Геннадий Емельянов - Истины на камне
- И когда они крикнут?
- Скоро. Я приду за тобой. Ты боишься?
- Нет, не боюсь.
- Мне страшно, брат: наши богатыри, как гласят предания, никогда не падали наземь.
- Упадут. Возвращайся к старикам, скажи им: "Пришелец сердит, он чтит обычаи народа и готов к любым испытаниям".
- Я запомнил.
- Ступай.
- Я вернусь. Скоро.
Мы поднялись на лысую верхушку холма. Скала трусил впереди вяло и немощно, у него от страха подгибались колени, он выл и паралично потряхивал головой, предчувствуя наш смертный час. Я не утешал его - пусть потрясется, меньше языком будет работать; втравил, понимаешь, в историю и ноет еще, на нервы действует. Скала остановился наконец и вытянул руку вперед с подобающе моменту торжественностью. Я тоже остановился, чтобы оглядеться и оценить ситуацию. "Вот и встретились! - подумал я. - Две цивилизации. Сколько поколений землян кануло в небытие с мечтой о братьях. Мы надеялись по простоте душевной, что это непременно будет радостная встреча. А вот как оно получается - мне хотят набить рот песком и истребить самоё память обо мне. Но они для начала поступают все-таки по совести: не кучей наваливаются, затевают поединок в полной уверенности, что я буду повержен и растоптан. Они исходят ведь из своих представлений о силе и возможностях. Между нами пролегла вечность. Здравствуйте, братья. Я вдохну в ваши усталые души уверенность, докажу вам, что жить - счастье, а не тягость.
- Здравствуйте, люди! - крикнул я, и "лингвист" разнес мои слова окрест, они отдалились эхом и упали в долину.
На скате холма, сбегающего к деревне, была вырыта круглая яма, посередине ямы на столбах стояла корзина, и в ней лежало яйцо величиной с бочонок средних размеров. Сквозь кожуру яйца, пеструю, как речной камень, просвечивало желтоватое нутро. Из ямы торчали лысые головы стариков, дальше и ниже, у стен деревни, полукругом собрался народ. Впереди - воины, за ними - стар и млад. Лепестки маковицы в центре городища были раскрыты, и там тоже маячили зрители.
- Там - Пророк! - шепнул Скала со всхлипом и тычком упал на колени. Падай и ты, Хозяин!
- Встань! - громовым голосом приказал я. - Ты мой оруженосец и состоишь под моей защитой. - Слушайте, племя! Я пришел с миром, с миром и встречайте. Хотите войны - не будет вам от меня пощады. Я - сотрясатель и содрогатель, и горе врагам моим. Я все сказал и слушаю.
Из ямы выкарабкался тощий старик и, опираясь на копье, сделал несколько шагов в мою сторону.
- Главный Мудрец! - шепнул опять Скала из-под руки, не поднимаясь с колен. - Он живет под землей и редко кажет свой лик народу.
- Ты бы встал, брат.
- Не встану, боюсь.
Я слегка поддал ногой под зад брату моему, он пробороздил с пяток метров по песку и поднялся, ошеломленный, потирая зад ладошкой.
- Встань рядом и замри, не то сейчас же откручу твою кудрявую голову. Ну!
Подействовало: встал рядом и замер, выпучившись. Главный Мудрец напоминал макаронину, с которой, вяло свисали руки, макаронины потоньше. Кадыкастую шею венчала голова с плоским и кривым носом. Взгляд старика был суров и пронзителен. Этот папаша, похоже, не ведает жалости, и сердце его высохло вслед за телом.
- Внимай ты, который будто бы сотрясатель и будто бы содрогатель! Наших следов давно нет у синей воды, и нет наших следов на горных тропах. Может, ты явился оттуда, чтобы сквитаться с нами за старые обиды? Или ты пришел с неба, чтобы умереть лицом к звездам? Нам все равно, кто ты. Мы покинули родину и забыли вкус рыбы, но мы не разучились побеждать. Ты один, и ты будешь драться насмерть с нашим удальцом. Ты оскорбил Пророка, сказавши, что у него пусто между ушами, там, где Вездесущий и Неизмеримый помещает разум. Нам хватает одной Истины, произносимой Пророком на восходе солнца. Уста Пророка - родник чистый и неиссякаемый. Пророк не может ошибиться, он видит во сне Вездесущего и Неизмеримого. Пророк - небесный дар, ниспосланный нам. А ты кто такой?
- Я из племени, живущего далеко, я с миром. Я научу вас жить без страха и без врагов. Мой народ живет так.
- Нам не надо чужой мудрости, ты будешь драться или покинешь нас осмеянный. Мы не разучились побеждать, и в честь победы мы напьемся влаги из яйца киня. Эта влага веселит, и в ней голоса предков. Я понял, что слова здесь пусты.
- Зовите вашего силача, и я вгоню его в землю по самую макушку!
- О-о! - прокатилось по толпе, и воины подняли копья, оскорбленные. Скала шепнул:
- Произнеси заклинание! Я произнес заклинание:
Бабушка козлика очень любила,
Бабушка козлику трусики сшила,
Шибко любила бабка козла...
- Хорошее заклинание, брат мой, оно их напугает. Они не знают такого заклинания.
Не похоже, чтобы они напугались; воины опять потрясли копьями, толпа зароптала, а тощий старик распластал руки, точно Христос, прибитый гвоздями к кресту, и закричал пронзительно. Это была, наверно, песня войны или что-нибудь в этом духе. "Лингвист" не смог перевести текст, Скала, же опять вознамерился пасть на колени.
- Смелее, брат мой и воитель, бог не выдаст - свинья не съест, как говаривали наши славные предки.
- Он произнес заклинание первой ступени!
- И что оно значит?
- Ты погибнешь! Я - тоже.
- Еще не хватало - погибнуть! - Признаюсь, сердце мое слегка дрогнуло, чем черт не шутит - противник есть противник и грех его недооценивать. Но за моей спиной моя Земля. Я силен, здоров, реакция моя без изъянов. Вес мой -двести килограммов. Я могу отступить разве что перед взбешенным слоном, никто другой мне не страшен. У меня есть нож, есть копье, я не потребую помощи от гондолы такова моя твердая воля.
- Я жду! Где ваш воин?
- Он здесь!
Наконец-то я увидел своего противника, он прятался в яме среди старцев и выскочил оттуда, как пробка из бутылки. Это был дюжий малый и, похоже, другой расы: кожа его была светлей, чем у деревенских, голова - котлом и широкое лицо свирепо расписано. На шее богатыря болталось ожерелье из корней какого-то растения, в правой руке он держал шишковатую палицу. Я сразу определил, что этот малый, несмотря на свирепый вид, ребенок передо мной, он слаб и медлителен, вдобавок боится меня.
- Не трогай ожерелье! - шепнул Скала. - Оно ядовито.
Сквозь ярко-зеленую с черным раскраску глядели на меня незлые карие глаза.
- Старик, что будет с вашим удальцом, если он будет повержен?
- Мы прогоним его прочь!
Что ж, приемлемо.
Воин шел на меня сторожко и пыхтел, наливаясь яростью. Так он обучен устрашать. По всем правилам у меня сейчас должны затрястись поджилки, но я смеялся и ласково манил удальца к себе. Жест дразнил его, он отвел правое плечо, и палица со свистом полетела в мою Голову, я перехватил ее в воздухе и запустил с озорной силой в сторону деревни, она промчалась над головами изумленной галерки и ударилась о столб, державший маковицу с дозорными и Пророком. Столб качнулся, из маковицы кто-то вывалился, слышно ударившись о листья стены. Наступила мертвая тишина.
