Сергей Абрамов - 05-Мой престол - Небо (Дилогия)
Кузнец поднял глаза и увидел Иосифа-древодела.
— Йесеф, а мне-то почем знать, где твой сын? Мне вон за своими уследить бы.
— Но ведь мой сын шел всю дорогу с твоими детьми… — Иосиф знал: Салмон любил пошутить и мог сейчас просто над ним потешаться. По-доброму, по-соседски. Но Иосифу было не до шуток. Мальчика надо было найти, накормить и уложить спать: завтра, чуть свет — опять в дорогу. А мальчишка пропал. И тут еще этот Салмон со своими дурацкими шутками…
Однако кузнец говорил сейчас серьезно:
— Да не было его с нами, Йосеф. Правду говорю. Мара! Ты не видала Иешуа, сына древодела?
Женщина укутывала детей в одеяла — ночи нынче холодные, и хоть огонь хорошо горит, озябнуть все равно можно. На окрик мужа повернулась, отвлеклась, ослабила внимание: мальчишки тотчас же воспользовались этим и бросились врассыпную. Вот бесенята! Да устают они когда-нибудь или нет?!
— Салмон, теперь сам будешь их ловить. — Все-таки Мара была чуть раздражена: сказывалась усталость от целого дня пути. — Что ты спрашивал?
— Я-то поймаю… Я спрашивал… то есть Йосеф спрашивал: не было ли с нами Иешуа, сына его?
— Да, нет, не было. С чего ему быть с нами? — Она пожала плечами и отошла.
Пусть разговаривают: пока муж соберется, она сама уже детей отловит и спать уложит.
В глазах Иосифа было отчаянье. Он опять потерял сына. Не в городе, где можно запросто исчезнуть в толпе, а на дороге, на открытой местности. Как? Да и куда ему здесь деться?
— Салмон, но где же тогда Иешуа? — Иосиф задал совершенно бессмысленный вопрос.
— Сосед, успокойся. Найдется твой парень. Поспрашивай у людей, может, кто и видел, может, с кем из наших и заболтался. Но с нами его не было, это точно. А был бы, разве я стал бы скрывать?..
Салмону не до меня, думал Иосиф, да и то понятно: у самого вон сколько ребят. И с чего только я решил, что Иешуа с ними? Словно шепнул кто… Мирьям тоже не видела, как и когда он пропал. Это понятно: ей за девочками следить надо. Зря я на нее накричал при людях, плачет сейчас небось. Это я потерял Иешуа, я, прах меня побери!.. Темнеет уже… Что же делать? Наверно, надо возвращаться в Иершалаим, смотреть по дороге, а если нет — искать в городе…
Иосиф был прав: искать Иешуа следовало в городе. Иешуа сладко спал в доме в Иерусалиме, а Петр и Техники уже с нетерпеливым опасением ждали его пробуждения.
— Мастер, может, с ним что не так? — Лицо Техника Кевина было потным и красным: духотища в доме — невыносимая.
Петр и сам видел, что мальчик спит, как и спал все время после операции: крепко, не шелохнувшись. Если бы не чуть заметное дыхание, стоило бы заподозрить неладное. А может, его и следует уже заподозрить — это неладное. Процесс внедрения матрицы прошел гладко, без сложностей. Слишком даже гладко. Перестраховщики из Технической Службы напророчили, что во время передачи данных в мозг объекта может происходить все, что угодно: конвульсии, судороги, повышенная двигательная активность. Даже внешние изменения произойти могут: например, появится седина. Никто ничего пока про матрицу не знает… Но с Иешуа внешне все было в порядке. Спал себе спокойно и ухом не вел. Странно. Петр всерьез начал волноваться: а может, вообще ничего не вышло? Может, чудо-аппарат подвел? Может, какой-нибудь «внедритель» в аппарате неисправен? Да нет, невероятно, чушь какая… Жан-Пьер словно угадал его мысли.
— Не нравится мне все это, Мастер. Мальчик никак не отреагировал на операцию. Даже не проснулся. Более того: ни один параметр не изменился. А если… — не договорил, словно испугался собственной мысли.
И правильно сделал.
Кевин-Давид, начавший было споро упаковывать оборудование, притормозил, подозрительно взглянул на Мастера и Техника, утер в который раз пот. Сказал категорично:
— Даже и не думайте. Повторно мы его не можем обрабатывать. У него мозги просто закипят. Что в инструкции написано? Симптомы могут проявиться. А могут и не проявиться. Мы все сделали правильно. И нечего волноваться. Ждем. Еще не вечер… Открыли бы лучше окна, а то задохнемся все здесь.
— Дай-то Бог, чтобы ты оказался прав, — пробормотал Петр, помогая Жан-Пьеру снимать с окон холщовые, узкие полотнища, придуманные ими в качестве занавесок: ну не нашлось такого предмета в городе.
В голове появилась парадоксальная мысль: с чего бы это Богу помогать им? Если он сам не создал Мессию, то уж помощи от него в этом не жди… Скорее наоборот.
— Мастер, нам бы спать лечь. Завтра ночью — домой. Выспаться надо бы… Жан-Пьер смотрел на Петра с усталой улыбкой: мол, мы-то не Мастера, а простые люди. Слабые и немощные. Вымотаться себе позволили…
— Да-да, конечно, — поспешно разрешил Петр. — Ложитесь, отдыхайте, я вас разбужу.
Техники с явным облегчением переглянулись и улеглись, не раздеваясь, на топчаны в разных углах комнаты. Через минуту они уже крепко спали.
А вот к Мастеру сон не шел. Вообще, в бросках он всегда был напряжен настолько, что сон привык считать пустой тратой исключительно ценного времени. Да ему и легко удавалось проработать трое и более суток подряд безо всякой усталости. Разве что сделаешь четыре-пять коротких — минутных! — подзарядок, и опять — как огурчик. Так и сейчас… Со стороны это, конечно, выглядит странно: босой здоровый мужик сидит в какой-то странной позе, глаза полуприкрыты, раскачивается чуть-чуть. Но на самом деле в это время в тело босого мужика входит энергия, легко забираемая от всего окружающего: от деревьев, от земли, от электрических проводов… Очень хорошо помогает!.. А вид?.. Да что вид?.. Техники привыкли, они и не такие штучки Мастеров видали, а всем остальным это наблюдать не обязательно.
Утром чуть свет всех поднял сам Иешуа.
— Равви, Равви… — шепотом звал мальчик, тормоша спящих за плечи.
Петр, который прилег-таки поспать, мгновенно открыл глаза.
— Проснулся?.. Чего шумишь?
— Я хочу… Ну…
— Понятно. Там, во внутреннем дворике. — Петр показал рукой на дверь. Поищи, найдешь.
Иешуа резво выбежал из комнаты.
Дворик — небольшая, четыре примерно метра на четыре, открытая площадка, куда имелся выход из дома, с полупустым каменным бассейном и чахлым оливковым деревом посередине, — был со всех сторон окружен высокими, в рост человека, известняковыми стенами. Жили бы хозяева — был бы двор чистым и ухоженным. А так, здесь валялось всякое ненужное барахло: сломанная мебель, какие-то деревяшки, треснувшие кувшины — хозяин дома обитал в другом месте и не слишком усердно следил за чистотой. В углу высилась каменная загородка с дырявой полотняной занавеской. Там-то и располагалось то, что в Иерусалиме считалось туалетом.
