Александр Казанцев - Том 1. Подводное солнце
– Осторожно, Годвин! Кажется, капля прожгла мой костюм.
– Прячьтесь, командор! Вот сюда!
– Я зажал рукой… Бежим…
Громов, держась рукой за бедро, прихрамывая, с трудом прыгая с камня на камень, все больше отставал от Годвина.
Заметив это, Годвин вернулся к нему.
– Воздух выходит. Бегите, Том. Возьмите кинокамеру. Не ждите.
И вдруг огненный поток обрушился слепящим водопадом. Исследователи очутились по обе его стороны.
– Держитесь, командор! Я перепрыгну через поток. Не здесь, чуть повыше… Ждите меня.
Громов опустился на камень. Пальцы судорожно закручивали материал в поврежденном месте костюма.
Клубы дыма окутали его. Огненная масса, клокоча и пузырясь, неслась у его ног. Утечка воздуха из костюма уже давала себя знать. Громов чувствовал, что ему тяжелее дышать. Обожженное бедро онемело от холода, проникшего в скафандр. Голова кружилась. Он качнулся, теряя равновесие, и, едва овладев собой, усидел. Но в следующее мгновение он сделал конвульсивное движение свободной рукой, повалился на бок и покатился по камням.
– Командор! Где вы? Хэлло! Хэлло!..
Громов катился все ниже. Рука судорожно сжимала поврежденное место скафандра. Лицо Петра Сергеевича покрылось потом.
– Годвин! Сюда! Спуститесь метров на…
Шлем ударился о камень, антенна погнулась, отломилась…
– Радируйте… Нужны металлические щиты. Обязательно…
Громов шевелил губами, ему казалось, что он кричит, но его уже никто не мог слышать. Радио не работало.
Годвин прыгал вниз сломя голову. Остановился задыхаясь.
Сверкающие потоки там и тут расцветили горный склон, дым причудливыми облаками неузнаваемо изменил все вокруг.
Годвин не видел командора. А он лежал за камнем, на который облокотился Годвин.
– Ван! Эллен! SOS! На помощь! – радировал Годвин. – Мы спустились почти к подножию. Кругом огонь… Ищите нас…
Годвин кружил на месте, не зная, где искать командора. Обежав камень, он вдруг наткнулся на Громова.
Годвин сразу понял, что случилось. Он оборвал антенну командора, закрутил проволокой поврежденную материю костюма, потом взял огромное тело Громова на руки и, прыгая по камням, понес его вниз.
Кое-где вспыхивали в тени огненные фонтанчики.
Глава пятая. Море пепла
Газеты вышли трижды тройным тиражом. Особенно преуспела «Уорлд курьер», которая объявила о перемене курса и отныне называлась «Волосы Вероники».
Родившихся девочек называли теперь не только Эллен, но и Верониками… Мальчики же по-прежнему получали имена Вана, Тома и Питера…
Отлет крупнейшего космического корабля «Разум» был назначен в этот памятный день на 10 часов 07 минут по среднеевропейскому времени.
Президент США послал правительству СССР телеграмму, выразив надежду, что дружба советских людей и американцев в космосе послужит хорошим примером для народов на Земле.
Из сообщений ТАСС мир узнал о необыкновенных, сделанных на Луне открытиях, имеющих огромное значение для Земли.
Почему-то газеты печатали портреты лунных исследователей попарно: Эллен с Петром Громовым и Аникина с Томом Годвином.
Не было на Земле семьи, дома, где эти портреты, вырезанные из газет и журналов, не лежали бы на столе, не висели бы на стенах.
В ту минуту, когда Петр Громов радостно сообщил, что видит, как растут лунные камни, Евгений показывал Эллен одну из последних газет с портретами лунных путешественников, помещенных попарно…
Видимость была плохая, но Эллен поняла, что хотел сказать Евгений.
– Петр сообщает о тайне лунных гор. Вот здесь приведены ваши слова о лунных горах, напоминающих остров Капри, – говорил Евгений. – Тоже обрывистые берега, с которых жестокий император Тиберий сбрасывал неугодных ему римлян. И что Луна в отличие от Земли девственно чиста, не знает человеческих страстей: жестокости, ненависти…
– Любви и дружбы, – добавила Эллен. – Не знала. Командор мечтал о сказочных городах в лунных скалах. О, вместе с человеком на Луну придет многое.
– Селена!
– Если я вас очень попрошу? Не зовите меня больше Селеной.
– Аленушкой?
– О нет! – Эллен даже вздрогнула. – Только не Аленушкой! Только не так!
– Вы остались женщиной и на Луне!..
– Он сказал, что я была легкой спутницей.
– О да! Конечно! Ведь он нес вас!
– Не всегда верно иметь в виду плечо… Например, рубить сплеча… ради принципа.
И вдруг в шлемофоны ворвался голос Тома Годвина:
– Ван! Эллен! SOS! На помощь!
Евгений судорожно крутил ручки аппаратуры, тщетно пытаясь усилить звук.
– Кругом огонь… Ищите нас… – И голос Годвина оборвался.
– Ваня! – закричала Эллен. – Скорее! На танкетку! Мой Мираж! Я умоляю вас… Боже! Я так не хотела их отпускать…
Аникин уже бежал от резиновой палатки.
– Что же вы стоите, Мираж? Скорее! Ведь могли же вы перепрыгнуть трещину!.. Мужчина вы или нет!..
– Селена, поймите… Танкетка не может двигаться. Радиосвязь неустойчива.
– Ах, еще одно техническое уравнение. Ну конечно! Оно не решается обычными людьми! – крикнула Эллен, соскочила с танкетки, на которую уже было взобралась, и побежала по следам командора и Годвина.
Аникин бросился за ней. С тревогой смотрел он, как взлетает вверх маленькая фигурка, как падает, – ему казалось, что она разобьется, но она все-таки подпрыгивает снова и снова…
Аникин отставал. У него болела нога с растянутыми связками.
– Лена, Лена! Осторожнее! – тщетно взывал он.
И вдруг мимо него промчалась танкетка. Она двигалась, как-то странно виляя, словно теряя управление и снова обретая его. Моторы работали на полную мощность, поднятая гусеницами пыль не оседала, и Аникин потерял Эллен из виду.
Тогда он забыл про боль и помчался… нет! полетел вслед за танкеткой, боясь отстать.
Танкетка ждала. Эллен уже стояла на ней, опираясь рукой о полусферу.
Аникин вскочил на железный корпус и крикнул:
– Гони! Жарь! Молодец все-таки Женька!
Танкетка ринулась с места, но вдруг вильнула в сторону. Эллен свалилась на полусферу, а Аникин слетел на камни. Танкетка со всего размаха уперлась носом в большой камень, разбив один из прожекторов. Машина замерла, полусфера потускнела, изображение в ней исчезло. Эллен в отчаянии колотила по полусфере кулаками. И, словно подчиняясь ее воле, снова появилось изображение Евгения. Танкетка ожила, попятилась. Аникин едва успел вскочить на нее. Она рванулась и понеслась.
Светлая полоса, похожая на железнодорожное полотно, впереди уходила под пепел, появляясь снова лишь у самого подножия горного кряжа.
