Юрий Тупицын - Эффект серфинга
— А ты?
— Я пока воздержусь. У меня другие заботы. — Он виновато улыбнулся. — Собственно, из-за этих забот мне и потребовалось встретиться с тобой так срочно. И наедине.
Глава 4
Циркулярное сообщение о перемирии в Даль-Гее, поступившее на «Торнадо» с запозданием, сразу изменило атмосферу на его борту. Разговоры о причинах вывода корабля на почётную трассу были позабыты. Экипаж «Торнадо» считался специально подготовленным для патрульных и всяких других экстраординарных работ как на самой Далии, так и в её космических окрестностях. Поэтому естественно было думать, что кратчайшую дорогу на Землю «Торнадо» дали для того, чтобы сразу же, без задержки подключить его экипаж к какой-то важной инициативе, связанной с Даль-Геем. Для Алексея Кронина и Клима Ждана такое объяснение было ещё и желанным. Особенно для Алексея, у которого конечно же затеплилась надежда на встречу с Кайной Стан.
Друзья принялись оживлённо обсуждать те возможности, которые открывались перед экипажем «Торнадо». У них даже сомнений не возникало, что почётную дорожку на Байконур им могли дать по какой-то другой причине. А вот Лобова одолели сомнения. «Ну хорошо, — подумал Иван, — в конце концов, в Даль-Гее перемирие, у ребят по этому поводу лёгкая эйфория, поэтому ничего другого, кроме этого перемирия, им и не приходит в голову. Но если рассудить здраво, то увязать ноль-вторую трассу с Даль-Геем не так-то просто! В самом деле, если их хотят срочно направить в Даль-Гей, то это проще сделать не с Байконура, а с центральной лунной базы. А если особой срочности нет, то при чем тут эта почётная трасса? К тому же, будь налицо некая особая срочность, связанная с залётом на Землю, об этой особой срочности непременно поступила бы на борт специальная информация. Между тем, главный диспетчер молчит! А если…»
Иван не стал додумывать до конца эту ускользающую мысль.
— Клим, — обернулся он к штурману. — Не было ли персонального пробела в циркулярке?
Штурман, увлечённый разговором с Крониным, не сразу понял смысл вопроса, и Лобову пришлось повторить его.
Очень редко, но такие случаи все-таки бывали, ЦУП или база, передававшие циркулярку, тем не менее решали, что некоему конкретному кораблю знать её содержание по той или иной причине не следует. Тогда в сообщение вместе с позывными корабля вставлялся кодовый сигнал пробела. Пробел мог быть общим, тогда бортовая аппаратура вообще его не фиксировала. Пробел мог быть и частным, тогда бортовая аппаратура блокировалась лишь по части информационного сообщения, фиксируя «пустую» часть циркулярки временной точкой, акустически воспринимавшейся в виде характерного писка. Пробел мог быть абсолютным, и тогда командир корабля не мог получить вырезанную часть информации. Пробел мог быть и относительным, тогда опущенная часть циркулярки могла быть все-таки передана на борт корабля по специальному запросу его командира. По отношению к «Торнадо» дело упрощалось. Шеф-пилот дальнего космофлота Иван Лобов через свой позывной два ноля единица мог затребовать на борт всякое циркулярное сообщение, любой пробел циркулярки был для него пробелом относительным, а поэтому и восполнимым. Вообще-то говоря, за все время своей деятельности экипаж «Торнадо» ни разу не попадал под пробелы циркулярных сообщений, поэтому Ивану и потребовалось время, чтобы разжевать кое-какие детали штурману.
— Не заметил, — сказал Клим, когда понял, в чем дело. Но честно говоря, я мог и не обратить внимания на марку пробела.
— Вот и проверь, — коротко заключил Лобов.
Штурман покинул кают-компанию, оставив после себя молчание, очень похожее на беспокойство.
— Есть пробел, — сообщил Клим через минуту. — Запросить?
— Я сам, — сказал Иван, поднимаясь на ноги.
