Кэтрин Куртц - «Если», 1996 № 04
Уилла Даунт одарила меня очередной гримасой.
Я принялся рассматривать записку. Листок бумаги, судя по всему, откуда-то выдрали — быть может, из книги. Чтобы найти в городе эту книгу, понадобится добрая сотня лет. А вот почерк весьма любопытный. Буквы маленькие, но чувствуется, что писал некто, уверенный в себе и чрезвычайно аккуратный (и тем не менее не слишком грамотный).
— Вы не узнаете почерк?
— Конечно, нет. Позвольте заметить, мистер Гаррет, что вы несколько отвлеклись.
— Когда вы в последний раз видели Карла?
— Вчера утром. Я отправила его в наш склад на набережной. Поручила проверить, насколько истинны сведения о воровстве. Старший кладовщик утверждает, что воруют брауни, однако я полагаю, что главный брауни — именно он и продает припасы с нашего склада кому-то из обитателей Холма. Может быть, даже кому-то из ближайших соседей.
— Как приятно сознавать, что благородные стоят выше искушений и пороков, терзающих простых смертных! Когда Карл не вернулся, вас это не обеспокоило?
— Я уже сказала, что меня не интересуют ваши политические взгляды. Приберегите свои рассуждения для тех, кто с ними согласен. Что касается Карла, я на самом деле не стала волноваться. Во-первых, он нередко не бывал дома неделями, а во-вторых, сын Владычицы Бурь — взрослый человек.
— Однако вас оставили присматривать за ним и за его отцом. И до сих пор вы успешно справлялись с поручением, судя по тому, что с того дня, как старушка покинула город, не возникало и намека на скандал.
Ответом мне была новая гримаса.
Неожиданно дверь распахнулась, и в кабинет ворвался мужчина.
— Уилла, какие новости… — Заметив меня, он замолчал. Брови поползли вверх и остановились приблизительно на середине лба. Карл-старший славился этим трюком. Как утверждали некоторые, ничего другого он не умел. — Это еще кто, черт побери? — Вдобавок супруг Владычицы Бурь был известным грубияном. Правда, от вышестоящих мы обычно другого и не ждем.
4
— Новостей пока никаких, — проговорила Уилла Даунт. — Думаю, они если и появятся, то не очень скоро. — И вопросительно посмотрела на меня, словно желая, чтобы я подтвердил ее слова.
— Обычно похитители тянут до последнего. Чем больше человек волнуется, тем вероятнее, что он не будет упрямиться и заплатит выкуп.
— Это мистер Гаррет, — представила меня домина. — Специалист по похищениям и похитителям.
— Боже мой, Уилла! Ты сошла с ума! Нас же предупредили, чтобы мы не раскрывали рта!
— Мистер Гаррет, — продолжала домина, пропустив слова Карла-старшего мимо ушей, — позвольте представить вам супруга Владычицы Бурь, баронета да Пену, отца жертвы.
Надо было видеть, как его перекорежило! Не изменив ни тона, ни выражения лица, домина Даунт ухитрилась врезать Карлу-старшему под дых, причем дважды. Во-первых, обозвала супругом (из чего следовало, что он — захребетник), во-вторых, упомянула о баронстве (титул не являлся наследственным, поскольку Карл был всего-навсего четвертым сыном отпрыска младшей линии королевского рода). Кстати, в ее фразе, вполне возможно, содержался и намек на то, что Младший, как утверждала молва, вовсе не сын Старшему.
— Как поживаете, господин? Между прочим, домина, барон задал вопрос, на который я и сам хотел бы получить ответ. Почему вы обратились ко мне, если преступники настаивают на соблюдении тайны? Причем не просто обратились, а прислали за человеком с такой репутацией, как у меня, целую ораву шутов в компании девицы, одетой столь броско, что ее заметил бы даже слепой? Не думаю, что похитители будут долго оставаться в неведении…
— Именно этого я и добивалась.
— Уилла!
— Успокойся, Карл. Я разговариваю с мистером Гарретом.
Баронет смертельно побледнел. Ему ясно дали понять, кто тут главный и кто принимает решения, да еще на глазах у какого-то ничтожества из городских низов. Тем не менее он сдержался, а я сделал вид, что ничего не видел и не слышал (существуют вещи, замечать которые опасно для здоровья).
— Мистер Гаррет, я хотела, чтобы преступники узнали, что я обратилась к вам.
— Зачем?
— Ради безопасности юноши. Как по-вашему, зная, что вы взялись за расследование, не подумают ли похитители дважды, а то и трижды, стоит ли им теперь плохо обращаться с молодым Карлом?
— Подумают — если, конечно, мы имеем дело с профессионалами, которые все знают о Гаррете. Если же тут замешаны непрофессионалы, то положение молодого Карла становится просто угрожающим. Вы несколько поспешили, домина.
— Время покажет. Во всяком случае, я не думаю, что поторопилась.
— Объясните, пожалуйста, что вам от меня конкретно нужно.
— Ничего.
— А? — только и сумел выдавить я.
— Вы сделали все, что от вас требовалось. Пришли сюда, побеседовали со мной, так сказать, одолжили свою репутацию. Будем надеяться, теперь у Карла появился дополнительный шанс на спасение.
— Вот, значит, как?
— Да, мистер Гаррет. Как по-вашему, достаточно ли ста марок за использование вашей репутации?
«Разумеется», — подумал я, но вслух этого говорить не стал.
— А как насчет выкупа? — спросил я. Обычно клиенты в таких делах полагались на меня целиком и полностью.
— Думаю, что справлюсь сама. Насколько я понимаю, главное здесь — в точности следовать инструкциям, правильно?
— Правильно. Сильнее всего преступники нервничают именно при получении выкупа. Поэтому вам следует вести себя крайне осмотрительно — ради безопасности юноши, да и вашей собственной.
Баронет фыркнул, кашлянул, топнул ногой. Ему явно хотелось принять участие в разговоре, однако стоило Уилле Даунт бросить на него ледяной взгляд, как он тут же присмирел.
Интересно, чем она так застращала супруга Владычицы Бурь, что он ходит у нее по струнке?
Несмотря на свой возраст — ему было то ли под пятьдесят, то ли уже за, — Карл-старший оставался довольно привлекательным мужчиной. Морщин практически нет, зато волосы, иссиня-черные и кудрявые, все на месте и, судя по виду, седеть начнут не раньше чем лет через десять. Ростом он, честно говоря, не вышел, но это его, по-видимому, не смущало. В общем, баронет производил впечатление завзятого бабника и, по слухам, был таковым на самом деле.
Причем годы отнюдь не стали для него помехой. Хорошо подвешенный язык, якобы громкий титул, брови, способные двигаться будто по собственной воле, большие голубые глаза, в которых, образно выражаясь, отражается душа, — все это бросало в его объятия дамочек, о каких мы, простые смертные, могли только грезить.
