собратьев сути машинного бытия, к тому же — не вписался обратно в племенную жизнь. Жан очень старался и не знал, что после первых же его слов я мгновенно проиграл полсотни вариантов, в одном из которых — разумеется, наиболее вероятном — произошло именно то, что и в притче… Вот и я вроде того лазутчика — мне нет пути назад, но нет и того города, где я мог бы жить как один из многих. Когда-нибудь, через несколько десятков или сотен лет, Земля заполнится подобными мне — все так. Но пока я не могу испытать главного человеческого счастья — оказаться среди миллиардов равных. И не знаю, суждено ли, потому что каждый суперсап слишком не стандартен. Жан убеждает, что это нормально для эпохи эксперимента, что потом… Мечтатель Жан!
