Ольга Ларионова - Сказка королей
- Дениз. Дениз. Дениз... - Это как спасенье, как заклинание, как мелом по полу - круг, отсекающий все то, что было и как было.
- Я здесь, - прозвучал из темноты ее неправдоподобно спокойный голос. - Протяни руку - я здесь.
У него похолодело внутри от ее слов, простых и ничего не значащих в обычном номинальном значении, но сейчас обернувшихся к нему всей жуткой обнаженностью единственного своего смысла. И не он ей, а она ему первая предлагала единственное средство от страха перед окружившей их тупой и бессмертной нелюдью, и это "протяни руку" - первое, что она сказала ему как равная равному, значило только одно: "протяни руку к возьми".
Он медленно поднялся, царапая щеку о кирпичный наружный косяк, и переступил порог комнаты. Где-то внизу, у его ног, сидела на полу невидимая Дениз.
Вот так. И не мучайся, все равно ведь это неизбежно. Быть тебе сукиным сыном. Судьба.
- Ты словно боишься? - проклятый голос, обиженный, совсем детский. Никто же не видит. Темно.
Так бы и убил сейчас. На месте.
- Может быть, я для тебя недостаточно хороша? Мсье Левэн говорил...
- Замолчи!!!
Бесшумно шевельнулся воздух, и Артем угадал, как поднялась, выпрямившись и чуточку запрокинув голову, Дениз. Из темноты лёгкими толчками поднималось и долетало до его лица ее дыханье. Ближе протянутой руки была теперь она от него.
- Зачем "замолчи"? Я люблю тебя, Артем.
Господи, да разве может быть, чтобы это "я люблю тебя" звучало так медленно, так правильно, так спокойно?
- Нет, Дениз, нет! Просто так вышло, что здесь только мы, ты и я, никого, кроме меня. Вот тебе и показалось... Почему бы и нет? Девочки рассказывают, мама запрещает, мсье твой плешивый травит про Нефертити... В первый раз верят не только другим, Дениз. Верят себе. Что с первого взгляда и на всю жизнь. Вот и тебе кажется. Мсье для этой роли не подошел, стар, и девочки засмеют. А тут - молодой русский, и на совсем другой планете, О-ля-ля! Пока никто не видит...
- Здесь темно, я не могу тебя ударить.
- А хорошо бы. Я даже прощенья просить не буду. Это завтра. Когда я буду способен соображать, что я говорю.
- Ты говоришь и не слышишь? Каждое твое слово - как crapaud (жаба), я не знаю по-русски, холодное, противное, мокрое! Зачем так? Зачем? Зачем?
Дениз, горе ты мое горькое, не "зачем", а "почему".
- Потому что не смей говорить: "Темно, и никто не видит". Не смей говорить: "Протяни руку". И не смей в этой темноте стоять так близко, что я действительно могу протянуть руку и взять.
Шорох шагов. Дальше. Еще дальше. Четыре шага темноты между ними. Одного его шага будет довольно, если сейчас позовет. Не смей звать меня, Дениз. Я люблю тебя. Где тебе знать, что любят именно так!
Тишина. Долгая тишина, в которой не спит и не уснет Дениз. Значит, еще не все. Еще подойти, отыскать в темноте спокойный лоб, и это - "спи, детка". Сможешь? Уже смогу.
А лицо мокрое. Все. Даже брови. И руки. Узкие холодные ладошки.
- Ну что ты, глупенькая, что ты, солнышко мое, девочка моя, - все слова, все имена, только бы ласковые, а какие - неважно, важно - нежность в них, вся нежность белого света, нежность всех мужчин, целовавших женские лица от Нефертити до Аэлиты. - Маленькая моя, рыженькая моя, единственная...
О, последовательность всех мужчин мира!
Уснула Дениз, зацелованная, счастливая, и руку его продолжает сжимать, словно это любимая игрушка. Как мало тебе было надо - согреть, убаюкать. А туда же - "протяни и возьми". Глупенькая ты моя. А теперь спишь спокойно и только носом посапываешь - наревелась, а я просижу всю ночь здесь, на полу, как последний дурак, положив голову на край твоей постели только затем, чтобы увидеть твое лицо, когда начнет светать.
Видел бы Юп эту картину!
- Ну что, Юп, старая консервная банка, доволен ты нами сегодня?
Темнота. И совсем близкое, отчетливое:
- Да.
Был какой-то отрезок времени, когда Артем чуть было не рассмеялся. Бывает у человека такое состояние, когда первой реакцией на все является счастливый смех. Но так продолжалось всего несколько секунд. Потом недоумение: неужели подслушивал? Скотина.
Он осторожно высвободил свою руку из ладошек Дениз и на цыпочках выскользнул из дома. Темень. Непроглядная, тяжелолиственная, августовская.
- Юп!
- Я слушаю тебя.
- Юп, вы... вы довольны нами сегодня?
- Да. Вы поняли, что от вас требуется, и я доволен.
- Вы слышали... все?
- Разумеется. С первого же момента вашего пребывания на нашей планете мы видели и слышали абсолютно все.
- Даже в темноте?
- Для нас не существует ни темноты, ни стен дома, ни вашей одежды. Мы видим все, что хотим.
Может ли двадцатичетырехлетний землянин дать в морду инопланетному подонку, пусть даже тысячелетнего возраста? Впрочем, они сами уже решили этот вопрос положительно, иначе сейчас между Юпом и Артемом не было-бы защитной стенки, и тогда...
- Юп, но ты же человек, пусть они все - консервные банки, но ты?..
- Во-первых, не вполне строго называть меня человеком, ибо ты сам считаешь себя таковым, а мы стоим на слишком различных ступенях развития. Во-вторых... - Бесстрастный машинный голос, и слово за словом капает на череп и расплывается по нему, не проникая в глубину сознания и не обнаруживая своего сокровенного и старательно ускользающего смысла. Во-вторых, разница в этих уровнях - в нашу пользу, за исключением одного-единственного вопроса. Информацию по этому вопросу мы и намерены получить от вас. Вы, наконец, поняли, что от вас требуется, и я доволен вами.
- Послушайте, Юп, вы можете простым русским языком объяснить мне, о чем идет речь? Я слушаю вас - и не понимаю, мой человеческий разум не в состоянии проэкстраполировать вашу естественную - для вас - и, вероятно, очень простую мысль. Ну о чем вы, о чем, о чем, черт вас подери?!
- Пожалуйста. Мы имеем множество самообновляющихся биороботов различных типов, причем одни копируют людей, другие много совершеннее их... И все-таки жизнь нашего человечества неуклонно стремится к закату. Развитие остановилось. Нам незачем больше развиваться. Ведь для этого нужно любить знание. Нам незачем больше летать в космос. Для этого нужно любить звезды. Мы практически бессмертны, нам не надо продолжать свой род, равно как и заботиться друг о друге. Каждый и так занят самим собой. Только собой. Ведь для того чтобы помогать другому, нужно его любить. Но мы давным-давно утратили представление о том, что это такое. Мы забыли, как это - любить...
- А ты, ты сам, Юп?
- Это было так давно... Я не знаю, я не помню, любил ли я когда-нибудь...
- Но ты же хочешь им помочь, - значит, не все потеряно, старина. Не понимаю только, что мы-то можем для тебя сделать?
- Я дал тебе райский сад, привычный, родной дом. Я дал тебе самую красивую девушку Земли. Вам все условия созданы. Любите друг друга!
