Сергей Синякин - Феникс
- А чем вы отличаетесь от меня? - спросил Молибин. - Ищейка, возомнившая себя учителем. Вы-то чем лучше?
- Я не убийца. - Багдасарян прямо смотрел в глаза собеседнику. - Уже то, что я с вами беседую, о чем-то говорит. Мог бы стрелять, э?!
- В попы бы вам, - тоскливо сказал Молибин. - Там со своими нравоучениями вы были бы на месте. А мне и без вас тошно.
Он молчал, раздумывая. Багдасарян заставил его сомневаться. С этой стороны Молибин свой проект никогда не рассматривал. Но вообще-то... "Глупости! одернул он себя. - А эти адские муки после рождения? Какой робот может переживать боль, сомневаться и мучиться от своей сверхзадачи?"
- Господи! - прошептал он. - Если бы вы знали, через что я прошел!
- Тогда для чего вы возвращаетесь снова и снова? - спросил Багдасарян. Зачем? Чтобы вновь и вновь оказываться в аду? Ведь вы едете сейчас только для того, чтобы найти и физически стереть с лица земли Минуллу Гиятулина. Но прошло уже десять лет, и все эти десять лет Гиятулин носил в себе тот же ад, что носите вы. Неужели этого срока не достаточно для прощения? Ведь сейчас это не тот убийца, который сидел в зале суда. Он много испытал, много пережил, он стал другим человеком. Справедливо ли стоять над законом? Справедливо ли быть никем не уполномоченным судьей?
- Не знаю, - пожал плечами Молибин. - Разум мой давно все простил им, а вот сердце не хочет прощать. Но как вы догадались?
- После того, как я догадался о главном, - сказал Багдасарян. - Это было уже не самым сложным.
- Тогда что же мне делать? - Молибин посмотрел в глаза сыщику, но тот не отвел взгляда.
- У меня нет рецептов. Наверное, надо вспомнить, что ты человек. И вспомнить, что, кроме смерти, существует жизнь.
- Значит, понять и простить? - тяжело спросил Молибин.
- Можно не понимать. - Багдасарян развел руками.
И прощения у вас никто не вымогает. Просто жизнь продолжается, и в ней надо делать все чистыми руками. В противном случае стирается грань между добром и злом. Бог с ним, с генералом Тикачевым. Полковники-то были при чем? Между прочим, хорошие люди и совершенно не замараны в тикачевских делах. Их-то за что? При чем их семьи? Если бы вы больше доверяли инструменту, который именуется государством... Все могло быть иначе, Анатолий Николаевич. Совсем иначе.
Молибин улегся на своей полке и долго глядел в потолок, где синим огоньком помигивал никак не желающий разгореться плафон. Багдасарян молча пил пиво. В окно выжидающе смотрела черноликая ночь.
- Да, - наконец сказал Молибин. - Все могло быть иначе. Вы правы, Карлен Оганезович, все могло быть совсем по-другому. Если бы я был другим, если бы были другими они, если бы государство было честным и беспристрастным судьей. Но что говорить? Теперь уже ничего не исправить. Мы все такие, какие есть. И другими уже не - будем. Впрочем, если вы пожелаете, редактор репликатора я всадил в компьютерную сеть Министерства обороны. Только она обеспечивала надежную связь с Коконами. При известном усердии специалисты обнаружат и нейтрализуют его. Общество избавится от угрозы, а я... - он помолчал немного, словно сомневаясь в справедливости того, что сейчас скажет, - я обрету наконец покой. Думаю, что такой вариант всех устроит, Карлен Оганезович.
- Только не меня, - возразил Багдасарян. - Мне вы нужны живым. И не просто живым, а творчески дееспособным. Хватит вам прятаться за личиной кровожадного вурдалака, пора вспомнить о своем предназначении на белом свете. Пора жить и работать, Анатолий Николаевич. А то, что вы предложили... Будем считать это за крайний вариант.
- Да вы философ, - усмехнулся Молибин. - Я думал, в вашем ведомстве держат только охотников.
- Философия не профессия, а состояние души. - Багдасарян встал. - Давайте спать, Анатолий Николаевич? У нас обоих впереди трудные дни.
- Вы не беспокойтесь. - Молибин сел, стаскивая рубашку через голову. - Я никуда не побегу. Верите?
- Вот об этом-то я не беспокоюсь, - сказал Багдасарян. - Куда вам бежать? Бежать от жизни - дело безнадежное и нелепое. Вы переодевайтесь, Анатолий Николаевич, я пока схожу к проводнице за бельем.
Сводка наружного наблюдения за 26 сентября 1999 г.
В 18.35 объект, который в дальнейшем будет проходить по сводкам под именем "Серов", принят под наблюдение на платформе железнодорожного вокзала Екатеринбурга при высадке из вагона 8 поезда No 092 Адлер - Новокузнецк. Около вагона в 18.42 "Серов" попрощался с высоким полным мужчиной, которому дано имя "Гуров". В 18.54 "Серов" на такси проследовал в гостиницу ."Большой Урал", расположенной по ул. Красноармейская, 1 а, где поселился в номере 34. Поведение объекта спокойное. После заселения в 19.30 "Серов" поужинал в ресторане гостиницы и возвратился в номер. В ресторане и по пути в номер в контакты ни с кем не вступал. Связь "Гуров" при выходе с вокзала прошел к па- мятнику воинам Уральского добровольческого танкового корпуса, где в 18.47 сел в автомашину ГАЗ-3101 бежевого цвета, гос. номер В 222 ЕС и проследовал до здания Управления внутренних дел области, в 19.05 оставлен без дальнейшего наблюдения в кабинете 29, принадлежащем начальнику КМ УВД подполковнику милиции Сиротину А.Г. Установлено, что связью "Гуров" является старший оперуполномоченный УУР МВД РФ полковник милиции Багдасарян Карлен Оганезович. С 24.00 наружное наблюдение за объектом осуществлялось в дежурном режиме, перекрывались центральный и аварийный выходы, окно номера и пожарная лестница.
ОПУ УВД
Сводка-наружного наблюдения за 27 сентября 1999 г. '
07.22 - объект "Серов" принят под наружное наблюдение при выходе из гостиницы "Большой Урал".
ОПУ УВД
Глава одиннадцатая
Озеро Шарташ еще не замерзло. Да и как ему было замерзнуть, если дыхание бабьего лета явственно ощущалось в сентябрьском ветре, сосновый бор, в котором прятался бело-голубой с выцветшими рекламными надписями трамплин, зеленел как никогда, и гранитные глыбы Каменных Палаток напротив МЖК, омытые дождем, глянцево блестели, словно на фотографиях рекламных проспектов.
С высоты вытянутое блюдце озера казалось оловянной лужицей, серо застывшей под синими небесами. Стоял редкий в это время года для Екатеринбурга ясный и погожий день.
Молибин присел на гранитный валун, оглядывая окрестности. Чертов полковник! Этот Багдасарян своими разговорами перевернул всю его душу. До разговора с ним все было простым и ясным. Наркотики - зло, их распространяли нелюди, которым он, Молибин, в восемьдесят девятом году отказал в праве на жизнь. Тем самым он поставил себя вне закона, но ведь и эти сволочи, делающие деньги на людском горе, ставили себя вне закона. Да и закон, казалось, не испытывал большого желания бороться с ними. Десять лет за три погубленных человеческих души! Тогда Молибин счел это насмешкой над справедливостью. И тогда начал творить справедливость сам. В том виде, как ее понимал.
