Евгений Войскунский - Ур,сын Шама
— Данет, я слышу.
И он продолжал восторженно хлопать. Валерий презрительно скривил губы. Нет, все-таки он дикарь. Дикарь, которого неведомые учителя неведомо зачем натаскали в математике и обучили управлять летающим кораблем…
— А тебе надо все непременно объяснять, — метнула Аня в Валерия сердитый взгляд. — Человек радуется эффектному зрелищу, а ты ему зудишь на ухо, как ненормальный. Токи высокой частоты…
Тут лилипуты стали раздавать зрителям в первых рядах электрические лампочки и люминесцентные трубки, которые сразу начинали светиться. Ур тоже протянул руку, и лилипут вручил ему трубку. Трубка розово засветилась, Ур взвыл от восторга.
Валерий не удержался от комментария:
— Под ковром по барьеру разложен кабель тэвэче…
Лилипут услышал это, грустным внимательным взглядом посмотрел на Валерия и на Ура. Он был пожилой, этот маленький человек, личико в тонкой сеточке морщин, черные волосы аккуратно зачесаны, и одет он был весьма тщательно: строгий черный костюм, черный галстук-бабочка, лакированные туфельки.
Ур широко улыбнулся лилипуту и отдал трубку обратно. Тот принял с легким кивком и отошел.
После представления, выйдя из цирка, постояли немного, любуясь панорамой вечернего города. Огни, огни, мириады теплых огней; сбегая вниз, к морю, они обрывались чернотой бухты.
Аня теперь держала Ура под руку и оживленно болтала, а Ур стоял, напряженно выпрямившись, неподвижный, не похожий на того дикаря, который еще полчаса назад оглушительно аплодировал и орал нечто восторженное.
— Вы как будто окаменели, — сказала Аня, прервав рассказ о том, как в прошлом году у них был японец-практикант, потрясший институтскую общественность своей необыкновенной вежливостью. — Ур, вы слышите? Почему вы на меня не смотрите?
— Аня, я слышу, — ответил Ур, переступив ногами, обутыми в кеды большого размера. — Я не смотрю на вас потому, что Данет не позволяет мне смотреть на женщин. Это неприлично.
— Господи, что ты мелешь! — с досадой воскликнул Валерий.
— Ой, не могу! — хохотала Аня. — Вот же остряк!
А Ур, недоумевая, переводил взгляд с одного на другую.
Дома Валерий быстро помылся, выпил стакан простокваши (привычка, привитая тетей Соней) и растянулся на тахте под прохладной простыней. Ур тоже лег на свой диван. Сквозь открытое окно в темную комнату проник вкрадчивый лунный свет. С улицы донеслось громыхание позднего автобуса. Потом во дворе начался ежевечерний кошачий концерт. Было слышно, как нижняя соседка ворча высунулась из окна и плеснула в котов водой.
У Валерия было дурное настроение. Со дна души поднималось глухое раздражение против Ура, испортившего вечер. Правда, бывали у него с Аней размолвки и раньше, когда они ходили куда-нибудь вдвоем. Уж очень она привлекала мужское внимание. И она только смеялась, когда Валерий принимался настаивать на своем исключительном праве быть рядом с ней. Она смеялась и, не думая оправдываться, строила ему глазки, и Валерий оскорбленно умолкал. Несколько раз он давал себе слово, что перестанет встречаться с Аней, все, кончено, надоели эти качели. Но потом Аня звонила ему как ни в чем не бывало, и Валерий таял от ее ласкового голоса, как брикет с мороженым в теплой руке, и снова мчался к условленному месту встречи.
Теперь еще Ур, неотесанная дубина, встрял между ними. «Ах, какой остроумный иностранец»! — мысленно передразнил он Аню. — Знала бы ты, Анюта, откуда взялся этот «остряк»… Да и мне не мешало бы узнать наконец…»
— Данет, — позвал Ур, — ты спишь?
«И голос у него какой-то гулкий, — неприязненно подумал Валерий. Как из пустой бочки…»
— Почти сплю, — ответил он.
Ур секунды две-три размышлял, потом снова подал голос:
— Если бы ты спал, ты бы не ответил. Значит, не спишь. Данет, все люди работают, я тоже хочу работать.
— Что? — удивился Валерий. — Где ты хочешь работать?
— Хочу работать там, где ты.
— А ты представляешь, чем занимается Институт физики моря?
— Этот институт занимается физикой моря.
— Верно, верно, нетрудно догадаться. А конкретно? Какие вопросы физики моря тебя интересуют?
— Возникновение в море электричества, — сразу ответил Ур.
— А раньше… до того, как ты сюда прилетел, ты занимался этой проблемой?
— Нет.
— Почему же она тебя вдруг заинтересовала?
— Я не занимался, но это не значит, что я не интересовался.
«Черт бы побрал твою тупую манеру употреблять слова в их наиточнейших значениях!» — подумал Валерий.
— Послушай, Ур, — сказал он, помолчав, — почему ты не хочешь рассказать, где ты родился и вырос? Откуда ты прилетел?
— Я родился на корабле, — не сразу ответил Ур.
— Ну, ну, дальше. На каком корабле?
— На большом корабле. Я вырос в таких местах, где нет свободной воды. Я прилетел оттуда.
Ответив таким образом на все вопросы, он умолк, предоставив Валерию ломать голову над новой загадкой. Что еще за большой корабль? И что за места, где «нет свободной воды»? Уж не происходит ли он из какого-нибудь племени, кочующего по пустыне Сахаре или Атакаме? Может, он из аргентинской пампы? Этакий реликтовый полудикий патагонец или арауканец, которого для чего-то обучили высшей математике…
Тут он вспомнил, как нерешительно подступил Ур к роднику и потрогал льющуюся воду пальцем — как человек, никогда не видевший прежде обыкновенной воды… И с какой жадностью он пил тогда… Да и теперь — с не меньшей…
— Данет, — сказал Ур, — завтра пойдем на твою работу.
— Как бы не так! Тебя могли бы, пожалуй, принять лаборантом, если бы ты представил хоть какие-нибудь документы.
— Но ведь я человек. А все люди работают.
— Ты человек без паспорта.
— Тогда дай мне паспорт. Я хочу работать.
— Я не выдаю паспортов. И вообще — поступить на работу не так просто. Надо написать заявление на вакантную должность, представить документы в отдел кадров… ну, и так далее… Поздно уже, — добавил Валерий сонным голосом. — Давай спать.
— Давай, — согласился Ур. — А завтра пойдем на работу.
Глава пятая
УР НАЧИНАЕТ РАБОТАТЬ
— Ваша диссертация! Так вы пишете диссертацию? — вскричал изумленный д'Артаяьян.
А. Д ю м а, Три мушкетераВ кабинет Веры Федоровны вошли начальник отдела Грушин и Нонна Селезнева, недавно назначенная руководителем группы. Вера Федоровна подняла глаза от бумаг. Закурила длинную тонкую сигарету, близоруко прищурившись, окинула быстрым взглядом Нонну, как всегда, тщательно одетую и гладко, без затей, причесанную. Матово-бледное красивое лицо Нонны хранило обычное замкнутое выражение. «И верно говорят про нее: ходячая статуя», — вскользь подумала директриса.
