Александр Беляев - Вечный хлеб
— Вы дали в руки полуграмотного человека страшную разрушительную силу. Хороша предосторожность! Благоволите сообщить мне все подробно. — И следователь, усевшись за стол, начал формальный допрос, который длился довольно долго.
Следователя особенно интересовал вопрос, почему Бройер не сообщил в своей телеграмме, какой именно опасности подвергается мир, а говорил только о вредности теста для здоровья, направив, таким образом, следствие на ложный путь.
— Если бы вы сказали правду, несчастье могло быть предотвращено. Были бы сделаны какие-либо холодильники или герметические сосуды.
— Я полагал, что угроза отравления — самое действенное средство заставить людей отказаться от употребления «хлеба» и истребить его.
Притом мне просто могли бы и не поверить, если бы я сказал правду. Притом никакие холодильники и сосуды не помогли бы. Их изготовление требует времени, тесто растет со скоростью размножения бактерий: через двенадцать часов каждая «палочка» дает шестнадцать миллионов потомства.
Когда к профессору был допущен защитник, от него Бройер узнал еще некоторые подробности.
— Да, дорогой профессор, наделали вы бед. Теперь люди только тем и заняты, что сидят и толкут в ступах тесто. Богатые еще могут нанимать бедняков работать за себя, а все остальные обречены на этот сизифов труд. Некоторые государства пробовали даже сваливать тесто на территорию соседних государств. Это вызвало ряд войн. Хорошо еще, что само тесто охладило воинственный пыл. Как тут повоюешь, когда ни пройти ни проехать. Люди и лошади вязнут в тесте. Только аэропланы подрались в воздухе, на этом дело и кончилось. Но дальше-то, дальше что будет, скажите мне? Вот газеты пишут, что ваше тесто расползется по всей земле, покроет земной шар сплошной коркой, и тогда капут. Солнце подрумянит этот земной колобок. Он, может быть, будет вкусный и питательный, только есть его будет некому. Все живое умрет. Предусмотрительные люди — кто побогаче, конечно, — уже сейчас покупают участки на горах. Все швейцарские ледники захвачены кучкой богачей, которые хотят переселиться туда в надежде, что на такую высоту тосто не дойдет, притом же там холодно, а на холоде тесто растет медленно.
— Скажите мне, — прервал защитника Бройер, — но почему именно обвиняют меня? Ведь хлеб продавали Роденшток и Кригман! Адвокат улыбнулся.
— Дело в том, что правительство успело объявить монополию на хлеб и уже продавало от себя. Не может же правительство обвинить само себя! Чтобы оправдаться перед массами, надо свалить на кого-то вину, отвлечь внимание.
— Теперь мне все понятно, — сказал Бройер. — При таких условиях мне трудно оправдаться.
— Да, нелегко. Вы могли бы только одним купить себе оправдание — изобрести скорее «противоядие», средство, которое уничтожило бы ваше изобретение.
— Но для этого мне надо работать, — сказал горячо Бройер.
— Вам дадут эту возможность, — ответил адвокат. — Сегодня вас переведут в лабораторию, оборудованную здесь же, в тюрьме. Поверьте мне, для вас это будет лучший способ защиты.
XI. СПАСЕННЫЙ МИР
— Позвольте представиться, приват-доцент Шмидт. Меня командировали вам в помощь. Я уже работал по биохимии у Роденштока и Кригмана. Мне удалось открыть состав вашего «хлеба» и вырабатывать его для экспорта.
— Вот как, — сказал Бройер, — значит, и вы «соучастник преступления»! Не по этому ли поводу вы и оказались моим помощником в тюремной лаборатории?
— Представьте, нет. Меня не тронули. Очевидно, признали, что и одной жертвы достаточно.
— Но Роденшток и Кригман тоже на свободе?
— О да, и процветают по-прежнему. Они сейчас изготовляют машины для механического истребления теста и на этом наживают большие деньги. Все состоятельные люди обзавелись такими машинами. Тысячи рабочих работают на истреблении «хлеба». Увы, рабочий день во всем мире удлинен до двенадцати часов. Что делать! Везде объявлено военное положение. Рабочие работают как военнообязанные. Всякие забастовки караются самым жестоким образом.
Бройер опустил голову и сидел подавленный.
«Бедный Бройер! Об этом ли он мечтал?» — подумал Шмидт. Ему стало жалко старика.
— Посмотрите, как обставлена лаборатория! Не правда ли, недурно? Бройер вышел из своей задумчивости и взглядом знатока окинул лабораторию. Он остался доволен. Увидав микроскоп, реторты и колбы, он как будто пришел в себя после всех перенесенных волнений. Его потянуло к работе.
— Да, да, — сказал он, — хорошая лаборатория. Здесь кое-чего не хватает, но мы, конечно, получим все, что нужно. Работать, работать!
— Ну, вот и отлично! Мы с вами скоро справимся с тестом. Кстати, скажите, профессор, чем вы объясняете усиление роста теста? Только ли поднятием температуры с наступлением лета?
— Разумеется, не только этим. В самом летнем воздухе имеется больше бактерий, чем в зимнем. Культура моих «простейших» получает большее питание, и «хлеб» усиленно растет.
— Я так и предполагал, — сказал Шмидт. — Радикальное истребление «вечного хлеба» поэтому может идти двумя путями. Или мы должны будем найти культуру таких бактерий, которые бы поглощали «тесто» в большем количестве, чем оно разрастается, или же мы должны стерилизовать воздух, окружающий тесто, и таким образом лишить питания «простейших», из которых состоит ваше тесто.
— Я думал о первом способе, — сказал Бройер. — Ваш способ стерилизации воздуха мне кажется не менее интересным.
— Так вот и будем работать в двух направлениях. Бройер нашел в лице Шмидта опытного, талантливого работника и хорошего товарища. Бройер и Шмидт работали без устали, и их работа шла бы, вероятно, еще лучше, если бы посещения следователя не выбивали Бройера из колеи. После этих посещений Бройер впадал в тяжелую задумчивость или начинал нервничать. Шмидт, как умел, пытался успокоить Бройера.
— Не обращайте внимания на эту судейскую крысу. Ваше изобретение, что бы ни говорили, остается величайшим. Всякая научная работа сопряжена с неуспехом. Сейчас мы работаем над тем, чтобы уничтожить ваше изобретение. Но мы не остановимся на этой «разрушительной» работе. Мы найдем узду для вашего теста, сделаем его послушным орудием в руках человека и освободим человечество от голода.
Весь мир с напряженным вниманием следил за тем, что делается в тюремной лаборатории. Однако терпение людей, видимо, истощалось. Газеты все чаще писали о том, что пора назначить суд над профессором Бройером, так как, видимо, ему не удастся разрешить задачу. Шмидт, который успевал прочитывать газеты, скрывал эти сообщения от Бройера, чтобы не волновать его.
