Александр Заревин - Одинокие боги Вселенной
Я вздохнул и запер за собой дверь.
* * *Когда я снова зашел в палату, Лариса Григорьевна поила Куба из чайной ложечки холодным чаем.
— Все нашел? — строго спросил меня Куб.
— Сверток и папку. Это все?
— Да. — Куб оживился. — Как ни странно, эта папка мне дороже того свертка, Юра. Я очень хочу, чтобы ты внимательно, а главное, вдумчиво прочитал рукопись. Это моя лебединая песня, правда, Лариса? Там не много страниц, но я потратил на них около двадцати лет жизни. Конечно, я мог бы отдать ее тебе, когда ты приходил ко мне, став старше, но подумал, что так будет лучше. За семнадцать лет рукопись, возможно, прочитает еще кто-нибудь. Ты береги ее, Юра! Я там все написал… Прочти… — последние слова Куб говорил еле слышно, я с трудом улавливал. — Сил нет… Посплю… Скорее бы… — Глаза Куба закрылись, и он, по-моему, заснул.
— Все, Юра, — сказала Лариса Григорьевна. — Теперь его душу здесь ничто не держит. Она облегчилась, ты забрал последнюю тяжесть, и ей легко будет добраться до Бога. Ты иди, сынок, я сама с ним досижу. Иди, иди, не сомневайся, он не хотел, чтобы ты видел. Встретимся на похоронах, до свидания.
Умер Иван Иванович перед утром 19 апреля 1978 года. А похороны состоялись 21 числа.
Для церемонии прощания гроб был выставлен в актовом зале техникума. Конечно, если бы у Куба были родные, вероятно, все выглядело бы иначе, зато так было торжественнее.
Я стоял возле гроба и во все глаза смотрел на его лицо. Все существо мое протестовало, мысленно я молил Куба, родного моего Ивана Ивановича, — молил открыть глаза, улыбнуться и сказать, что все это была шутка. Я с затаенной надеждой искал в нем признаки жизни. Как я хотел этого… Я чуть не закричал, когда на миг мне показалось, что Куб дышит. Увы… Мне это только показалось…
За три недели Куб похудел так, что даже сквозь тюль, закрывавший его по плечи, сквозь парадный его костюм проступали очертания скелета. Именно скелета, а не тела. Цыплячья шея с тонкой сеткой морщин торчала из широкого ворота белой сорочки и примыкала к огромному черепу, обтянутому сухой кожей. Его побрили и причесали, и в ставшем незнакомом лице с трудом угадывались прежние черты. Чужое его лицо выражало спокойную усталость, он словно сделал важное и тяжелое дело, а теперь отдыхал.
И вдруг я понял, почему говорят: «Тело покойного». Это был не Куб! Куба не было, была его оболочка, футляр, а самого Ивана Ивановича не было. Он ушел, покинул оболочку, ушел навсегда, а футляр оставил нам. Пустой футляр — тело покойного… Вот оно лежит передо мной в обитом кумачом сосновом гробу, а Куба — веселого, умного, жизнерадостного, доброго Куба — тут нет.
До самого конца, до того мгновения, как я бросил горсть влажной холодной глины на крышку гроба, в голове моей крутились только эти два слова — «тело покойного».
Лопатами зарыли могилу, поставили обтянутую кумачом тумбу с номером, подровняли холмик… Все. Теперь все. Я наконец сердцем понял то, что умом понимал давно: больше Куба нет, все, его больше нет. Я выбрался из толпы и, спрятавшись за чей-то памятник, заплакал. Никогда не думал, что во мне столько воды. Впрочем, мне и не приходила в голову мысль сдержать слезы, они лились, но легче не становилось. Даже когда я почувствовал, как чья-то рука гладит меня по волосам, я не остановился, а как-то отстраненно подумал, что это, наверное, Лариса Григорьевна. Однако я ошибся: это была Галка.
— Галка, — сказал я сквозь рыдания. — Ты знаешь, я очень тебя люблю. Я не хочу потерять тебя, как Куба, я этого не переживу.
— Я знаю, что ты любишь меня, — ответила она. — И, к сожалению, как Ивана Ивановича, тебе не грозит меня потерять. Пора, Юра. Сейчас автобусы уедут.
— Пускай, — мотнул я головой. — Я не хочу видеть людей. Галка! Куб мне что-то оставил в наследство. Приходи ко мне вечером, разберемся вместе, а?
— Хорошо, Юра, я приду.
После этих слов слезы мои иссякли.
— Поехали.
У подножки автобуса я оглянулся: свежее захоронение выглядело празднично красивым. Я вздохнул и прошептал:
— Прощайте, Иван Иванович.
Глава 9
ТОРГ
Черт побери! — воскликнул Кроум. — Быстро наместник соображает. Что же нам делать? Озерса необходимо выручать, а как?
— Усыпить бы их, — мечтательно сказал Сетроум.
— Вы можете настроиться снова на госпиталь?
— Да. Пожалуйста. — И Сетроум заколдовал у пульта.
Через несколько минут в комнате оказался Арес Марс. Оценив обстановку, он сказал, что к этой операции необходимо подготовиться, и исчез, заручившись запиской Кроума, в которой тот даже не просил, а приказывал исполнить все требования Ареса. Вскоре Арес появился снова вместе с четырьмя людьми, несшими пневматические ружья.
— Эти люди — признанные стрелки, — пояснил он. — Будем стрелять иголками, смазанными наркотиком мгновенного действия, лишающим человека сознания часа на два.
— Может быть, все-таки газ? — подал голос Сетроум. — Одновременно вы сможете нейтрализовать не более трех стражников, а там еще трое и сам наместник…
— И правда, господин Арес. Сетроум не слишком резво может управлять «коридором», и нельзя не учитывать того, что наместник может решиться на крайние меры. Озерс — единственный из людей, кто знает, как можно построить установку. Она для наместника — путь к вершине власти, недаром он затеял столь грандиозную акцию, поставив на карту все, я даже не знаю, как мне отчитаться перед президентом за сегодняшнее утро. Правду говорить не хотелось бы… А с другой стороны, чего это террористам захватывать студенческое общежитие? Может быть, подумаем еще немного?
— Как скажете, господин предводитель. Я действительно не подумал о таком варианте.
— Позвоню-ка я наместнику, — решил Кроум. — Господин Арес, вы можете организовать мне телефон?
— Сейчас спрошу у военных. Думаю, организовать можно. — И Марс отправился исполнять поручение.
— Господа, вы можете быть свободны, — сказал Кроум стрелкам.
Те поклонились и ушли.
— Ну вот, господин Колпик, вы, надеюсь, убедились, что тропа террориста не всегда гладко утоптана?
— Кто бы мог подумать, что мы у наместника на крючке! Вы вмешались буквально в последнюю минуту, господин Раут! Если бы не вы!..
— А что я? Чем думали вы, устраивая мне ночной звонок и указывая места с подслушивающими устройствами? Более нелепое начало террористической деятельности придумать очень трудно.
— Но нам же надо было как-то привлечь ваше внимание!
— Но не так же демонстративно!
— А как?
В это время в комнату вошел Марс, отматывая цветной провод и держа под мышкой полевой телефонный аппарат.
