Роджер Желязны - Хаос и Амбер
— Разбудишь меня с утра?
— Я не будильник какой-нибудь, — несколько язвительно ответил Порт, — а дверь. Я не показываю время, не свищу каждый час и не бужу людей. Я имел в виду: кого мне следует впускать к вам?
— Ну, это я не знаю… — Я растерялся. — Эйбера, отца, Горация, других слуг, если им надо будет тут прибрать. — Тут я ухмыльнулся и добавил: — Ну а еще, конечно, всех хорошеньких полуодетых девиц, если таковые окажутся поблизости.
Порт усмехнулся.
— Помимо упомянутого вами Эйбера, которому Мэттьюс не доверял, ваши инструкции в точности совпадают с распоряжениями вашего покойного брата.
Я задумчиво склонил голову к плечу.
— А ты в курсе, почему он не доверял Эйберу?
— Точно не знаю, лорд Оберон. Кажется, все было каким-то образом связано с женщиной, но подробности мне неизвестны.
— А больше он тебе никаких распоряжений не оставлял?
— Вашу сестрицу Блейзе дозволялось впускать в любое время дня и ночи.
Это показалось мне странным. Почему-то я мысленно отнес Мэттьюса к лагерю Локе, то есть — к воякам. Моя же сводная сестрица Блейзе, обожавшая шпионить и держать руку на пульсе всего, что происходило в доме, как мне казалось, не должна была пользоваться в семействе особой любовью.
— А почему — не знаешь?
— Нет, сэр.
— А как насчет Фреды? — спросил я. Эта сестра нравилась мне почти так же, как Эйбер, и мне было интересно, каковы были ее отношения с Мэттьюсом.
— Насчет госпожи Фреды никаких особых распоряжений мне не поступало.
— А кто-нибудь еще мог, при желании, войти сюда?
— Нет, сэр.
— А кто-нибудь еще был особо упомянут, как Эйбер?
— Нет, сэр.
Что ж, кое-что объяснялось… Эйбер и Мэттьюс между собой не ладили… вероятно, за этим не крылось ничего, кроме банального соперничества братьев. На подобное я вдосталь нагляделся после того, как попал в Джунипер. И если двое талантливых, сильных, тщеславных и необычайно дерзких братьев полюбили одну и ту же женщину — тут уж, конечно, жди беды.
Гораций поспешил ко мне, чтобы помочь мне разуться.
— Что скажешь об этом местечке? — спросил я у него, когда он стащил мой правый сапог.
Мальчишка растерялся. Я понял, что он говорить на эту тему не желает.
— Давай-давай, — подбодрил я его. — Мне нужна правда.
— Сэр… Мне тут не очень нравится.
Он вернулся к работе и стащил с меня левый сапог — так же проворно и ловко, как правый. Сапоги он отнес к двери и выставил в коридор, чтобы потом вычистить.
— И почему же?
Гораций растерянно ответил:
— Тут все… как-то… неправильно.
Я кивнул, понимая, что он имеет в виду. У меня было в точности такое же ощущение. Все здесь было пронизано смутным ощущением неправильности. Углы, не соответствующие законам геометрии, запечатленным у меня в сознании, камни, источавшие разные цвета, лампы, свет от которых шел кверху, к потолку… все это выглядело странно и совсем не утешительно.
Когда я принялся расшнуровывать рубаху, мой взгляд упал на высокое зеркало, чуть повернутое к кровати. Наконец-то, увидев свое отражение, я понял, почему все так переживали из-за меня. Я осунулся и побледнел, вокруг глаз залегли темные круги. Вид у меня был такой, словно мне довелось пережить самую паршивую из всех военных кампаний в истории. И все равно я был уверен в том, что через пару-тройку дней буду в полном порядке. На мне всегда все заживало как на собаке.
Со вздохом я стащил с себя штаны и бросил их Горацию, а он аккуратно повесил их на спинку стула, стоявшего возле письменного стола, поверх рубахи. Затем я нырнул в кровать и оказался между двумя чистыми, хрустящими простынями.
Я поворочался и улегся на спину. Жизнь была не так уж плоха. Мягкие подушки, удобная постель, крыша от дождя над головой… да, для солдата, каковым я был, эти вещи даже в таком полуперевернутом, диком мире являли собой роскошь. Не хватало только хорошенькой милашки рядом со мной… я бы предпочел пышнотелую вдовушку… и тогда моя жизнь была бы окончательно счастливой.
Гораций сходил в соседнюю комнату и вернулся с трехногой табуреткой. Табуретку он поставил в изножье кровати и взгромоздился на нее. Уперев локти в коленки и положив подбородок на руки, он уставился на меня. Ему предстояла долгая ночь. Я заметил, как он тихонько вздохнул.
— Потерпи, — посоветовал я ему. — Вряд ли мы тут надолго задержимся.
Было у меня такое чувство, что после того, как отец узнает об обыске, учиненном в его отсутствие, он так разозлится, что решит смыться из Владений Хаоса.
— Наверно, лорд Оберон. А что мне делать, если что-то случится? Позвать лорда Эйбера, как он велел?
— Ничего не случится.
И снова он вздохнул.
— Но если все-таки случится, — сказал я, — ты для начала постарайся меня разбудить. За Эйбером беги, если разбудить не сумеешь. Мне совсем не хочется, чтобы он с тебя заживо шкуру содрал.
— Вот и мне тоже не хочется! — облегченно выдохнул Гораций.
Я закрыл глаза. Каким же долгим и тяжким оказался день. Слабость, поздний час, количество выпитого — все это в конце концов сложилось вместе и одолело меня.
Я уснул.
Мне начал сниться сон…
…и я почувствовал, как сон влечет меня к безумию.
ГЛАВА 8
Все вокруг меня пришло в движение.
На этот раз мне не снился корабль: я испытывал прелюбопытнейшее ощущение скольжения во всех направлениях одновременно. Я словно бы парил, подобно птице, над собственным телом. Нечто похожее мне доводилось порой испытывать раньше — об этом мне напоминала некая отстраненная часть моей сущности. Это был не сон, а некое видение… или странствие… моего духа, его перемещение в иное место. Я знал, что все, что увижу, будет происходить реально, но где-то далеко. И я буду бессилен вмешаться в ход событий.
С нарастающей тревогой я открыл глаза (там, во сне) и посмотрел сверху вниз. Я парил в вышине над какой-то местностью, непрерывно менявшей рельеф и цвет. Большие округлые камни передвигались по высокой зеленой траве, будто овцы. Слева деревья шагали на собственных корнях, как люди. Собирались в кружки, переговаривались друг с дружкой. Никаких признаков присутствия людей я не замечал.
Небо сумеречно-красного цвета у меня над головой непрерывно двигалось. По нему, будто дюжина мячей, катались луны. Солнце не светило, но все-таки почему-то не было темно.
Я летел и летел, и подо мной быстро скользили широкие травяные пустоши, и в конце концов я увидел внизу башню, сложенную из черепов, одни из которых были человеческими, а другие — явно нет. Тут я замедлил полет и стал парить, словно призрачное облако, невидимое и неприкасаемое.
