Фрэнк Херберт - Барьер Сантароги
Спарроу с Гарсией поднялись к Рэмси на мостки.
— В двенадцать ночи по местному времени мы всплывем на поверхность для похорон, — объявил Спарроу. Даже не глянув на необычный груз на лебедке, он прошел в первую дверь.
Рэмси следил за работой Боннета внизу, и его вновь охватило чувство, будто он смотрит кукольное представление. „Действие последнее. Сцена первая“.
Стоящий рядом с ним Гарсия сказал:
— Время моей вахты. Я заберу это на центральный пост.
Он взял переносной пульт с полки, поднялся на центральные мостки и прошел через дверь.
Рэмси последовал за ним, у самой двери бросил последний взгляд на длинный сверток, запакованный в сетку: мертвое тело в мешке. Повернулся, прошел через центральный пост и направился прямо к себе, где сразу же вытащил ленты телеметрии.
Никаких видимых отклонений!
Он отметил ленты, спрятал их в двойное дно ящика и улегся в койку. Вокруг себя он чувствовал тихую вибрацию подводной лодки, ее жизненный пульс. Он попытался стать частью каюты, элементом перекрестья труб и вентиляционных каналов поверху, репитеров электронных приборов, настенных динамика и микрофона.
Сейчас он был в полудреме, представляя себя глубоководной рыбой, пытающейся найти дорогу к светлому пятну высоко-высоко на морской поверхности.
Только суть была в том, что чудовищное давление держало его в ловушке.
В полночь они захоронили тело лейтенанта Фосса в океане. Холодная ночь, на небе ни звездочки, высокие волны. Рэмси дрожал на палубе, когда Гарсия бормотал молитвы.
— В руки Твои мы поручаем душу его.
Для лейтенанта Артура Хермона Фосса — действие последнее, сцена последняя.
Когда обряд закончился, они спустились в глубину, как бы сбегая с места преступления. Рэмси был потрясен отсутствием выражения в глазах у Спарроу, он услыхал, как капитан шепчет строки из первой главы книги „Бытие“:
— „…и тьма[6] была над бездною; и Дух Божий носился над водою…“
Порывшись в памяти, Рэмси процитировал дальше:
— „И сказал Бог: да будет свет. И стал свет“*.
Рэмси думал: „Если Бог есть, пусть направит он этого храброго человека“. С самого детства никогда не был он так близок к молитве. И еще его смущало странное жжение в глазах.
А затем другая мысль промелькнула в его сознании вместе с воспоминанием голоса Гарсии. „А что, если Гарсия „спящий“ агент?“
Эта мысль заставила его пойти в мастерскую, чтобы проверить тоннели с помощью внутренних сканеров. Те показывали только конец реакторного отсека. Ничего странного и необычного здесь видно не было. Тогда Рэмси включил один из контрольных сканеров, чтобы проследить за Гарсией. Тот наклонился над левым бортом, схватившись за ограждение, косточки на пальцах побелели от напряжения. Гарсия прижался лбом к холодному металлу корпуса.
„Похоже, он заболел, — думал Рэмси. — Может, спуститься вниз и помочь ему?“
Рэмси видел, как Гарсия выпрямился, а затем врезал кулаком по стенке внутреннего корпуса так, что сбил кожу на пальцах. В этот момент „Рэм“ слегка отклонился от курса, попав в объятия подводного течения. Гарсия метнулся к пульту и скорректировал отклонение. Рэмси видел, как из глаз инженера катились слезы.
Рэмси быстро отключил экран, чувствуя, что влез непрошеным в тайники человеческой души, а так поступать не следовало. Тут же он поглядел на свои руки, размышляя: „Странная реакция для психолога! Что это со мной?“ Он снова включил экран, но на сей раз Гарсия спокойно занимался своими обязанностями вахтенного.
Рэмси вернулся к себе в каюту с чувством, будто он не усмотрел что-то необычно важное. Почти час провалялся он на койке, но не смог решить, что же это было. А потом ему опять приснился сон, будто он рыба.
На вахту он проснулся с чувством, будто не проспал и минуты.
Это было время, когда люди считали, будто решат большую часть проблем дальних морских вояжей, спустившись ниже штормов, бушующих на поверхности. Но, как это много раз происходило в прошлом, к каждой решенной проблеме прибавлялось несколько новых.
Под поверхностью океанов текут громадные соленые реки, они не ограничиваются горизонтальной плоскостью, не сковываются берегами. Шестьсот футов пластиковой баржи-танка, буксируемой „Рэмом“, крутились и бросались из стороны в сторону, сопротивляясь движению вперед — поскольку течение шло под углом в 60° к направлению их курса. Когда течение стремилось вниз, „Рэму“ приходилось задирать нос, при этом не выходя с заданной глубины. Когда же течения направляли баржу вверх, „Рэм“ упрямо тащил вниз. Эти изменения заставляли палубу колебаться, как будто буксир пробирался сквозь замедленный во времени шторм.
Автоматика выправляла большинство отклонений, но некоторые из них были достаточны, чтобы привести к серьезной ошибке курса. Поэтому репитер гирокомпаса всегда сопровождал вахтенного офицера.
Боннет как раз поглядел на репитер своего переносного пульта, когда проводил обход машинного отделения на своей вахте. Небольшой репитер автоматического таймера рядом с циферблатом гироскопа показывал семь суток восемь часов и восемнадцать минут с момента отправления. „Рэм“ двигался в глубинах океана, где к югу от Исландии не было населенной земли.
„А может, это и не боевой поход, — думал Боннет. — Детекторы говорят, что мы одни во всем этом чертовом океане. — Он вспомнил ночь перед отправлением и стал размышлять: неужели Елена была ему неверна. — Эти проклятые жены моряков…“
В верхнем углу его пульта зажегся янтарный огонек, сигнализирующий, что кто-то вошел в помещение центрального поста. Боннет сказал в свой ларингофон:
— Я на верхних мостках в машинном отделении.
В динамике переносного пульта раздался голос Спарроу:
— Можешь продолжать свои занятия. Мне что-то не по себе. Вот я и решил все осмотреть.
— Ясно, шкип.
Боннет вернулся к тестированию главного контрольного оборудования на переборке реактора. С тех пор, как они нашли мертвого офицера Службы Безопасности, у Боннета появились какие-то неясные подозрения относительно реакторного отсека.
Внезапно его внимание привлекло мерцание лампочки на контрольном пульте. Температура воды снаружи упала на десять градусов: холодное течение.
В интеркоме раздался голос Рэмси:
— Это Рэмси. Я у себя в мастерской. Мои приборы показали резкое похолодание забортной воды, на десять градусов.
Боннет нажал на кнопку микрофона:
— Ты что там делаешь в такое время, Малыш?
— А я всегда нервничаю, когда ты на вахте, — съязвил Рэмси. — Что-то не спится, вот я и пришел проверить приборы и инструменты.
