Клиффорд Саймак - Зачем их звать обратно с небес?
Судья отложил бумаги и снял очки.
— Хочу добавить еще вот что, — сказал он. — Из милосердия татуировка была нанесена, пока вы находились под действием наркотика. Процедура эта весьма болезненная, а в задачу суда не входило причинить вам дополнительные страдания или унижения. Но должен вас предостеречь. Суд понимает, что с помощью различных средств татуировка может быть сокрыта или даже сведена. Не советую вам поддаваться подобному соблазну. Наказанием за этот поступок будет лишение вас последнего из оставшихся у вас прав.
Он пристально взглянул на Фроста.
— Вам понятно?
— Да, — пробормотал Фрост, — мне понятно.
Судья потянулся за молоточком и стукнул по столу.
Звук глухо прозвучал в пустой комнате.
— Дело закрыто, — сказал он. — Пристав, вышвырните его на улицу. То есть, я хотел сказать — отпустите.
18
Ночью крест опять рухнул.
19
Восточная часть неба начинала светлеть.
Фрост нетвердо стоял на тротуаре, он еще не пришел в себя, наверное, продолжал действовать наркотик. Он ощущал странную смесь отчаяния, ужаса и жалости к самому себе.
Что-то тут не так, понял он. Дело не столько в приговоре, сколько в самом времени заседания суда — на исходе ночи. И в том еще, что в зале не было никого, кроме судьи и пристава — если они, конечно, таковыми являлись.
Дело сфабриковано. Маркус до него добрался. Есть в этой бумаге что-то, раз Маркус идет на все, лишь бы не дать ей всплыть.
Но что он теперь мог поделать? И сможет ли когда-нибудь? Kто теперь его выслушает? С кем он может поговорить? «Апелляция невозможна», — заявил призрак. Да, это так. Апелляцию ему не подать.
«Я могу оказаться скомпрометирован», — кажется, так сказал он Энн Харрисон.
— Энн, — прошептал Фрост.
Боже мой, ведь существовала Энн Харрисон. Не оказалась ли она — по своей воле или нет — просто наживкой? И не обмолвился ли он в суде о ней? Не сказал ли он, что документ мог попасть к Энн?
Под наркозом он, несомненно, выдал ее. Выдал бы, только вряд ли его допрашивали — тогда бы это был настоящий суд и, конечно, его бы не осудили: он не мог наговорить на себя. Никакого допроса не было.
Чуть покачиваясь, он смотрел как светало. Сомнения, вопросы — все перемешалось у него в голове.
Вычеркнут из человечества.
Никто.
Kомок протоплазмы, оказавшийся на улице — безо всего, без надежды.
С единственным правом — умереть по-человечески.
И это явно подстроено Эплтоном.
Вот на что тот рассчитывает! На то, что лишенный всех прав, он отринет последнее, которое у него осталось.
— Нет, Маркус этого не дождется, — сказал Фрост и себе, и ночи, и всему миру, в том числе — и Маркусу Эплтону.
Он неуверенно побрел по улице. До того, как рассветет, ему следует найти укрытие. Укрыться от насмешек, гнева и бессердечной жестокости. Он должен уйти не из мира, но от мира — он теперь не часть его, он ему враг. Любой может поднять на него руку, защита ему лишь ночь и одиночество. Ни закона, ни права для него более не существует.
Его переполнил холодный напор гнева и злости, гнева на то, что произошедшее оказалось возможным. Это было не цивилизованно, но кто утверждает, будто человечество цивилизованно?! Оно может исследовать космос в поисках пригодных для населения планет, может ломать голову над тайнами времени, может бороться со смертью и стремиться к бессмертию, при этом продолжая оставаться сборищем дикарей.
Должен отыскаться способ победить варваров, должен найтись способ расквитаться с Эплтоном, и если он его отыщет, то использует — без малейшего колебания.
Но не теперь.
Сейчас надо лечь на дно.
Все будет в порядке, пока он сумеет держать себя в руках, понимал Фрост. Главное — не распускать нюни.
Он дошел до перекрестка и остановился, раздумывая, куда свернуть. Где-то на соседней улице взвыл электрический мотор — рейсовое такси, видимо.
Пойду к реке, решил он. Там проще всего укрыться, может быть, удастся и прикорнуть. А потом — искать еду.
Подумав об этом, Фрост вздрогнул. И вот к этому сводится теперь его жизнь?! Прятаться и постоянно искать пропитание. А наступит зима, что тогда! Придется отправиться на юг, пробираясь по ночам сквозь гигантский мегаполис, в который превратились прибрежные города.
На востоке светлело, надо торопиться. Но к реке сворачивать не хотелось. Первый же шаг в ту сторону сделает его беглецом, и он боялся сделать этот шаг, потому что бег тогда уже не остановишь.
Он стоял, вглядывался в пустынную улицу и мучительно пытался найти другой путь. Не прятаться и искать правосудия? Какого? Правосудие с ним уже разобралось, а кто еще станет его слушать? Зачем? Все написано у него на лице!
Он устало свернул к реке. Если уж бежать, то, по крайней мере, быстрей, пока еще не поздно.
И тут кто-то обратился к нему:
— Мистер Фрост!
Он обернулся. Человек, который позвал его, стоял в тени здания. Вот он вышел на тротуар — согбенная, уродливая фигура в большой, сплющенной шапке, пальто — сплошные лохмотья.
— Нет, — неуверенно пробормотал Фрост, — нет…
— Не волнуйтесь, мистер Фрост. Вам стоит пойти со мной.
— Но, — изумленно проговорил Фрост, — вы не можете знать меня. Вы не понимаете…
— Знаю, — хмыкнул человек в отрепьях. — Мы знаем, что вы нуждаетесь в помощи, и это все, что теперь важно. Идите за мной и старайтесь не отстать.
20
От керосиновой лампы толку было немного. Она освещала лишь пятачок вокруг себя, и сгорбленные тени людей роднились с полумраком, царящими в помещении.
Фрост остановился, ощутив на себе настороженные взгляды.
Друзья или враги? Там, на улице (в скольких кварталах отсюда это было?) человек, подошедший к нему, показался другом. «Вы нуждаетесь в помощи, — сказал он, — а остальное пока не важно».
Проводник подошел к теням у лампы, Фрост остался стоять на месте. Ноги гудели от ходьбы, он безумно устал, не прошло еще и действие наркотика. Игла это была или дротик — то, что вонзилось ему в шею, — но заправили инструмент неплохо.
Он наблюдал, как провожатый, присев на корточки, перешептывался с остальными. Фросту стало интересно, где он находится. Судя по запаху — в районе порта; наверное, погреб или подвал, они спустились вниз на несколько лестничных пролетов. Убежище, сообразил он, именно то, что он искал.
— Мистер Фрост, — произнес старческий голос, — почему бы вам не присоединиться к нам и присесть. Подозреваю, что вы устали.
Фрост проковылял вперед и сел на пол возле лампы. Глаза его привыкли и тени обрели плоть, серые пятна стали оформляться в лица.
