Лео Лионни - Параллельная ботаника
Функция других цветов, особенно у цветков, является более таинственной. В то время, как зелёный информирует нас о здоровье отдельного растения и потому является простым подтверждением, другие цвета — это обращения, приглашения, вопросы. Они имеют не такое большое отношение к выживанию индивидуума, как к выживанию целого вида. Как выразился Гамильтон: «Для растений, жестокой судьбой лишённых движения, цвета — это тихий язык любви, отчаянной и страстной, язык, который птицы и насекомые, их крылатые посыльные, несут отдалённым от них возлюбленным, также неотвратимо прикреплённым к земле»[19].
Этот английский биолог придерживается мнения, что для параллельных растений, «закреплённых не на земле, а в инертном времени», проблемы выживания не существует. В результате цвет как инструмент или сигнал был бы оправдан только как парамиметическое явление, то есть как уловка в целях маскировки их истинной природы. «Когда это случается, — добавляет он, — мы можем допустить существование исключительной аномалии, потому что параллельные растения лишены всякой жизни, которая существует в потоке времени, и поэтому у них нет никакой потребности в цвете». Замечания Гамильтона, которые сперва кажутся достаточно логичными, содержат два основных недостатка. Для начала, когда он утверждает, что параллельные растения не имеют никакого цвета, потому что они не нуждаются в нём, он со всей очевидностью игнорирует недавний отход от традиционных эволюционных теорий. Портманн обращает наше внимание на факт, что многие природные явления, которые традиционно считались имеющими некоторое функциональное значение по отношению к выживанию, фактически, совершенно ничем не обусловлены и необъяснимы с рациональной позиции. Во-вторых, если правда то, что мы не можем говорить о реальном цвете в случае параллельных растений, отчасти потому что их поверхность — это только внешняя граница внутреннего, то их видимость должна, тем не менее, быть выразимой в терминах теории цветности. Если изменения в степени их непрозрачности и нераспознаваемые нюансы чёрного иногда видны как отсутствие цвета, провал в разноцветном мире, окружающем их, в действительности эти особенности реальны и типичны для параллельных растений, прямо связанные с их способом бытия. Сложно описывать и объяснять эти особенности, потому что они столь же неуловимы и неоднозначны, как сами растения. Жан Паротье пишет: «Тогда как цвета нормальных растений разделяют прямую ясность солнечного света, цвета параллельных растений, кажется, висят в похожей на сон неопределённости ночной тьмы». И далее: «Цвета этих растений стремятся к состоянию ночи. И, насколько трудно найти чистый чёрный даже в самой тёмной ночи, столь же трудно это у параллельных растений».
Гамма оттенков чёрного у параллельных растений меняется от «tete de negre», такого же тёплого и таинственного, как бронзовые скульптуры Родена, до холодного и враждебного чёрного, который Делакруа называет «bois brule». Но у этих различных оттенков чёрного есть странный блеск, который придаёт параллельным растения их удивительно безматериальную и иногда почти призрачную внешность. Это похоже на свет, скользящий по пигментам, вызывая появление и тени, и ярко освещённых участков, размывающих очертания. Поверхность параллельных растений больше, чем на что-либо другое, похожа на патину, находимую на древних бронзовых предметах, которую также трудно описать, но не потому, что она не имеет никакого цвета, а потому, что медленное течение времени смягчило её высокомерную агрессивность, ту самонадеянную самоуверенность, типичную для созданных человеком вещей, пока они новы, и для произведений природы, пока они молоды.
Открытие, которое Теодор Насс сделал случайно, и которое вызвало большой интерес несколько лет назад, показало некоторые таинственные и волнующие аспекты цветовых особенностей параллельных растений, аспекты, которые могут однажды привести нас к более полному пониманию того, что он называет «параллельным чёрным». В течение периода исследования в Laboratorio delle Campora известный швейцарский учёный вставил часть Solea fortius, один из наиболее ценных экземпляров в большой коллекции Кьянти, в блок полиэфимерола, новой пластмассы с пока ещё не объяснёнными свойствами преломления, из-за которого она широко используется для изготовления линз рефрактометров Бунзена. Если полиэфимерол обрезан и установлен под определённым углом, он проявляет свойства, подобные свойствам лазерных лучей. Фактически Насс использовал его, чтобы сделать трёхмерные измерения спирали роста, заметной вокруг Solea, которая, как предполагает Насс, может показывать аналогии со спиралью ДНК.
Когда он заключил часть Solea в куб, он к своему удивлению обнаружил, что внутри пластмассы это растение, в нормальных условиях одно из самых чёрных среди всех параллельных растений, оказалось ярко окрашенным. Насс, будучи совершенно не в состоянии дать логическое объяснение этому явлению, выдвинул гипотезу, что тёмная патина на растении могла фактически быть просто верхним слоем из множества наложенных окрашенных слоёв, своего рода экран, который обычно скрывает пигменты, и через который у нас есть возможность проникнуть при помощи полиэфимерола. Solea, заключённая в центре пластмассового куба, была показана на Выставке Параллельной Ботаники, устроенной совместно с Оффенбахской Конференцией 1973 года, где её загадочное хроматическое поведение привлекло внимание мировой прессы. В интервью для Frankfurter Tagesblat Насс, помимо прочего, указал, что полиэфимерол содержит производное амитокасполитена, редкого и крайне ядовитого вещества. Это неосторожное заявление дало начало расследованию со стороны германских властей, которое всё ещё продолжается. Председатель S.I.M.A., производителей полиэфимерола, дал пресс-конференцию, на которой он заверил журналистов, что были предприняты все должные предосторожности, чтобы защитить здоровье рабочих и штата лаборатории, и что конечный продукт был совершенно инертен и безопасен. Для наглядности он показывал фотографию, где был изображён сам, стоя рядом со своим трёхлетним сыном Йоханном, держащим в своих руках бесформенный кусок полиэфимерола. На второй пресс-конференции Насс заявил, что последующие тесты, проведённые им в области токсичной природы материала, дали полностью отрицательные результаты.
После Оффенбахской Конференции Насс получил грант от Фонда Джеремии Пирелли, который позволил ему продолжить свои эксперименты, включая в них другие параллельные растения, и даже виды обычной ботаники. Первые результаты, хотя и очень изменчивые по степени выраженности, были похожи на те, что получены для Solea fortius. С другой стороны, при испытании нормальных растений явление вообще не имело места. Только одна часть стебля розы сорта «Принцесса Грейс» под пластмассой демонстрировала лёгкий синеватый оттенок, который, согласно Нассу, мог бы быть началом мутации, прелюдией к возможной параллелизации всех роз. Это странное явление, которое теперь известно как окрашивание Насса, ещё не получило удовлетворительного объяснения. Насс проводит свои эксперименты в обстановке высокой секретности, и держится на расстоянии и уклончив даже со своими коллегами по лаборатории. Также не было никакого объяснения тому, как профессор Ванни[20], директор знаменитой итальянской лаборатории, имеющий репутацию благоразумного учёного и педантичного администратора, мог разрешить Нассу экспериментировать на редчайшей и наиболее драгоценной из всей его коллекции Solea, таким образом подвергая её риску полного распада. Возможно, на этот и другие вопросы будут даны ответы на приближающейся конференции по параллельной философии, которая должна проводиться в Токио в 1978 году. Тогда и Насс, и Ванни будут среди выступающих.
