Айзек Азимов - Путь к Академии
За десять лет Намарти мало изменился. Злоба и ненависть так и рвались из него наружу — по крайней мере, так показалось Рейчу, хотя он не имел права на беспристрастное суждение, — и, пожалуй, с годами вошли в его плоть и кровь. Физиономия Намарти стала ещё более сухой и измождённой, в чёрных волосах блестела седина, но тонкие губы по-прежнему были твёрдо и решительно сжаты, а чёрные глаза сверкали тусклым жутковатым огнем.
Всё это Рейч разглядел с первого взгляда и быстро отвел глаза в сторону, решив, что Намарти не из тех, кому понравится человек, смело глядящий ему в глаза.
Намарти же прямо-таки пожирал Рейча глазами, однако выражение его лица не изменилось — он, по обыкновению, едва заметно ухмылялся.
Обернувшись к Андорину, который неловко переминался с ноги на ногу рядом, Намарти проговорил таким тоном, словно Рейча в комнате не было вовсе:
— Значит, это он.
Андорин кивнул и беззвучно проговорил:
— Да, руководитель.
— Имя? — без обиняков приступил к делу Намарти.
— Планше, сэр.
— Веришь в наше дело?
— Да, сэр, — осторожно ответил Рейч, стараясь держаться так, как его научил Андорин. — Я — демократ и желаю, чтобы народ принимал более активное участие в работе правительства.
Намарти подмигнул Андорину.
— Ну, прямо оратор. Готов пойти на риск ради нашего дела? — спросил он у Рейча.
— На любой риск, сэр.
— Всё сделаешь, как скажем? Не сдрейфишь? Не засомневаешься?
— Я выполню приказ.
— В садоводстве разбираешься?
— Нет, сэр, — немного растерянно ответил Рейч.
— Стало быть, ты — тренторианец? Под куполом родился?
— Я родился в Миллимару, сэр, а вырос в Дале.
— Хорошо, — кивнул Намарти и сказал Андорину: — Увести и передать на время тем, кто там ожидает. О нём хорошо позаботятся. А потом вернись сюда, Андорин. Мне надо с тобой поговорить.
Вернувшись, Андорин обнаружил, что с Намарти произошла разительная перемена. Глаза его весело блестели, рот скривился в злорадной ухмылке.
— Андорин, — сообщил он, — те боги, о которых мы толковали на днях, помогают нам гораздо больше, чем я мог ожидать.
— Я же говорил тебе, что парень годится.
— Годится, и гораздо больше, чем ты думаешь. Тебе, конечно же, известна история о том, как Гэри Селдон, наш бесподобный премьер-министр, подослал своего сынка — вернее, пасынка — к Джорануму, и в итоге Джоранум угодил в сети, не послушав моего предостережения?
— Да, — сказал Андорин, устало кивнув, — историю эту я помню.
Сказано это было тоном человека, который слышал упомянутую историю чересчур часто.
— Я этого парня только раз и видел, но забыть не мог. И неужели ты думаешь, меня можно провести? Подумаешь — десять лет прошло, и он, поганец, сбрил усы, напялил ботинки на каблуках! Этот твой Планше — не кто иной, как Рейч, пасынок Гэри Селдона.
Андорин побледнел. На мгновение у него перехватило дыхание.
— Ты в этом уверен, руководитель? — спросил он, совладав с собой.
— Так же, как и в том, что вижу перед собой тебя. Как и в том, что ты привёл врага в самое наше логово.
— Но я и понятия не имел…
— Не переживай, — ухмыльнулся Намарти. — Считай, что ты совершил самый восхитительный поступок, на который только может быть способен бездельник аристократ. Ты сыграл роль, отведенную тебе богами. Если бы я не увидел его, он бы сыграл свою роль — роль шпиона, который должен был разведать наши самые секретные планы. Но теперь, когда я его узнал, у него этот номер не пройдёт. Наоборот, теперь всё в наших руках.
Намарти радостно потёр руки и с небольшой запинкой, словно сам понял, насколько это не в его характере, рассмеялся.
Глава 18
— Наверное, мы больше не увидимся, Планше, — задумчиво проговорила Манелла.
Рейч растирал спину полотенцем после душа.
— Почему?
— Глеб Андорин запретил мне.
— Но почему?
Манелла пожала плечами:
— Говорит, будто тебе предстоит какое-то важное дело сделать и хватит дурака валять. Может, он нашёл для тебя работу получше?
— Какую работу? — напрягся Рейч. — Он что-нибудь говорил?
— Да нет, сказал только, что тебе придётся отправиться в Имперский сектор.
— Вот как? И часто он тебе такие вещи говорит?
— Планше, ну ты же сам знаешь, как это бывает. Когда мужик с тобой в постели, он болтает без умолку.
— Знаю, — буркнул Рейч, который как раз старался держать язык за зубами в подобных случаях. — И что ещё он говорит?
— Ну, чего ты пристал? — капризно нахмурилась Манелла. — Ну, про тебя спрашивает частенько. Мужиков хлебом не корми — дай друг о друге повыспрашивать. Зачем это вам, а?
— И что ты ему про меня рассказываешь?
— Да ничего особенного. Просто говорю, что ты очень милый. Уж, конечно, я ему не говорю, что ты мне нравишься больше, чем он. Мне бы не поздоровилось.
Рейч заканчивал одеваться.
— Ну, значит, большой привет, так, что ли?
— Наверное, да. А может, Глеб передумает? Мне бы тоже хотелось побывать в Имперском секторе. Вот если бы он взял меня с собой… Я там ни разу не была.
Рейч чуть было не проговорился. Сдержав слова, чуть было не слетевшие с губ, он закашлялся и сказал:
— Я тоже.
— Там, говорят, самые большущие дома, куча симпатичных местечек и рестораны сногсшибательные. Там живут одни богатенькие. Хотелось бы познакомиться с богатенькими. Глеб, правда, тоже не нищий, но всё-таки…
— Ну да, с меня-то тебе нечего взять, — буркнул Рейч.
— Да ладно тебе! Нельзя всё время думать про кредитки, но время от времени приходится, как ни крути. Особенно как подумаю, что я Глебу скоро надоем.
— Ты не можешь надоесть, — польстил ей Рейч и вдруг понял, что сказал сущую правду.
— Мужчины так всегда говорят, — отшутилась Манелла, — но мне тоже было хорошо с тобой, Планше. Береги себя. Кто знает, может, и свидимся ещё.
Рейч кивнул и обнаружил, что не может найти нужных слов, чтобы выразить свои чувства.
Он решил подумать о другом. Он должен был выяснить, что задумали люди Намарти. Раз они решили разлучить его с Манеллой, стало быть, время решительных действий на носу. А он до сих пор ничего не выяснил. Вот только этот странный вопрос насчёт садоводства…
И Селдону он ничего передать не мог. За ним строго следили после встречи с Намарти, и все линии связи были сейчас для него отрезаны — ещё один признак приближающегося кризиса. Дело явно шло к развязке.
Но если ему суждено было понять, что происходит, только тогда, когда всё уже произойдёт, если он сумеет передать новости тогда, когда они уже перестанут быть новостями, значит, считай, он провалился.
