KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Фантастика и фэнтези » Научная Фантастика » Дмитрий Емец - Какие чувства связывали Акакия Башмачкина с его шинелью

Дмитрий Емец - Какие чувства связывали Акакия Башмачкина с его шинелью

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Дмитрий Емец, "Какие чувства связывали Акакия Башмачкина с его шинелью" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

Однако внутренний мир героя ни сколько не ограничивается его очевидной неспособностью внятно выразить свою мысль. Просто Акакий Акакиевич мыслит в качественно другой плоскости, переходя от мира слов в мир ощущений, представлений и звуков. В повести необыкновенно много мест, подчеркивающих "непохожесть" Акакия Акакиевича на остальных, своеобычность его мировосприятия. Даже буквы бумаг, которые он переписывает, оживают в его представлении: "Там, в этом переписыванье, ему виделся какой-то свой разнообразный и приятный мир. Наслаждение выражалось на лице его; некоторые буквы были у него фавориты, до которых если он добирался, то был сам не свой: и подсмеивался, и подмигивал, и помогал губами, так что в лице его, казалось, можно было прочесть всякую букву, которую выводило перо его" (2, т.3, 112).

Однако не следует отождествлять Гоголя с его героем Акакием Акакиевичем, как это делает Чинция де Лотто. "На ином уровне сознания, — пишет она, — и сам Гоголь болел такого рода косноязычием. Нередко в письмах, пытаясь объяснить "блаженство души" своей, он жалуется на невозможность выразить себя — вместо "нормальных слов", "одни бессвязные звуки, похожие на бред безумия".

Однако, данные аргументы выглядят более чем притянуто. Во-первых, отождествление автора и его героя является одной из самых распространенных ошибок, ибо автор в любом случае многограннее создаваемых им образов, а, во-вторых, Акакий Акакиевич — намного более сложная и намного менее однозначная личность, чем может показаться при беглом и поверхностном рассмотрении.

Образ Акакия Акакиевича меняется от первой редакции повести ко второй. "В существе своем это было очень доброе животное и то, что называют благонамеренный человек, ибо в самом деле от него почти никогда не слыхали ни дурного, ни доброго слова." Как мы знаем, в последней редакции повести этих слов нет. Образ Акакия Акакиевича перерастает свои первоначальные рамки "доброго животного" и выходит за пределы "маленького человека", порядочного, хорошего, но вместе с тем совершенно безликого.

Видно, что в "Шинели", как и в житии св. Акакия, герой показан, как безответный труженик — "блаженный трудник", над которым творятся насмешки и издевательства. Много лет прослужив, беззащитный герой умирает.

По житийному же канону, о чем уже говорилось, построен финал "Шинели": посмертное воскресение героя, творящего чудо с виновником своей смерти. Характерно, что старец в житии и значительное лицо в повести под воздействием этой встречи меняют свой образ мысли и поведение.

Вместе с тем говорить о полном тождестве образов св. Акакия и Акакия Акакиевича нельзя. Наблюдается и иное — встречное, опровергающее течение.

Например, герой Гоголя, в отличие от своего житийного прототипа, не молод, он "с лысинкой на голове" (2, т.3, 109), не выдерживает аскезы, например, морозов, поддается на искушение приобретения новой шинели. Да и "посмертные похождения" призрака чиновника мало похожи на чудеса, совершаемые усопшим святым, а скорее на метания неуспокоенной души. Мало того, вся история титулярного советника "омыта" комической стихией, "принципиально невозможной в агиографической литературе, принципом стиля которой было отсутствие иронии и шутки" (61, 265).

Однако в агиографической литературе выделялся и другой тип жития с иным типом героя. Он объединял мир смеха и мир благочестивой серьезности, балансировал на рубеже комического и трагического. Имеются в виду повествования о юродивых. Их героев А.М.Панченко относит к типу гротескного персонажа. Как считает ученый, юродивый — как бы "посредник между культурой народной и культурой традиционной" (46, 109), в нем отразились черты скомороха, шута и святого мученика. Юродивого узнавали по одежде, неизменной в жар и холод, обычно "обветшалой", "многошвейной", "лоскутной". Гоголь останавливает внимание на одежде своего титулярного советника. У Башмачкина капот таков, что некуда ставить "заплаточку", капот этот "имел странное устройство": "воротник его уменьшался с каждым годом все более и более, ибо служил на подтачивание других частей… подтачивание… выходило… мешковато и некрасиво" (2, т.3, 114). Неэстетичность — один из важных признаков юродства: над одеждой юродивых, их поведением обычно смеется толпа, а подвижники безмолвно сносят поношения и побои. Подобные мотивы есть и в "Шинели": "Молодые чиновники подсмеивались и острили над ним… сыпали на голову ему бумажки… Но ни одного слова не отвечал на это Акакий Акакиевич, как будто никого и не было перед ним" (2, т.3, 111), выносил глумление со стоической кротостью. Еще юродивые отличались косноязычием, "детским языком", но если они говорили, то их высказывания были кратки, как "афористические фразы".

Основные черты юродства приведены в книге Г.П.Федотова "Святые Древней Руси": "1. Аскетическое попрание тщеславия, всегда опасного для монашеской аскезы. В этом смысле юродство есть притворное безумие или безнравственность с целью поношения от людей. 2. Выявление противоречия между глубокой христианской правдой и поверхностным здравым смыслом и моральным законом с целью посмеяния миру… 3. Служение миру в своеобразной проповеди, которая совершается не словом и не делом, а силой Духа, духовной властью личности, нередко облеченной пророчеством" (84, 193).

Безобразное поношение юродивых, отмечает А.М. Панченко, однако "претендовало на роль зрелища самого душеполезного" (46, 112, 122–123, 143). В "Шинели", в сцене глумления, Башмачкин впервые произносит свою единственную некосноязычную афористическую фразу: "оставьте меня, зачем вы меня обижаете?" (2, т.3, 111), сыгравшую особую "душеполезную роль", словно пронзив одного из шутников своим глубоким смыслом — "я брат твой."

Наконец, юродивые, не зная страха, обличали сильных мира сего, были ходячим олицетворением общественного протеста, "ходячей мирской совестью". Они позволяли себе возводить хулу на предержащих власть. Элементы обличения, брани в адрес значительных лиц со стороны кроткого и смиренного есть и в гоголевской "Шинели", а в финале повести грозный герой является как бы обличающим символом совести генерала.

Однако при всем перечисленном сходстве повесть Гоголя отличается от агиографической литературы прежде всего точкой зрения автора на мир и на героя. Рассказывая о мученической жизни святого, агиограф не позволял себе улыбнуться над странными поступками юродивого, житийная литературы была серьезна и благочестива, она не терпела ни малейшей иронии, даже в отношении к персонажу трагикомического плана, чего нельзя сказать об отношении к герою автора-повествователя в "Шинели". Вместе с тем, учитывая сходное и несходное, можно утверждать, что видимые черты житийного канона в разных его вариантах: обычного жития, проложного жития, а особенно — жития юродивого, проясняют в образе Башмачкина дополнительные смыслы, вскрывают еще один слой характера героя, еще одну красу в изображении титулярного советника.

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*