Ольга Кузнецова - Медленный солнечный ветер
Другое дело — Димитрия. Даже небольшие дозы облучения позволяли ее организму быстро восстанавливаться и возобновлять работу всех жизненно важных органов. От поразившего девушку шока уже не осталось и следа. Она чувствовала себя отлично, хотя волнение за капитана, который после короткого разговора уже успел запасть ей в душу, заставляло ее сердце биться быстрее.
Но вот до ушей Димитрии стали долетать обрывки разговора. Солдаты, принесшие в лазарет своего капитана, уже, наверное, покинули лазарет, так как вдалеке слышался топот тяжелых сапог.
— Вам больно, капитан? — Этот голос Димитрия знала хорошо — он принадлежал Дарко.
— Да что уж там. Залатают — буду как новенький. — Раздался короткий всхлип. — Боже, Томо, что ты как жмешься, как баба на выданье! Шей смелей!
— Это я виноват в том, что вам пришлось одному сражаться с дюжиной беженцев.
— Нет, сын мой, ты спас ту девушку — это главное. Чует мое сердце, неспроста мы заглохли именно здесь. Вот ты веришь в судьбу?
Дарко не знал. Тогда, когда он встретил Эву, он верил, а когда она умерла, перестал. Ответа на вопрос не последовало, но капитан Лекса и сам понял, с чем было связано молчание солдата. Он знал, как Дарко любил его дочь, и был безгранично счастлив, когда познакомился со своим будущим зятем. В его глазах он нашел ту любовь, о которой многие девушки могли только мечтать. Тогда все это казалось запредельной сказкой. Для всех: для Дарко, для капитана и для Эвы, которая подумала, что наконец-то нашла свое счастье. Но, как и во всякой бочке меда, в этой нашлась своя ложка дегтя.
— А я верю, — прохрипел капитан. Было видно, что он не переставал говорить только для того, чтобы заглушить ураган боли от полученных ран. Томо старался обработать и зашить их как можно быстрее, но кровь все не желала останавливаться.
Дарко распирала беспричинная ярость. Нет, не на капитана, а на ту самую судьбу, в которую тот так верил. Мужчина оперся руками на импровизированный операционный стол, на котором лежал капитан Лекса, и тихо произнес, стараясь избегать его внимательных глаз:
— Тогда скажите мне, капитан, что в таком случае нам делать с девушкой, если Посланцы, едва о ней узнают, тут же перемелют ее в порошок ради своих опытов, которые, черт возьми, вряд ли когда-нибудь увенчаются успехом!
Подстрекаемый только своей короткой бравадой, Дарко внезапно затих и, прикрыв ненадолго глаза, перевел дыхание. Он слишком много сил отдавал этой маленькой девочке. "Она того не стоит", — уперто шептал ему внутренний голос, но воспоминания об Эве, которые накатывались на него при виде Димитрии, действовали на Дарко гораздо сильнее.
— Через три дня состоится слет, ты знаешь. — Капитан Лекса вновь начал говорить спокойным и уверенным тоном. — Если девочке удастся попасть на него, избежав того, что о ней узнают на стационарных базах, то у нее еще будет шанс.
— Где территориально будет проходить слет?
— Где-то на границе Финляндии и Норвегии, но сейчас уже вряд ли определишь, чьи это территории. Границы-то сместились.
— Сколько у нас есть времени?
— Чуть меньше двух недель, — ответил капитан.
Ограничение по времени было их самым главным препятствием. План на первый взгляд казался безнадежным. Если Димитрии и удастся преодолеть такое расстояние всего за пару недель, что было крайне сомнительно, то на каждом пограничном пункте ее будут обследовать, и очень скоро информация о странной девушке дойдет и до Посланников. Это была смертельная авантюра, которая ставила на кон все, что команда капитана Лексы строила все эти годы. Если правда выйдет наружу, всех их ждет неминуемая гибель.
Дарко знал, к чему клонил капитан, предлагая привести Димитрию на слет: если остальных участников эмблемы золотого вихря удастся убедить в том, что не все еще потеряно и они могут перестать нести службу Посланцам, то ситуация сможет обернуться в пользу человечества. Но проблемы, с которыми им предстояло столкнуться в том случае, если они решатся на это предприятие, казались просто катастрофическими. Только полнейший безумец смог бы согласиться.
— Я могу прикрепить к ней несколько моих солдат, — добавил капитан. Несмотря на его тяжелое состояние, чувствовалось, как с каждым словом крепнет от возбуждения его голос. — Она сильная девочка, Дарко, она не пропадет.
Он знал это и без него. Но удача когда-нибудь может и изменить Димитрии, и тогда все старания окажутся напрасны. А он не хотел, чтобы еще одна невинная душа умерла по его вине.
— Я пойду с ней один, — жестким тоном сказал Дарко, показывая тем самым, что не потерпит никаких возражений.
— Как знаешь. — Капитан изобразил безразличие и попытался пожать плечами, и лишь когда боль полоснула его нутро, вспомнил, что был ранен. На самом деле он предчувствовал, что Дарко скажет именно это. Как и капитан, Дарко чувствовал какую-то особенную связь, пролегающую между погибшей Эвой и Димитрией. Они были двумя разными сторонами одной медали.
— Мне потребуется оружие и запас воды на неделю. Продовольствие еще можно будет где-нибудь найти, но вот вода почти везде отравлена. Нужна одежда для девушки и один спальный мешок. Мы выдвигаемся через сорок минут.
Димитрия вздрогнула. За разговором мужчины почти забыли о ее незримом присутствии, и девушку удивило, с какой легкостью они приняли решение касательно ее судьбы, даже не спросив ее согласия. Оно и понятно — здесь ее за человека никто считать не собирался; все воспринимали ее лишь как потенциальную прародительницу — людей ли, гибридов… Мало кого это волновало. Всех занимал только тот факт, что Димитрия оказалась недостаточно облучена, чтобы иметь больное потомство, и одновременно имела небольшую дозу облучения, которая гарантировала ей и ее детям выживание.
Это было так странно… Жизнь Димитрии остановилась, когда она была пятнадцатилетним подростком, и вот теперь на нее возложили надежду, что эта крохотная девочка сама в скором времени может стать матерью. Когда из маленькой Димки она успела превратиться во взрослую женщину?
Внезапно полог, за которым она находилась, дрогнул, и перед ней показалось уверенное лицо Дарко. И если сначала Димитрия и хотела с ним поспорить, чтобы дать ему понять, что она вправе сама решать, куда и с кем ей идти, то теперь она не могла вымолвить и слова, глядя в эти налившиеся тьмой глаза.
