Ольга Чигиринская - Мятежный дом
– Из "бессмертных", карателей Сунагиси. Тех, кто приводил приговор в исполнение своими руками.
– Да. Я сначала не хотел его убивать. Надеялся, что он оставит меня в покое… Но он начал рассказывать, и я…Мне пришлось напиться. Когда напиваюсь – тупею. Иначе – больно слишком, – Дик хотел потереть грудь, но ладонь скользнула по изящной отделке панциря. – Детонатор на меня еще накатил из-за этого: зачем, дескать, пил… А я не мог. Я понимал, что если не напьюсь – зарежу его прямо посреди улицы. Он себя фехтовальщиком считал, но…
Дик поморщился.
– Но я бы не убил его все равно. Если бы он не сказал, что выдаст меня и всех – я бы его не убил… А утром понял: он просто не хотел больше жить. Он все это говорил, чтобы умереть. Понимаете?
– Пока нет.
– Эти люди, – Дик показал большим пальцем за плечо. – Они хотели жить. И те, кого я пойду убивать в Сэцубун – они тоже хотят. Я понял, что значит быть солдатом. Убивать людей, которые тебе ничего не сделали – и которые хотят жить не меньше, чем ты. Даже больше. Убивать, когда ты этого не хочешь. А потом жить дальше. Тот человек… он попробовал – и не смог…
– И чего же ты хочешь от меня? – Габо передал ему ненамного полегчавшую банку, но Дик вертел ее в руках, словно не собирался пить.
– Вы же солдат, мастер Дельгадо… И вы… Ну, то есть вам пришлось…
– Или пей, или дай сюда, – Габо забрал банку и чуть отцедил сквозь зубы. – Я оценил твой такт, ты не сказал, что я был бандитом, спасибо. Но я должен признаться, что и бандитом, и солдатом был не очень хорошим. Я вообще здесь, – Пуля описал банкой полукруг, – по ошибке. В некотором роде мы товарищи по несчастью – у нас тоже погиб старший офицер, и следующим по званию оказался я, хотя вообще на этом корабле был случайно. Просто с оказией сел на шлюп, который перегоняли к месту новой дислокации. Это был самый настоящий фарс – их командир оказался э-э-э… слабо подготовлен к экстремальным ситуациям и медленно соображал, младшие офицеры не решались его оспаривать, и всех нас ожидала бы славная смерть в дальнем космосе, если бы я не проявил некоторую изобретательность и не приврал, что имею отношение к имперским спецслужбам… В общем, я благополучно задурил голову и своим, и Рива – и нас вместо того, чтобы на месте распылить, взяли в плен. К этому и свелась вся моя военная карьера. Да и в славной бригаде неотразимой Нешер я занимался в основном э-э-э… дипломатией. Так что прости, из меня плохой советчик в этих вопросах. От нежелания жить меня благополучно избавили твои хвостатые приятели – ну, не они сами, а их генетические братья… я до сих пор не могу на них смотреть без легкого содрогания – извини, знаю, что это не по-христиански, но…
Габо приложился к банке, показывая, что свою реплику продолжать не намерен.
– Я устал, кажется, – попробовал объяснить Дик. – И боюсь, что… мне захочется… завалиться набок как раз тогда, когда рядом будут люди, которым рано умирать.
– А тебе что, уже время? – удивился Габо. – Черти бы взяли твоих сохэев – неужели они не объяснили тебе, как жить дальше?
– Я был еще маленький. Меня берегли. Я и не смог бы понять тогда – ведь в Синхагакурэ сказано, что поднявший меч должен быть готов погибнуть от меча, и эта готовность – его искупление…
– Вот! – Дельгадо стукнул банкой по грязному столу. – Вот почему Синдэн – плохие солдаты.
– Сударь! – Дик не столько возмутился, сколько удивился. – Такого мне еще никто никогда не говорил!
– Да и я бы не сказал, будь у нас побольше времени. Но мне сейчас некогда щадить твои чувства – ты пришел за навыком выживания, его я тебе и постараюсь дать. Солдат не рвется в мученики. Солдат хочет сделать свое дело – и вернуться домой. Синдэн-сэнси, насколько я их знал – храбрые и умные ребята – слишком часто складывались там, где ничто не требовало складываться. И этим пользовались. Ими затыкали безнадежные дыры в обороне. Их посылали в самые опасные разведывательные рейды. Иной раз можно было подумать, что в этой войне наше командование хочет покончить не столько с Вавилоном, сколько с Синдэном.
– Это неправда, – Дик слышал и такие сплетни, среди всех прочих. Много раз их слышал – но как обидно было услышать от Габо…
– Да я знаю. Но из "Синхагакурэ" слов не выкинешь, верно? Необходимость убивать вы искупаете готовностью умирать – что же вам остается, кроме как умереть? А тебе сейчас отрезан этот выход, тебя держит ответственность. Вот почему ваши командиры, если доживают до пенсионных лет, запираются в монастырях – ответственность велит им жить, когда совесть приказывает умереть, и они мучаются так годами. А тебе и деваться некуда.
– Ответственность я отбросить не могу. Остается совесть.
– Дурак. Думай о живых, о не о мертвых. Думай о том, что тебе есть, для кого жить – и есть, кому жить для тебя. Ты же кого-то любишь. У тебя есть друзья – они любят тебя тоже.
– Мне нужно от них держаться подальше, – усмехнулся Дик. – Я как "черный рыцарь" – вы играли в такую игру? Когда все меняются картами, и у кого он остался на руках в последнем круге – тот и проиграл?
– Играли, – Габо допил пиво и, смяв банку в руке, запулил ею в стену. Помещение не стало грязней – прежние хозяева поступали так же. – Только у нас эту роль играла пиковая дама и называли ее "ведьма". Но лучше даже так, чем никак. Ты не можешь к ним приблизиться – но они же где-то есть.
"Они есть", – подумал Дик, – "Но это мне помогает, так же мало, как и то, что есть Бог…"
Однако Габо было не обязательно об этом знать. Вместо этого Дик сказал:
– Я думал, что будет иначе. Что когда-нибудь я окажусь на этой планете в рядах Синдэна. Мы всех, кого надо, освободим. Всех спасем. А тех, кто виноват – наоборот… И вот – кусочек мечты сбылся. Я на Картаго, и уже убил нескольких… даже одного из тех, кто сам убивал на Сунагиси. Двух, если считать Нейгала – он ведь из-за меня погиб. Только кусочек мечты – а мне уже так тошно.
Габо помолчал, потом легонько тряхнул Дика за наплечник.
– Ты вырос.
– Пиво жрать выучился, – подхватила от двери Хельга. – Мне ничего не оставил, да? Пуля, у нас все плохо. Нашли только четырнадцать "берсерков".
– Это вовсе не "все плохо", – возразил Габо. – Это на целых четырнадцать "берсерков" больше, чем ничего. Сколько мы сняли с убитых?
– Восемь полных собрали. Два неполных.
– Насколько неполных?
– Нет шлема в одном и шлема с кирасой в другом.
– Итого двадцать четыре. Перестань, "берсерки" вовсе не плохи, иначе их бы никто не покупал.
– Мне все равно, какие идиоты их покупают, но я в этой глупости на штурм не полезу.
– Я тебе отдам свой, а в глупости полезу на штурм сам – годится?