Марка пробела стояла после информации о перемирии в Даль-Гее, поэтому конец этого сообщения Иван прослушал заново, мысленно подгоняя текст, точно это был живой собеседник. А потом последовала купюра циркулярки: «Сегодня в шесть часов семнадцать минут мирового времени рейдер „Денебола“ потерпел катастрофу при выбросе из подпространственного канала. Аварийный сигнал чёрного ящика „Денеболы“ свидетельствует, что рейдер при выходе на субсвет частично разрушился. Экипаж погиб, но успел ввести в действие программу „Голубой сон“. Для обследования „Денеболы“ и эвакуации погибших к месту катастрофы направлен патрульный корабль „Мистраль“. Служба безопасности связывает факт выброса „Денеболы“ с гравитационным ударом, последовавшим за вспышкой новой звезды на удалении восьми световых лет от места катастрофы».
Часть вторая
Глава 5
По-настоящему с Леной Зим Иван познакомился на Земле во время очередных каникул, последовавших непосредственно за орнитеррским патрульным рейдом. С Орнитерры, где так трагично погиб Виктор Антонов, «Торнадо» прибыл на ближайшую галактическую базу. Лену, ещё не очнувшуюся от глубокого сна, который едва не стал для неё вечным, положили в госпиталь. Но удар геновируса по её организму оказался столь сильным, что местные врачи, располагавшие ограниченным комплектом медицинской техники, не решились на радикальные меры. Лену срочно эвакуировали на Землю в центральную клинику астральной медицины, и уже здесь она была выведена из шоковой летаргии и в первом приближении поставлена на ноги. А «Торнадо» отправился в очередной патрульный рейд и ещё два месяца, как это и планировалось по графику, но уже без приключений, барражировал в заданной галактической зоне. Все когда-нибудь обязательно кончается, завершился и этот тревожный и опасный орнитеррский рейд «Торнадо». Для корабля этот рейд закончился в лунных эллингах, где он был поставлен на текущий и профилактический ремонт, а у его экипажа начались очередные полуторамесячные каникулы — на этот раз не очень весёлые. Погиб Виктор Антонов, и хотя торнадовцам не в чем было упрекнуть себя, горький осадок от пережитого остался, мешая им с обычной лёгкостью отряхнуть, так сказать, прах космоса со своих ног и с обычной лёгкостью погрузиться в земную жизнь.
Выяснилось, что жизнь новой крестницы торнадовцев, Лены Зим, вне опасности: она выписана из клиники, находится в центральном профилактории дальнего космофлота, что размещён на территории Йеллоустонского планетарного парка, но окончательно от удара орнитеррского геновируса ещё не оправилась, и когда оправится — неизвестно. На вопрос встревоженных торнадовцев о характере остаточного заболевания Лены центринформ ответил, что это — очень сложная нехарактерная психотропная болезнь. Чётких земных аналогов она не имеет, но более всего она сходна с так называемой биофобией — болезненным ощущением своей ненужности, обречённости, неотвратимо приближающейся близкой смерти. Проще говоря, биофобия — это глубокая депрессия, связанная либо с неумением, либо с нежеланием жить, депрессия пассивная, редко приводящая к самоубийству, но способная за два-три месяца свести человека в могилу. В первобытном мире она была распространена довольно широко. Хотя возникала, как правило, не спонтанно, а через сглазы, наговоры и другие колдовские действия, во всесилии которых заболевшие биофобией не сомневались. В современное же время биофобия встречается в виде редчайшего исключения, но все-таки встречается. И хотя торнадовцев поспешили успокоить, сообщив, что у Лены биофобия имеет лёгкую форму, ту самую, которая во времена русского православия уводила девушек в монастыри, на весь грустный век их делая христовыми невестами, — ясно было, что Лену следует навестить. Навестить всем экипажем и попытаться вернуть ей естественную радость жизни. Ну, хоть чем-нибудь помочь! Ведь она им не чужая. По давним патрульным традициям спасённая торнадовцами девушка становилась их крестницей.
