Кир Булычев - Монументы Марса (сборник)
– Надя! – закричал Розинский. – Ты куда ушла? Начинаем.
– Зовет, – сказала она. – Обратил на меня внимание. Говорит, что у меня данные.
Она отошла к группе. Но недалеко. Остановилась и спросила:
– А вы специально к речке отошли?
– Нет, – удивился я.
Она засмеялась низким сочным смехом.
А я понял, что специально отошел к реке, надеясь, что она подойдет ко мне.
Этого еще не хватало, рассердился я на себя. Знаменитый писатель. Сколько ей лет? Двадцать, не больше. Девушка хочет в кино. Девушка совершенно не представляет, что это такое. Она думает, что это и есть красивая жизнь. Ей все говорят: ах, у тебя удивительные глаза! Ах, какие волосы! Понятно, почему сердится Виктория: непозволительно острое внимание со стороны мужчин. Я поглядел наверх. Виктория стояла, ждала Надю, но смотрела на меня. Как мне показалось, с осуждением.
На следующий день мне надо было уезжать.
Перед поездом я зашел на площадку. Посмотреть, как будут снимать. А может, взглянуть на Надю. Может быть. Вчера я уехал раньше других, был зол на себя, устал как собака. Уехал, пока снимали, лег спать.
Я знал, что Наде делать на площадке нечего. Но почти не сомневался, что она придет.
Она меня увидела, когда я шел по улице.
Она сидела, болтала с оператором Семой.
Сразу поднялась и пошла мне навстречу.
– Вы вчера ушли, даже не попрощались, – сказала она с осуждением. Как будто я нарушил обещание ждать ее.
– Устал.
– А я в кино ходила. С Семой. Ужасная тоска эти индийские фильмы.
У Нади были губы очень нежного розового цвета.
– Как вы думаете, – спросила вдруг Надя, – у меня есть шансы поступить во ВГИК? Или в театральное училище?
– А почему ты хочешь?
– Я обязательно поступлю, – сказала Надя. – А вы мне поможете?
– Как же я вам помогу?
– Ну, у вас связи, вас все знают. Вот я книжку принесла, подпишите.
Пока я подписывал книгу, а она корректировала надпись: «Напишите лучше – «Дорогой Наде», так лучше», подошел Миша, сказал, что машина ждет.
Надя взяла книгу, спрятала в сумочку.
– Что вы ей написали? – спросил Миша.
– Не твоего ума дело. – Надя четко разбиралась, кто ей может помочь в Москве, а кто ей не нужен.
Но Миша не обиделся. Пошел к машине.
– Вы верите, что я поступлю? – спросила Надя.
– Убежден, – искренне ответил я.
– Я в Москве вас найду. Мне даже вашего телефона не надо. Осенью приеду.
Потом она протянула мне руку, как послушная девочка.
– Не уходите еще. Я вам тоже подарок приготовила.
Она извлекла из сумочки елочную игрушку, таких давно уже не делают. Петушок из давленого картона, позолоченный.
– Если увидимся в Москве, – сказала она серьезно, – я вас по петушку узнаю.
– Николай, ты с ума сошел! – крикнула Виктория. – На поезд опоздаешь.
Я побежал к машине. От машины оглянулся. Надя стояла, приветственно подняв руку. Очень белую руку.
В поезде я снова расстроился. Попытаюсь объяснить почему. Мне скоро пятьдесят лет. Формально я вроде бы достиг многого. Меня знают, печатают, снимают. И если я завтра умру или улечу на Марс, то, полагаю, еще долго будут говорить о моем тоне, моей стилистике, моем видении мира. А если честно – добился ли я того, чего хотел? Нет, ничего не изменилось. Двадцать лет назад я писал лучше, хоть многого и не умел. Сейчас я на площадке, с которой путь только вниз. Поэтому мое общение с тщеславной и прямодушной в своей целенаправленности Надей было ложью. Не видела она меня. Видела только имя на обложке книги или в титрах фильма. Улыбаясь, превратила меня в ступеньку, по которой можно подниматься к заветной вершине. А в сущности, никому я не нужен и ничего не стою… Я полез в карман, достал золотого петушка. Он был потерт на краях. Видно, много раз его доставали из коробки и вешали на елку. Узнает она и без петушка. Я положил петушка обратно в карман, и пальцы нащупали что-то еще. Я вытащил это что-то. Оказался снова картонный позолоченный петушок. Второй. Я положил их рядом на колени.
Фантастика, подумал я. Петушки размножаются.
Протест
Олимпийский комитет всегда скупится на телеграммы. Да и отправляют их в последнюю очередь. Сначала надо сообщить о каких-нибудь затерявшихся контейнерах, вызвать Франки к Оле, оповестить Галактику о симфоническом концерте – и лишь потом подходит черед депешам Олимпийского комитета…
Я отдал спорту всю жизнь. В молодости я ставил рекорды, и именно мне принадлежали «два пятьдесят четыре» в высоту на Олимпиаде в Песталоцци. Теперь об этом помнят лишь историки спорта и старики вроде меня. Вторую половину жизни я посвятил тому, чтобы вертелись колеса спортивной машины. Кому-то приходится это делать. Кому-то приходится разбирать споры между судьями и федерациями, улаживать конфликты и в ожидании рейсовой ракеты давиться синтекофе в забытых богом космопортах Вселенной.
Когда я прыгнул на два пятьдесят четыре, мне аплодировали миллионы людей, и на какое-то мгновение я был самым знаменитым человеком на Земле, вернее, в Солнечной системе, вернее, везде, где обитают гуманоиды. Сегодня я, на мой взгляд, делаю куда больше, чем раньше. Не будь моего вмешательства, провалились бы многие матчи и стали бы врагами многие порядочные люди. Но никто мне не аплодирует. Я старый мальчик на побегушках, профессиональный деятель от спорта и ворчун. Телеграммы настигают меня, как пули, и кидают в сторону от намеченного пути, отдаляют от дома и настоящего кофе и не дают возможности задуматься, послать подальше всю эту бестолковую, суматошную не по возрасту жизнь и удалиться на покой.
Телеграмму я получил в космопорту, когда ждал пересадки. Совершенно непостижимо, как она меня разыскала, потому что, если сидишь на самом видном месте, никакая телеграмма, как правило, тебя не найдет.
Ко мне подошел тамошний чиновник в нелепейшем, на мой взгляд, стесняющем движения разноцветном наряде с множеством блестящих деталей и спросил на ломаной космолингве, не я ли уважаемый Ким Петров, ибо мое уважаемое имя он углядел в списке пассажиров корабля, отлетающего через час на уважаемую Землю. Тут мне пришлось признаться, что я и есть уважаемый Ким Петров.
«Просим, – начиналась телеграмма, а это всегда означает, что придется заниматься чем-то, что не хочется делать моим коллегам, – заглянуть (слово нашли великолепное) на Илигу, разобрать протест Федерации-45 (самая склочная из федераций, уж я ручаюсь). Встреча организована. Подробности на месте. Сплеш».
Сплешу ровным счетом ничего не стоило выслать мне депешу подлиннее, из которой я смог бы понять, кто и на кого обижен и кого с кем я буду мирить. Или осуждать. Наконец, он мог сообщить мне, где расположена эта Илига (если радисты, по своему обыкновению, не перепутали названия).
![Артур Кларк - Пески Марса [сборник]](/uploads/posts/books/72419/72419.jpg)
