Геннадий Емельянов - Истины на камне
— Я сказал: Пришелец-сотрясатель, содрогатель и стиратель, он принесет в деревню Камень, на котором записаны Истины, он согнет в дугу киня, он закроет ладошкой, если захочет, конечно, созвездие Трех Братьев, он друг Вездесущего и Неизмеримого!
— Что касается Вездесущего, ты явно загнул — на «ты» с ним я еще не общался; высоко сидит, он не моего ранга гражданин. В остальном же так и есть — приволоку я вам камень. И киня убью, но как-нибудь потом. Что еще?
— Я воспаряю, брат мой; ты даешь мне надежду жить, но я еще сказал от твоего имени, что у нашего Пророка в голове дыра и что иметь лишь одну Истину в запасе — скучно.
— Ты правильно оттенил этот важный момент, друг. Но ведь то — не мои слова?
— Не твои. Я наврал.
— Вот именно. И что же ответили старики?
— Они ответили; он оскорбил нас и пусть несет наказание, мы, ответили, забьем его грязный рот песком, чтобы ни одно хулительное слово о Пророке не гневило нас больше.
— Суровый, однако, приговор. Но как же они забьют мой рот песком, брат? — Мне стало немного грустно, что с самого начала возникают непредвиденные сложности. Надо будет, видимо, пугать здешнюю публику, а это не входило в мои планы. — Язык твой — враг твой, брат мой Скала!
— Это так. Ты простишь меня, Хозяин?
— Я тебя прощаю.
— Буду слугой твоим до последнего дыхания, Хозяин! А мы победим?
— Мы обязательно победим!
— Ты бог или человек, Пришелец?
— И бог, и человек.
— Так не бывает! — Скала осторожно сел на водительское кресло.
Вид у него был квелый: он верил мне и не верил. Ему очень хотелось, чтобы я был богом и мог все. Я и могу почти все, но я человек. Ему того не понять пока.
— Так как же они накажут меня, Скала? Есть хочешь?
— Накорми. А времени у нас мало.
Скала ел жадно, речь его была тороплива и невнятна, но «лингвист» переводил.
— Когда мы жили у воды, которая никуда не течет, лишь качается, мы были многочисленны и сильны.
— Слышал уже.
— Мы воевали и искали сражений. Когда мы уставали от войны, мы кричали врагам своим: Выставляйте богатыря, у нас есть богатырь, и пусть они сражаются до пота. Сильный победит, слабый заплачет, как старуха. И мы посмеемся над слабым.
— Разумно.
— Наши старики отбирали у женщин новорожденных и растили из них силачей. Не все новорожденные годились для такого дела. Младенцев никто после не видел — они воспитывались отдельно. Наши силачи всегда побеждали, они ломали врагов, как сучья, и множили славу народа. Скоро старики крикнут тебе, Пришелец: Выходи бороться, и мы посмеемся над твоей немощью! Они выставят против тебя силача.
— И когда они крикнут?
— Скоро. Я приду за тобой. Ты боишься?
— Нет, не боюсь.
— Мне страшно, брат: наши богатыри, как гласят предания, никогда не падали наземь.
— Упадут. Возвращайся к старикам, скажи им: «Пришелец сердит, он чтит обычаи народа и готов к любым испытаниям».
— Я запомнил.
— Ступай.
— Я вернусь. Скоро.
Мы поднялись на лысую верхушку холма. Скала трусил впереди вяло и немощно, у него от страха подгибались колени, он выл и паралично потряхивал головой, предчувствуя наш смертный час. Я не утешал его — пусть потрясется, меньше языком будет работать; втравил, понимаешь, в историю и ноет еще, на нервы действует. Скала остановился наконец и вытянул руку вперед с подобающе моменту торжественностью. Я тоже остановился, чтобы оглядеться и оценить ситуацию. «Вот и встретились! — подумал я. — Две цивилизации. Сколько поколений землян кануло в небытие с мечтой о братьях. Мы надеялись по простоте душевной, что это непременно будет радостная встреча. А вот как оно получается — мне хотят набить рот песком и истребить самоё память обо мне. Но они для начала поступают все-таки по совести: не кучей наваливаются, затевают поединок в полной уверенности, что я буду повержен и растоптан. Они исходят ведь из своих представлений о силе и возможностях. Между нами пролегла вечность. Здравствуйте, братья. Я вдохну в ваши усталые души уверенность, докажу вам, что жить — счастье, а не тягость.»
— Здравствуйте, люди! — крикнул я, и «лингвист» разнес мои слова окрест, они отдалились эхом и упали в долину.
На скате холма, сбегающего к деревне, была вырыта круглая яма, посередине ямы на столбах стояла корзина, и в ней лежало яйцо величиной с бочонок средних размеров. Сквозь кожуру яйца, пеструю, как речной камень, просвечивало желтоватое нутро. Из ямы торчали лысые головы стариков, дальше и ниже, у стен деревни, полукругом собрался народ. Впереди — воины, за ними — стар и млад. Лепестки маковицы в центре городища были раскрыты, и там тоже маячили зрители.
— Там — Пророк! — шепнул Скала со всхлипом и тычком упал на колени. — Падай и ты, Хозяин!
— Встань! — громовым голосом приказал я. — Ты мой оруженосец и состоишь под моей защитой. — Слушайте, племя! Я пришел с миром, с миром и встречайте. Хотите войны — не будет вам от меня пощады. Я — сотрясатель и содрогатель, и горе врагам моим. Я все сказал и слушаю.
Из ямы выкарабкался тощий старик и, опираясь на копье, сделал несколько шагов в мою сторону.
— Главный Мудрец! — шепнул опять Скала из-под руки, не поднимаясь с колен. — Он живет под землей и редко кажет свой лик народу.
— Ты бы встал, брат.
— Не встану, боюсь.
Я слегка поддал ногой под зад брату моему, он пробороздил с пяток метров по песку и поднялся, ошеломленный, потирая зад ладошкой.
— Встань рядом и замри, не то сейчас же откручу твою кудрявую голову. Ну!
Подействовало: встал рядом и замер, выпучившись. Главный Мудрец напоминал макаронину, с которой, вяло свисали руки, макаронины потоньше. Кадыкастую шею венчала голова с плоским и кривым носом. Взгляд старика был суров и пронзителен. Этот папаша, похоже, не ведает жалости, и сердце его высохло вслед за телом.
— Внимай ты, который будто бы сотрясатель и будто бы содрогатель! Наших следов давно нет у синей воды, и нет наших следов на горных тропах. Может, ты явился оттуда, чтобы сквитаться с нами за старые обиды? Или ты пришел с неба, чтобы умереть лицом к звездам? Нам все равно, кто ты. Мы покинули родину и забыли вкус рыбы, но мы не разучились побеждать. Ты один, и ты будешь драться насмерть с нашим удальцом. Ты оскорбил Пророка, сказавши, что у него пусто между ушами, там, где Вездесущий и Неизмеримый помещает разум. Нам хватает одной Истины, произносимой Пророком на восходе солнца. Уста Пророка — родник чистый и неиссякаемый. Пророк не может ошибиться, он видит во сне Вездесущего и Неизмеримого. Пророк — небесный дар, ниспосланный нам. А ты кто такой?
