Кэролайн Черри - Угасающее солнце: Кесрит
— Несомненно, причиной было окончание войны, которого кел'ен не хотел.
— Очень любопытно, — продолжал Эддан, — что он прибегнул к ик'аль, хотя знал, что возвращается домой.
— У него был упадок духа, — ляпнул Хада Сураг-ги, хотя регулы не знали, что такое нелогичность. — Он был просто не в себе.
— Ты говоришь перед его родственником, — резко сказал Эддан. — Он был кел'еном, не дусом, не сумасшедшим. Его ждали на родной планете. Всего, о чем ты рассказал, не могло быть, если, конечно, бай не оскорбил его честь. Может, так оно и было?
Регулы под гипнозом повелительного голоса Эддана начали пятиться.
— Мы не удовлетворены ответами, — сказал Эддан, взглядом приказывая Хаде Сураг-ги остановиться. — Скажи, где и когда умер Медай.
Регул не хотел отвечать на этот вопрос. Он вздохнул и сменил окраску.
— Он умер вчера на корабле бая.
— На корабле бая Хулага.
— Кел'ант, бай протестует…
— Были ли споры между баем и кел'еном?
— Будьте благоразумным. Кел'ен был не в себе. Конец войны…
— Бай довел его до этого, — сказал Эддан, бесцеремонно обрывая регула.
— Бай, — забормотал Хада, часто дыша; ноздри его расширялись и сжимались, — бай попросил этого мри остаться на корабле и продолжить службу. Кел'ен отказался, желая покинуть корабль тотчас же, чего бай не мог позволить никому. Впереди были важные дела. Возможно… — кожа регула становилась все бледнее, по мере того, как он говорил. — Кел'ант, я понимаю, вы можете счесть это за оскорбление, но мы не можем понять поступка кел'ена. Бай приказал ему задержаться. И кел'ен решил, что теперь ему следует покончить с собой. Мы не знаем, почему. Мы заверяем вас, что глубоко опечалены этим трагическим событием. Кесрит переживает плохие времена, и этот кел'ен служил баю и, конечно же, вам. Бай высоко ценил службу кела Медая. Мы снова заявляем, что не понимаем причины его поступка.
— Может, вы не хотели понять или выслушать его, — сказал Эддан.
— Будьте благоразумным. Кесрит передан землянам. Сейчас идет эвакуация всех живущих на планете. Сделаны распоряжения относительно эвакуации мри. Бай хотел, чтобы его корабль находился в постоянной готовности и чтобы вся команда, само собой… — регул беспокойно заерзал, глядя на неподвижно стоящего Эддана. — Есть вещи, которые не поддаются нашему контролю. Если бы кел'ен сообщил баю, что непременно хочет покинуть корабль…
— Кел Медай предпочел оставить службу у вас, — сказал Эддан. — Он все сделал как надо. Больше мы не хотим обсуждать этот вопрос с молодыми регулами. Идите прочь.
Тон, которым это было сказано, не предвещал ничего хорошего, и регулы, вначале потихоньку пятясь, по мере приближения к машинам бросились бежать. Хада бежал в середине, пытаясь хоть как-то сохранить достоинство. Двери захлопнулись, моторы взревели, машины развернулись, поднимая пыль, и понеслись вниз по склону.
Никто не пошевелился. Как будто все вокруг замерло после того, как регулы исчезли, оставив их наедине с мертвым.
И вдруг на пороге порыв ветра подхватил золотые и белую мантии — появились сен'ант и Мелеин, и сама госпожа.
— Медай мертв, — сказал Эддан. — И наша планета скоро перейдет к землянам, как мы и предполагали. — Он воздел укутанные мантией руки, чтобы оградить госпожу от ужасного зрелища. Мелеин сделала шаг вперед, всего один шаг: больше она не имела права. Она закрыла лицо и отвернулась, склонив голову. Госпожа и сен'ант тоже опустили вуали, чего они никогда не делали при живых. Но здесь был мертвый.
Они удалились в эдун. Смерть была уделом келов; они несли ее, они оплакивали мертвых, им предстояло совершить ритуал погребения. И сделать это должен был родственник убитого Кела.
Ньюн знал, чего ждут от него, и видел, что все готовы помочь ему. И он раскинул руки, позволив всем помочь. Он только слышал о ритуале и не хотел позорить себя или Медая своим незнанием. Они собрались у носилок — он и те, кто мог найти место, чтобы взяться за них. Они пошли к двери эдуна и направились в Пана'дрин, Святилище, туда, куда Медай должен был бы явиться в первую очередь, вернись он домой живым.
Руки Ньюна ощущали теплый металл носилок. Он смотрел на то, что было когда-то его кузеном, и постепенно шок, сковывавший его, начал вытесняться другими чувствами: юношу охватывал глубокий и беспомощный гнев.
То, что произошло, было неправильно. Если это случилось, значит, справедливости не существует. Он почти дрожал от гнева, он был в ярости, и в этом состоянии мог бы убить, если бы здесь был кто-нибудь, на кого он мог направить свой гнев.
Но здесь не было никого. Он попытался отключить свои чувства. Это было легче, чем искать выход ярости, клокотавшей в нем. Он жил надеждой, но теперь надо было заставить себя забыть ее. Мир сошел с ума, и Медай пал жертвой этого сумасшествия.
«Мой последний сын», — назвала Ньюна как-то госпожа. Теперь это стало правдой.
7
В Святилище Эдуна Народа стоял металлический экран, украшенный драгоценными камнями и покрытый древними символами. Этот экран был невообразимо стар. Он стоял в каждом Святилище всех эдунов, которые когда-либо существовали. И рядом с ним висели бронзовые лампы, такие же старые, как и экран. Это была граница, разделяющая Келов и Сенов, граница, которую не мог переступить ни один кел, даже после смерти.
Перед самым экраном они положили тело Медая, завернутое в белую ткань. Медай с'Интель Сов-Нелан лежал рядом с той границей, которую не мог перейти кел'ен. По обе стороны экрана стояли курильницы, источая густой ароматный дым. Он заполнял помещение и скапливался вверху, превращая потолок в какой-то нереальный зыбкий полог.
Этот запах вернул Ньюна в те времена, когда он был еще в касте Катов и смотрел на церемонии из соседней комнаты, не имея права войти в комнату воинов, комнату Келов. Тогда он был еще ребенком, как и Медай, и Мелеин, и многие другие, которых уже не было, которые погибли. Из соседней комнаты помещение Келов казалось торжественным, загадочным, сверхъестественным.
Ньюн вспомнил, как они втроем в черных мантиях впервые стояли здесь, среди келов, и от Пана, Священных предметов, их отделял только этот экран. А еще позже они уже молились, провожая в дальний путь Медая, который покидал эдун для почетной службы. Ньюн тогда чуть не умер от зависти и горечи. Его молитвы были не искренни, в них жила ненависть. И эти молитвы снова возвращались к нему сегодня, словно жуткие призраки.
Сейчас он ощущал то же самое. Мед снова ушел от них, оставив Ньюна в жутком одиночестве на Кесрит.
Медаю не пришлось испытать того, что испытал Ньюн, оставаясь здесь, на Кесрит, последним защитником Дома, слугой для всех.
