"На суше и на море" - На суше и на море. Выпуск 20 (1980 г.)
Профессор заявил, что не будет говорить о вещах, всем хорошо известных, а лишь сообщит последние результаты своих работ. И все-таки он позволил себе сделать нечто такое, что, видимо, было рецидивом времен, когда ему приходилось демонстрировать различные трюки своих питомцев. Почти жестом фокусника он подал знак своему ассистенту и объявил:
– Но сначала послушаем приветствие наших морских друзей, обращенное к уважаемому конгрессу ихтиологов!
Ассистент включил магнитофон, стоявший на столе рядом с кафедрой, и зал университета наполнился плеском каких-то двигавшихся в воде тел, криками, писком, бульканьем, тявканьем. Потом шум поутих, ясно и четко прозвучало:
– Ттобрый ттень, ттрузья, лютти. Шелаем сторофья и успех-хоф. Ттобрый ттень, ттрузья лютти, шелаем сторофья и успех-хоф… - дальше последовала длинная вереница звуков, тихих и ласковых, словно кто-то доброжелательно говорил на непонятном языке.
Это был не человеческий голос, и сотни достойнейших представителей науки, заполнявших громадный зал, окаменели. Профессор Дж. Н. с торжествующей улыбкой произнес в наступившей мертвой тишине:
– Это был дельфин Моро. Приглашаю вас завтра в океанариум, где он лично скажет вам…
И в этот миг в партере кто-то громко прокричал:
– Позор! Это издевательство над существами, которые стоят выше нас. Вы - убийца! Прекратите свои преступления, убийца! Убийца, убийца!…
Я так перевесился через балконные перила, что чуть не упал вниз, где царила невероятная суматоха, но все-таки сумел рассмотреть возмутителя спокойствия, который, пытаясь вырваться из рук двух распорядителей, продолжал выкрикивать свое скандальное «убийца!». Но через несколько минут он так же внезапно умолк и покорно позволил вывести себя из зала.
Я бросился вслед за ним - при таких обстоятельствах ни один журналист не усидел бы на месте. Скандалист уже шел по улице, низко опустив голову.
– Извините… - остановил я его.
Он повернул ко мне продолговатое, измученное лицо, которое все еще подергивалось от пережитого волнения. И я увидел глаза, большие, глубокие, зеленоватые, как воды Тихого океана. Одет он был в сильно поношенную, но опрятную хлопчатобумажную одежду, его можно было бы причислить к раздавленным бедностью жителям большого капиталистического города, если бы вся его фигура отшельника не сохраняла горделивое достоинство. Я назвал себя.
– Не верю журналистам, - безапелляционно заявил он. - Я имел дело с ними. Некоторые из них все поняли, но не посмели написать об этом, боясь, как бы их не сочли сумасшедшими. Для этого нужны силы. Нужно много сил для такой правды и большая смелость.
Я осторожно объяснил ему, что я не из здешних журналистов, что правда для меня дороже всего и что всегда испытывал симпатию к этим морским существам и так далее. А он пытливо смотрел внутрь меня своими зеленоватыми глазами и после некоторого колебания произнес:
– Ну ладно! Спросите обо мне профессора, и он скажет вам, что я сумасшедший, но если вы хотите серьезно выслушать меня, я приду к вам вечером. В каком отеле вы остановились?
Он пришел вскоре после того, как город запылал радужным пламенем бесчисленнных рекламных огней, и сразу же иронически спросил:
– Ну, что вам сказал профессор Н.?
Он угадал. Не имело смысла скрывать, что у меня состоялся разговор с профессором. Это было довольно продолжительное интервью, в результате которого моя записная книжка заполнилась любопытными научными фактами, и любая газета напечатала бы интервью, сделав его гвоздем номера. Профессор был более чем любезен со мной.
– Он очень сожалеет, что потерял вас как ассистента. Вы были его лучшим сотрудником, - постарался я ответить как можно деликатнее, но, увидев его улыбку, добавил: - Еще он сказал, что внезапно вы заболели какой-то идеей-фикс и однажды ночью в состоянии сильного душевного смятения выпустили в океан всех его дельфинов. Но он не сердится на вас, хотя своим поступком вы серьезно помешали его исследованиям…
– Когда он поймет, что его наука ничего не дает, то совсем перестанет на меня сердиться.
– У меня нет оснований не верить ученому, признанному всем научным миром, - сказал я с легким раздражением.
– Вы сами захотели, чтобы я представил вам доказательства против него, - произнес он с обезоруживающей логикой. - То, что сегодня произошло на конгрессе, произошло помимо моей воли… Я просто потерял самообладание, когда увидел это издевательство… Но… я хотел вам сказать… Впрочем, пойдемте со мной, и вы сами кое в чем убедитесь.
– Куда вы хотите меня отвести?
– К дельфинам. Чтобы вы убедились в их разуме.
Нет, этот человек действительно был не в своем уме!
– Пойдемте, - настаивал он. - Уверяю вас, вы не пожалеете.
Если бы он убеждал меня с фанатической страстью, если бы нападал на профессора, вряд ли я согласился бы пойти, но он говорил тихо, с грустной улыбкой. И я сдался на уговоры.
– Возьмем такси, - предложил он все таким же голосом. - Сегодня луна заходит рано, и у нас мало времени, ведь нам нужно уйти как можно дальше от людей.
«Ну да! - сказал я себе. - Разве можно обойтись без луны - необходимой декорации для любой таинственной и романтичной истории?» Я злился на себя все больше и больше. Если он действительно ненормальный, ждать можно чего угодно, даже нападения. Сейчас он тихий, но… когда мы останемся вдвоем… Однако вскоре я устыдился своих мыслей: весь вид моего спутника выражал кротость и доброту.
Он сидел молча.
– Почему вы молчите? - спросил я. - Говорите! Подготовьте меня к тому, что мы увидим!
Может быть, он спал? Или молился? А может, находился в каком-то трансе?
– Вы уверены, что профессор Н. не любит дельфинов? Ведь он всю жизнь и все средства свои потратил на них! И с какой страстью он их защищает! Долгие годы!
– Извините меня, - откликнулся мой спутник, будто проснувшись, - понимаете, когда я отправляюсь к моим друзьям, мне необходимо подготовиться, освободить свой дух от вещей, которые нам мешают. Вы меня о чем-то спрашивали?
Я повторил свой вопрос.
– Ну что ж, его любовь выглядит примерно так. Скажем, я вас не знаю, но заявляю, что люблю вас, и чтобы узнать вас получше, прежде всего вспарываю вам живот - хочу увидеть, что у вас внутри, потом разбиваю вам череп и всовываю в мозг разные электроды, пропускаю через них электрический ток, колю вас иглами и другими приспособлениями, а потом с палкой в руке заставляю учить язык марсиан, если такой, разумеется, существует. Как бы вы отнеслись к такой любви?
Есть люди, фанатически преданные идее защиты животных, они не допускают и возможности никаких опытов с ними.
