Эллис Питерс - Датское лето (Хроники брата Кадфаэля - 18)
- Это старая, старая дорога, - сказал Кадфаэль. - Она берет начало у Честера и идет прямо к верховью возле Конви, где, как говорят, когда-то был форт вроде Честера. При отливе там можно перейти реку вброд, если хорошо знаешь дно, а когда прилив, лодки могут обойти это место.
- А когда мы переправимся через реку? - спросил с сияющим лицом Марк, жадно слушавший Кадфаэля.
- Потом мы будем карабкаться в гору. Если мы посмотрим отсюда на запад, может показаться, будто там нет пути, но тропинка ведет по горам и спускается прямо к морю. Ты когда-нибудь видел море?
- Нет. Как я мог его увидеть? До того как я попал к епископу, я ни разу не выезжал из графства. Я не отъезжал даже на десять миль от того места, где родился. - Теперь он напряженно всматривался вдаль, с восторгом ловя новые впечатления. - Должно быть, море - великое чудо, - сказал Марк, едва дыша.
- Добрый друг и злой враг, - веско произнес Кадфаэль, предаваясь воспоминаниям. - Уважай его, и оно будет к тебе благосклонно, но никогда не позволяй себе вольностей.
Принц ехал ровным шагом, который легко было выдерживать милю за милей в этой холмистой местности, поросшей свежей буйной растительностью. Всадники проезжали мимо деревушек, расположившихся в долинах, - несколько домиков и церковь, притулившиеся друг к другу, а вокруг - возделанные поля, походившие на гобелен. Попадались и одинокие хутора свободных землевладельцев, разбросанные там и сям, а среди них - не менее одинокая приходская церковь.
- Эти люди живут в одиночку, - сказал Марк, несколько удивленный.
- Это свободнорожденные люди клана. Они владеют своей землей, но не могут распоряжаться ею как им заблагорассудится - земля передается внутри семьи согласно строгим законам наследования. Деревни, где живут вилланы, вместе обрабатывают землю и вместе платят общинные налоги, хотя у каждого человека свой собственный дом, скот и надел. Мы следим за тем, чтобы земля распределялась по справедливости. Как только сыновья подрастают, они получают свой надел при следующем дележе.
- Значит, здесь никто не может наследовать землю, - резонно заключил Марк.
- Никто, кроме самого младшего сына - он наследует отцовский надел и дом. А его старшие братья к тому времени, как он подрастет, уже женятся и выстраивают свой собственный дом. - Кадфаэлю, а также, очевидно, и Марку казалось, что это справедливое, если и не совсем совершенное средство, гарантирующее, чтобы у каждого было жилище, работа и равное участие в доходах от земли.
- А ты? - спросил Марк. - Тут твой дом?
- Это и так, и не так, - ответил Кадфаэль, с некоторым удивлением думая о своих корнях. - Да, я родился в точно такой же деревне вилланов, а в четырнадцать лет получил свой надел. И поверишь ли - он не был мне нужен! Добрая валлийская земля, а я ничего к ней не чувствовал. Когда торговец шерстью из Шрусбери расположился ко мне и предложил работу, которая позволила бы увидеть хотя бы маленький кусочек нашего мира, я устремился в эту открытую дверь, не посчитав нужным упустить такую возможность. У меня был младший брат, готовый всю жизнь просидеть на одном клочке земли. А я устремился вдаль, и дорога привела меня в неведомые края. Я объездил полмира, прежде чем понял вот что: жизнь идет не по прямой линии, парень, а по кругу. Первую половину жизни мы стремимся убежать на край земли от дома, родных и покоя, а вторая половина окольными, но верными путями приводит нас обратно - туда, откуда мы начинали. Итак, я заканчиваю жизнь, привязанный обетом к тесному мирку, и мне редко выпадает случай выбраться из аббатства и съездить куда-нибудь. Я тружусь на маленьком клочке земли, и окружает меня ближайшая родня. И я доволен, - заключил брат Кадфаэль, удовлетворенно вздохнув.
Еще не наступил полдень, когда они перебрались через гребень высокой горы, и перед ними открылась долина Конви, а вдали, за зелеными пологими холмами, высились огромные бастионы Эрайри, и сверкавшие стальные пики вырисовывались на фоне бледно-голубого неба. Река, походившая на серебряную ленту, причудливо извивалась, пробираясь через илистые отмели на север, к морю. Сейчас был отлив, так что реку было легко перейти вброд. Дальше, как и предупреждал Кадфаэль, путь лежал в гору.
Первые несколько миль дорога была легкой, зеленой и солнечной, но затем она круто пошла вверх, соседствуя с горной речушкой. Наконец деревья остались позади, и путники очутились в краю вересковых пустошей, голом и открытом. Этой почвы не касался плуг, и здесь было пустынно - лишь внезапный порыв ветра шелестел в низких кустарниках, да взмывала ввысь птица, вспугнутая ехавшими впереди всадниками, да высоко в небе висели неподвижные ястребы. И все-таки даже в этой глухой, но прекрасной местности проходила дорога, выложенная камнями и поросшая грубой травой. Обходя заболоченные места и минуя лужи с коричневой торфяной водой, она шла прямо по скалистой стене, показавшейся брату Марку совершенно неприступной. В тех местах, где твердая скала выходила на поверхность, она становилась частью дороги, которую не надо было выкладывать камнями, и эта дорога неуклонно вела вперед.
- Это создали гиганты, - с благоговением произнес Марк.
- Это создали люди, - возразил Кадфаэль.
Дорога была достаточно широкой, чтобы по ней могла пройти колонна по шесть человек в ряд, но здесь помещалось не более трех всадников. Лучники Овейна, хорошо знавшие местность, отступили, оставляя мощеную дорогу для отряда. "Да, - подумал Кадфаэль, - эта дорога проложена не для приятных прогулок и соколиной охоты, а для перемещения множества людей из одной твердыни в другую с наибольшей скоростью". Дорога шла прямо, отклоняясь только там, где невозможно было пройти, и, обойдя препятствие, сразу же выпрямлялась вновь.
- Но мы не сможем пройти по этой отвесной стене, - изумился Марк, глядя на неприступные горы.
- Нет, там будет проход возле ущелья Бвлч и Ддеуфаэн. Мы переберемся через холмы, проедем еще три-четыре мили на этой высоте, а затем начнем спускаться.
- К морю?
- К морю, - ответил Кадфаэль.
Они подъехали к первому спуску, перед ними открылась защищенная от ветра деревьями и кустарником долина, в самом сердце которой весело журчал ручей. Вместе с отрядом он спускался с горы прямо к побережью. Теперь далеко позади остались речушки, которые текли на восток, к Конви, - здесь бурные горные ручьи сверкающими брызгами стремились прямо к морю. Вниз вела тропинка, проложенная у самого края расщелины, поросшей деревьями. Спуск постепенно становился все более пологим, ручей отклонился в сторону от тропинки, и внезапно перед всадниками открылось море.
Прямо под ними среди пестревших полей была деревушка, за ней - узкая полоска луга, переходившая в соленые отмели и гальку, а дальше - широкий морской простор. Там, вдали, в ясном полуденном свете отчетливо вырисовывалось побережье Англси, простиравшееся на север и оканчивавшееся крошечным островком Инис Ланог. У берега мелководье отливало бледным золотом с аквамарином, и лишь вдали, за песчаными дюнами Лаван Сэндз, темнела зеленовато-синяя вода глубокого канала. При виде этого чуда, о котором он грезил весь день, Марк придержал лошадь. Щеки его разгорелись, глаза сияли, и он все смотрел вдаль, зачарованный красотой и многообразием мира.
