Боб Шоу - Венок из звезд
Республика Баранди рекламировала себя как одного из наиболее прогрессивных членов Экономической комиссии по делам Африки с высоким уровнем образования для всех граждан. И разумеется, начальство Пруденс было весьма удивлено, узнав, что некий Гилберт Снук, человек, по-видимому, без каких бы то ни было прав преподавания, к тому же замешанный в угоне боевого самолета из другой страны, руководит школой при шахте. Задание носило деликатный характер, ибо определенные круги пытались приостановить дотации на образование в Баранди. Пруденс поручили разобраться в ситуации, обратив особое внимание на деятельность Гилберта Снука, и представить конфиденциальный доклад.
— Довольно большая ответственность для столь молодой женщины, — прокомментировал Амброуз. — Может быть, вы скрываете, что у вас каменное сердце?
— Я этого не скрываю. — Выражение лица Пруденс вдруг стало строгим и официальным, как у красивого, но в высшей степени функционального робота. — Видимо, мне следует сразу пояснить, что это я вас «подцепила» несколько минут назад. Отнюдь не наоборот.
Амброуз моргнул.
— Разве кто-то кого-то «подцепил»?
— А как это называется? Как принято говорить у вас в Америке?
— Пусть так. Но зачем я вам понадобился?
— Мне нужен был сопровождающий до Баранди, чтобы не тратить силы на отваживание всякого рода нежелательных элементов. — Она сделала глоток, не спуская с него пристального взгляда серых глаз.
— Благодарю. — Амброуз обдумал ее слова и обнаружил в них крупицу утешения. — Приятно сознавать, что я не отношусь к нежелательным.
— О, напротив, и даже в гораздо большей степени, чем обыкновенный ученый.
— Если предположить, что существует такая категория людей, как «обыкновенные ученые», — сказал Амброуз, испытывая чувство вины, словно выдавал себя за кого-то другого, — что заставляет вас думать, будто я к ним не отношусь?
— Ну, во-первых, ваши часы стоят по крайней мере три тысячи долларов. Продолжать?
— Не стоит. — Захваченный врасплох Амброуз не сумел справиться с собственным самомнением и добавил: — Меня привлекает ценность вещей, а не их цена.
— Уайльд.
Амброуз на секунду растерялся, решив, что он не расслышал, потом догадался.
— Это сказал Оскар Уайльд?
— Да, что-то вроде этого, — кивнула Пруденс. — В «Веере леди Уиндермир».
— Жаль. Я много лет подряд выдавал это изречение за свое. — Амброуз смущенно улыбнулся. — Бог знает, скольких людей я убедил в своей необразованности.
— Не беспокойтесь. Я уверена, у вас масса других достоинств. — Пруденс чуть наклонилась и неожиданно коснулась его руки. — Мне нравится ваше чувство юмора.
Настороженный открытием, что в таком безукоризненно женственном существе скрывается на самом деле сложная, сильная, трезвомыслящая личность, Амброуз взглянул на Пруденс в упор. Ее лицо не дрогнуло, но теперь он увидел в нем некую двойственность, открывающую ему два различных характера, словно на картине, построенной на оптической иллюзии, где, присмотревшись, можно заметить, как высота превращается в глубину. Пруденс интриговала его, восхищала и манила одновременно, и именно поэтому мысль о том, что его просто «подцепили», а потом, быть может, используют и бросят, терзала его все сильнее.
— А что случилось бы, откажись я играть роль чичероне, сопровождающего вас до Баранди? — спросил он.
— С какой стати бы вы отказались?
— Потому что я вам не нужен.
— Но я же объяснила, что нужны: отваживать нежелательных. Чичероне для этого и существуют.
— Я знаю, но…
— Какую-нибудь другую девушку вы бросили бы в такой ситуации?
— Нет, но…
— Тогда почему меня?
— Потому что я… — Амброуз запнулся и беспомощно затряс головой.
— Я могу сказать вам почему, доктор Амброуз, — произнесла Пруденс тихим, но твердым голосом. — Потому что я отказываюсь играть по старым правилам. Вы знаете, о чем я говорю. Всякий раз, когда нуждающаяся в помощи женщина принимает услугу от галантного мужчины, ситуация подразумевает — хотя это редко воспринимается всерьез — что, если все сложится удачно, она отблагодарит его соответствующим образом. Вы мне нравитесь, поэтому не исключено, что мы станем близки, если пробудем в Баранди достаточно долго, и вы не утратите интереса в моих глазах. Но это случится отнюдь не потому, что вы, скажем, открыли передо мной дверь или помогли донести чемодан до самолета. Я достаточно прозрачна?
— Прозрачна, как джин. — Амброуз сделал большой глоток. — Это, кажется, английское выражение?
— Да, но вы можете свободно употреблять американизмы. Я немало поездила по свету. — Пруденс одарила его еще одной из своих безукоризненных, ошеломляющих, лукавах улыбок.
Амброуз прочистил горло и окинул взглядом пропеченный солнцем пейзаж за окнами.
— Отличная погода, не правда ли?
— Ладно уж. Равенство действительно дало нам неравные шансы. — Пруденс достала новую сигарету и прикурила, позволив Амброузу поднести огонь. — Расскажите мне лучше, что вы собираетесь делать с этими дУхами. Изгонять?
— В данном случае это невозможно, — серьезно ответил Амброуз.
— В самом деле? У вас есть теория?
— Да. И я намерен проверить ее здесь.
Пруденс смотрела на него, не скрывая изумления, и это польстило Амброузу.
— А она объясняет, почему их можно увидеть только с помощью этих специальных стекол? И почему они поднимаются и опускаются?
— Однако вы следили за новостями.
— Разумеется. Но не томите же меня.
Амброуз прикоснулся кончиками пальцев к запотевшему от холода бокалу.
— Мне немного неловко. Вы ведь знаете, как художники не любят показывать свои картины до тех пор, пока не закончат работу. Примерно такие же чувства испытывают ученые к своим излюбленным теориям. Не хотят оглашать их до тех пор, пока не разложат все по полочкам.
— Понимаю. — Пруденс приняла отказ на удивление спокойно. — Придется подождать, когда об этом расскажут по радио.
— А, черт, так и быть, — сказал Амброуз. — В конце концов, какая разница? Я уверен в своей правоте. Объясняется все довольно сложно, но, если хотите, я попытаюсь.
— Хочу. — Пруденс привстала в кресле и пересела так, что ее колени коснулись колен Амброуза.
— Помните Планету Торнтона? — спросил он, стараясь не отвлекаться.
— Так называемый «призрачный мир», прошедший вблизи Земли около трех лет назад?
— Я помню беспорядки. В то время я была в Эквадоре.
— Беспорядки помнят все. А вот физиков больше задело то, что Планета Торнтона была захвачена Солнцем. Она состоит из антинейтрино, следовательно, должна была пройти Солнечную систему по прямой, и мы никогда бы ее больше не увидели. То, что Планета вышла на орбиту вокруг Солнца, расстроило множество ученых, и они до сих пор пытаются выдумать новый комплекс сил взаимодействия, объясняющий ее поведение. Но самое простое объснение заключается в том, что внутри нашего Солнца находится еще одно, состоящее из того же вида материи, что и Планета Торнтона. Антинейтринное солнце внутри нашего адронного.
