Александр Беляев - Небесный гость
— Края дыры рваные, бахромой, а с бахромы спускаются какие-то нити, — сказал Савич.
Они помолчали в раздумье. Вдруг Архимед воскликнул:
— Хорошо, что я был осторожен и попробовал «застывшую волну» не рукою, а концом железного прута от поручней. Прут этот теперь и не вытащишь, прямо спаялся с «волной».
— Гм, да, клей. Крепчайший клей. Вот именно.
— А дальше, смотрите, вся поверхность «моря» покрыта какими-то длинными волосами или травою.
При голубом свете, который разгорался все больше, уже хорошо были видны эти «волосы». Каждый «волос» был с палец толщиною у основания, вершина же тонкая и острая, высота — не менее метра. И «море» казалось уже не морем, а беспредельной степью, поросшей «ковылем».
— Итак, мы попали не в воду, а на поверхность степи со странной растительностью. Почва здесь, наверно, глинистая, глина и смягчила удар лучше, чем это могла бы сделать вода. Я же говорил вам, что вода мягка только до тех пор, пока вы с силою не ударитесь о нее. Летчики хорошо знают это, — нравоучительно сказал Тюменев, поворачиваясь к Савичу.
— Вовсе не в глину мы попали, а в какую-то смолу, может быть, от наших сосновых досок, о которых вы говорили, — не уступал Савич.
— Клей — непонятная случайность. Кстати, о клее. «Волосы» не клейки, Архимед?
— Нет, дядюшка. Я пробовал рукою, не клейки, но имеют зубчики, и, если провести рукою сверху вниз, можно обрезаться, как осокой. Нужно быть осторожным. — Архимед нагнулся, протянул руку, схватил один «волосок», притянул к гидростату и отпустил. «Волосок» отклонился назад, как пружина.
— Действительно, этот «волосок» похож на китовый ус. Итак, мы можем безопасно сойти на землю. Гоп! — Тюменев прыгнул с мостика через наплыв, но каблуком левого ботинка попал в клей и тотчас приклеился. Беспомощно задергал он ногой, но ничего не помогло.
Архимед и Савич прыгнули на землю более удачно и, ухватив профессора за руки, начали тянуть изо всей силы, как «дедка репку».
— Стойте! Вы меня оторвете, а нога останется в клею, — взмолился Тюменев.
Но осталась в клею не нога, а каблук, он щелкнул и оторвался.
— Фу! Ну и клей. В такой упадешь — пропадешь. Но все-таки, куда мы попали? А?
Вдруг между «небом и землею» начали струиться ручьи синего света. Синие клубки и ленты запрыгали, зазмеились на прутьях разрушенных поручней, сами прутья загудели, синие комочки, с легким треском, начали перескакивать от Тюменева к Архимеду, от Архимеда к Савичу. Концы пальцев засветились.
Скоро синие светящиеся ручейки и комочки словно растаяли в голубом свете.
— Идем осматривать наши новые владения! — воскликнул Тюменев и зашагал по необъятной прерии, густо утыканной «хлыстами». Почва медленно поднималась и опускалась.
— Здесь, кажется, существует хроническое землетрясение, — сказал Савич, едва поспевая за Тюменевым.
Через полчаса быстрой ходьбы путники подошли к тому краю, который казался горизонтом с темной каймой над ним, если смотреть на него, стоя возле гидростата.
В этот момент половина «небосклона» ярко осветилась великолепным сапфировым светом, а на другой половине небосклона заиграл рубиновый луч. Неосвещенные места казались серебристо-серыми с фиолетовым оттенком.
— Что за красавица эта Бета! — с восхищением воскликнул Тюменев.
— Да, изумительно красивое зрелище, — сказал Архимед.
— Видали вы что-нибудь подобное? — печально проговорил Савич. — Смотрите. Брюки разорвал. Как ножом разрезала трава проклятая.
Тюменев стоял на краю «горизонта» и смотрел вверх, вниз, вдаль. Он видел неизмеримо большие полотнища, уходящие в одну сторону и «этажами» нависающие одно над другим. На расстоянии сотни метров виднелся заостренный конец одного такого полотнища. Все они медленно колебались.
— Ну-с, друзья мои, надеюсь, вы поняли, куда мы попали?
— На планету Бета, если не ошибаюсь, — сказал Савич.
— И эта планета, кажется, вся состоит из каких-то оболочек, как кочан капусты, — с улыбкой добавил Архимед.
— Вот именно, как кочан капусты, — согласился Тюменев. — И все это в высшей степени странно.
— В конце концов мы упали не в море и не в степь, а, кажется, на вершину леса, — сказал Архимед.
— Пожалуй, что так. Но какой это странный лес. Он напоминает огромные подводные водоросли, только эти еще более гигантских размеров. — Тюменев рассмеялся. — Выходит, что мы стоим на листе. Ну, что же, эта гипотеза хорошо все объясняет. Во-первых, — и он загнул палец на левой руке, — почему мы ощутили ряд ударов при посадке? Потому что эти гигантские листья упруги и чрезвычайно эластичны. Мы пробили гидростатом несколько листов и, кажется, в пятом застряли. Вот откуда, — и Тюменев продолжал загибать пальцы, — и «дыра в небе». Застывшая волна, наплыв «клея» — это, очевидно, сок растения. Того же происхождения и нити, свисающие с «неба» по краям дыры.
— А «волосы», значит, ворсинки на поверхности листа, — сказал Архимед.
— Ну, конечно. Вот именно. Так оно и есть. И если подумать, все это совсем уж не так необычайно. Ведь и у нас в океанах растут гигантские водоросли. Здесь же этакие ламинарии, но еще больших размеров, растут на поверхности. И в этом нет ничего удивительного, если вспомнить, что атмосфера на Бете плотнее земной, а тяжесть значительно меньшая, влажность и температура выше. Разные условия и создали иной растительный мир.
— Да, и нам нужно будет так или иначе сбросить вниз гидростат, — заметил Архимед. — Ведь в нем находятся запасы пищи. Неизвестно, что мы найдем на планете и чем будем здесь питаться.
— Но ведь, если мы не найдем на нашей планете ничего съедобного, если ваша Бета будет настолько негостеприимная, что не накормит нас, то… — Савич не успел договорить, Тюменев перебил его:
— То мы умрем с голоду. Вот именно. Кто о чем, а Савич о семидесяти семи смертях, отовсюду нам угрожающих.
— И как же мы сойдем вниз, — не унимался Савич. — Не станем же мы прыгать, как кузнечики, с листа на лист, хотя здесь мы весим и меньше, чем на Земле.
— Стойте! Смотрите! Это что еще такое?
Все оглянулись и застыли от удивления.
Яркий изумрудный свет заливал прерию. Она тихо покачивалась. Через коричневый ковер протянулась цепочка. Каждое звено этой цепочки было похоже на большую жемчужину, отливающую матовым червонным золотом. Все эти «жемчужины» пересекали коричневую прерию, направляясь из теневой стороны к ярко освещенной.
Молчание длилось несколько минут.
— Они движутся. Живые существа. Наверно, насекомые, — тихо и взволнованно сказал Тюменев.
