Эдгар Берроуз - Пеллюсидар
Вдруг гиенодон ушел под воду. Я подождал и через несколько мгновений увидел, что ему удалось вынырнуть. Необъяснимое чувство сострадания охватило меня. Я мог хорошо рассмотреть его глаза - он был не больше, чем в пятидесяти ярдах он меня. В них читался ужас, и они были похожи на глаза моего колли Раджи. Я забыл о том, что передо мной кровожадный, опасный хищник, а думал только о том, что сейчас он больше всего похож на несчастную, страдающую собаку, а собак я люблю.
Я не раздумывал больше, очертя голову бросился в воду и поплыл к тонущему зверю. При моем приближении он оскалил зубы, но у нас не было возможности выяснить отношения, так как он немедленно ушел под воду во второй раз, и мне пришлось нырять за ним.
Я ухватил гиенодона за шкирку и, хотя он был тяжел, как шотландский пони, умудрился доплыть с ним до берега и вытащить на пляж. Там я обнаружил, что одна из его передних лап сломана.
К этому времени у утопленника пропала всякая охота к борьбе, и я, подобрав несколько веток, упавших с чахлых деревьев, росших в трещинах скал, вернулся к нему и наложил на его лапу фиксирующую повязку. На бинты мне пришлось пустить собственную рубашку. После этого я сел рядом и начал поглаживать лохматую голову и говорить с ним так, как люди обычно разговаривают с собаками.
Когда он выздоровеет, думал я, возможно, он попытается напасть и сожрать меня. И на всякий случай я насобирал обломков камней и приступил к изготовлению каменного ножа. На этом пляже мы были изолированы от остального мира больше, чем если бы сидели в тюрьме: с одной стороны перед нами плескалось море, с трех других нас окружали неприступные скалы. К счастью, с одной из скал стекал маленький ручеек пресной воды, так что смерть от жажды нам не грозила. Я набрал воды в одну из больших раковин, валявшихся среди обломков породы, и поставил ее перед гиенодоном.
С едой у нас тоже не было проблем благодаря обилию крабов. Время от времени мне удавалось подбить какую-нибудь неосторожную птицу, ловко бросив камень, - в школе я хорошо научился бросать в цель всякие подходящие и не очень подходящие для этого предметы.
Вскоре гиенодон смог вставать и ковылять потихоньку на трех лапах. Никогда не забуду, с каким интересом я впервые наблюдал эту картину. Рядом со мной лежала горка камней. Гиенодон медленно поднялся и с трудом утвердился на трех здоровых лапах. С трудом он наклонился, жадно попил воды, посмотрел на меня, а затем медленно заковылял к утесу.
Он трижды обходил участок суши, на котором мы ютились, пытаясь, по всей видимости, найти какую-нибудь лазейку. Не обнаружив выхода, он вернулся ко мне, обнюхал мои ботинки, обмотки, руки и, прохромав чуть дальше, снова улегся на землю.
Теперь, когда он более или менее свободно мог перемещаться, я начал сомневаться в разумности своего порыва великодушия. Как я могу спать спокойно, когда этот дикий зверь находится в непосредственной близости от меня? Где гарантия, что в один прекрасный день я не проснусь от того, что могучие челюсти сомкнутся у меня на шее? По меньшей мере, я чувствовал себя неуютно.
У меня был довольно большой опыт общения с животными, и я не тешил себя, подобно многим, мыслями о чувстве благодарности, якобы присущем и бессловесным тварям. Я верю в то, что некоторые животные любят своих хозяев, но сомневаюсь, что это чувство проистекает из благодарности.
И все-таки я заснул. Природа брала свое. Я просто отключился, хотя и был в сидячем положении. Это понятно - я был ужасно измотан. Проснулся я, почувствовав, что на меня навалилось тяжелое тело. В первую минуту я решил, что это гиенодон, но когда я окончательно стряхнул с себя сон и попытался подняться, то увидел человека. Впрочем, если быть точнее, я увидел четверых людей, но лишь один из них навалился на меня, а остальные стояли чуть поодаль.
Без ложной скромности должен сказать, что я не слабак и никогда им не был. Суровая жизнь в Пеллюсидаре закалила меня, и даже такой силач, как Гак Волосатый, был высокого мнения о моих возможностях. Впрочем, к моей природной силе добавлялось то, чего были лишены эти дикие люди, - знание.
Напавший на меня человек неловко обхватил меня, так неловко, что этим было грех не воспользоваться. Поднимаясь на ноги, я, прежде чем нападающий успел опомниться, обхватил его и бросил через себя. Он упал на камни и остался лежать там недвижимым.
Когда я вскочил, то заметил гиенодона, спящего у большого валуна. Его шкура по цвету сливалась с камнем, и пришельцы его не заметили.
Едва я расправился с одним из этой теплой компании, остальные накинулись на меня. Теперь не было смысла таиться и молчать, и они разразились дикими криками. Это было их ошибкой. Судя по тому, что нападавшие не доставали оружия, они хотели взять меня живым, но я отбивался так, как если бы мне угрожала немедленная смерть.
Битва была короткой, ибо как только дикари огласили своими криками ущелье, на их спины обрушилась огромная мохнатая масса.
Это был гиенодон! В мгновение ока он повалил одного из людей и, легко встряхнув его, сломал ему шею. Расправившись с одним, тут же накинулся на другого. Пытаясь отделаться от разъяренного зверя, дикари позабыли обо мне, чем я и воспользовался, вытащив нож у поверженного мной человека. Из двух оставшихся один рухнул, как подкошенный, под ударом моего ножа, другой почти одновременно был загрызен моим четвероногим союзником.
Бой был окончен - если только почуявший залах крови зверь не считал и меня подходящей добычей. Я выждал несколько минут, держа наготове нож и подобранную мной дубину, но гиенодон, не обращая на меня ни малейшего внимания, принялся пожирать один из трупов.
Животное не пострадало во время схватки; поев, оно улеглось и стало рвать бинт зубами. Я сидел чуть поодаль и внимательно следил за ним, поедая краба. Эта пища, кстати говоря, мне смертельно надоела.
Гиенодон встал и подошел ко мне. Я не шевелился. Он остановился передо мной и, подняв свою перевязанную лапу, ткнул меня в колено. Его действия были не менее понятны, чем слова - он хотел, чтобы я снял повязку.
Я взял огромную лапу одной рукой, а другой размотал бинт и снял ветки. После этого я ощупал ее. Было похоже, что кость полностью срослась. Сустав, по всей видимости, немного закостенел, и когда я попытался согнуть лапу в колене, зверь вздрогнул, но не зарычал и не отдернул ее. В течение нескольких минут я осторожно массировал сустав и, в конце концов, отпустил мохнатую лапу.
Гиенодон несколько раз прошелся вокруг меня, потом лег рядом. Его шкура приятно щекотала мое голое тело. Я положил руку ему на голову. Зверь не пошевелился. Осторожно я начал почесывать его за ушами и под нижней челюстью. Гиенодон лишь чуть приподнял голову, чтобы я мог лучше ласкать его.
