Василий Головачев - Непредвиденные встречи
Заглядевшись на группу техников, волокущих по коридору громоздкий ящик (нет грузовых автоматов, что ли?), Грехов ткнулся в спину остановившегося Вирта и быстро шагнул в сторону. Перед ними стоял начальник сектора УАСС Кротас и внимательно разглядывал их светлыми глазами. Рядом с ним, кривя худое нервное лицо, стоял незнакомый Грехову человек в сером однотонном костюме без всяких эмблем и значков. Он был седой, маленький, тонкий, от кривой полуулыбки по лицу бежали морщины, и никак нельзя было в точности определить его возраст.
– Грехов? Рад видеть вас… э-э… живым и здоровым.
– Извините, – пробормотал спасатель. – Спасибо, здравствуйте…
Седой наклонил голову, и Грехов прочел усмешку в его необычно черных глазах. Выручил Грехова Сташевский. Он подошел к ним откуда-то сбоку, несколько мгновений смотрел на седого с какой-то неопределенной миной на лице, потом протянул руку и отрывисто бросил:
– Наш проводник? Я – Сташевский, Святослав.
– Молчанов, Эвальд, – неожиданным рокочущим басом ответил седой, и стоявший рядом Кротас с непонятным облегчением вздохнул.
– Пойдемте. В шесть ноль-ноль заседание Технического совета. Надеюсь, вы не голодны?
– Нет, – коротко ответил Сташевский.
Их молчаливую группу провожали глазами – все знали, что прибыли спасатели, – а Грехов, машинально отвечая на приветствия, пытался вспомнить, где ему уже встречалась эта фамилия – Молчанов.
Они подошли к командному пункту Станции – полусферическому помещению с рядами пультов и туманными стенами выключенных виомов. В зале стоял легкий перекатывающийся говор трех десятков человек. Грехов, оглядевшись, заметил здесь Джаваира, руководителя второго сектора, Шелгунова – начальника отдела безопасности – и еще нескольких специалистов, которых он знал по работе. Почти все руководство управления…
– Сейчас начнем, – тихо сказал Кротас, словно почувствовав волнение Грехова.
– Что же здесь произошло? – так же тихо спросил тот.
– Отряд ученых и коммуникаторов ушел на поверхность Тартара и не вернулся… – ответил начальник сектора и не договорил.
В зал вошел высокий огненно-рыжий мужчина с огромным носом. Грехов с любопытством принялся его разглядывать. Он ни разу не видел заместителя председателя Высшего координационного совета Земли в лицо, только слышал о нем, но ошибиться было просто невозможно. Левада коротко поздоровался со всеми и прошел к пультам.
Грехов притронулся пальцами к плечу Сташевского – какое-то инстинктивное движение, ей-богу, – и приготовился слушать.
Десантный модуль медленно отделился от ажурного тела Станции и серебристой каплей стал падать в бездну. Синий диск Тартара казался отверстием в черной толще, а модуль – воздушным шариком, поднимающимся из-под земли к небу.
Пока их маленький кораблик вели по энерголучу со Станции, Сташевский был спокоен: со стороны их никто не увидит и не запеленгует. Но в атмосфере они могли полагаться только на опыт и умение пилота, и Сташевский невольно посматривал на Диего Вирта, сидевшего у пульта с небрежной грацией профессионала.
В тесной рубке модуля расположились всего четыре человека: сам Сташевский, Диего Вирт, вполне оправдывающий свою фамилию Молчанов и Грехов, с интересом наблюдавший за ходом спуска. То, что их экспедиция – спасательный рейд, его волновало мало. То есть волновало, конечно, но за три года работы в УАСС он уже успел привыкнуть к постоянному риску и вечному ожиданию поединков с неизвестными или известными силами природы. Поэтому настоящая экспедиция была для него обычной формой работы. Его работы…
Грехов теперь знал, что со времени открытия Тартара прошло больше года, но по-настоящему изучить чужой мир за столь короткий срок люди не смогли: не многое увидишь с тысячекилометровых орбит, а автоматы, кроме измерений основных физических параметров планеты, ничего больше не умели. Для осмысления жизни Тартара нужны были длительные наблюдения, наблюдения прямые и без посредников. Правда, попытки эти пока в основном кончались спасательными операциями подобно этой. Разве что меньшего масштаба.
Шесть суток назад, когда Грехов еще бродил по лесу Грусти на Чаре, группа ученых и коммуникаторов в количестве сорока шести человек ушла на ТФ-звездолете к одному из Городов, наиболее загадочных объектов Тартара. И вот уже шесть суток подряд из района посадки доносится резкий голос автомата: «Внимание! Выбрасываю…» – молчание, скрежет – и так без конца. Шесть суток подряд люди на Станции пытались с помощью зондов и телероботов разглядеть, что случилось с кораблем, безуспешно пробовали установить с ним связь. Издали колонна корабля казалась неповрежденной и стояла очень прочно. Однако так и не появились возле него передвижные лаборатории, с помощью которых предполагалось вести исследования. Корабль не открывал люков, превратившись в подобие тех скал, у которых он так неудачно финишировал. Единственным движением в том месте было мелькание паутин, стаями круживших вокруг земного корабля. Напрасно вслушивались в мутный океан атмосферы телезонды и чуткие приборы: в районе посадки царила странная тишина.
В других районах единственного материка Тартара все было по-другому: проносились над равнинами и отрогами гор любопытники – так почему-то обозвали исследователи летающие скалы; неторопливо плыли по своим загадочным делам паутины; в горах появлялось и долго не исчезало багровое свечение; время от времени в некоторых местах резко и непонятно менялся рельеф…
Да, с высоты все это очень походило на активную цивилизационную деятельность, построенную по своим, неизвестным людям, законам.
– Обидно, что мы натыкаемся на столь красноречивое равнодушие, – не заметив, что заговорил вслух, произнес Грехов.
– Что? – спросил Сташевский, покосившись в его сторону.
– Ничего, – пробормотал Грехов, чувствуя на себе изучающий взгляд Молчанова.
– Внимание! – передал по оперативному виому инженер связи Станции. – Дальность на пределе. Дальше пойдете своим ходом.
– Готов, – коротко бросил Диего Вирт, держа руку над регулятором управления. Шлем мыслеуправления он уже надел.
– Желаю успеха, – сухо сказал из виома Кротас. – Пока еще не поздно, задавайте вопросы.
– Поздно, – без улыбки ответил Сташевский.
– Старт! – энергично произнес далекий дежурный. – Выключаем поле.
Сташевский кивнул, и Диего включил собственное защитное поле корабля.
Тяжесть хлынула в тела людей, не тяжесть ускорения, а какая-то странная тяжесть, замедляющая движения и мысли. Диск планеты придвинулся, кренясь, налился фиолетовой полутьмой и закрыл панорамный виом с трех сторон. Мелькнули и пропали светлые пятна, чередуясь с черными провалами, стремительные струи пронеслись рядом, потом модуль вонзился во что-то серо-голубое, и люди словно ослепли.
