Александр Беляев - Мир приключений, 1983
Димка тогда так развеселился, что стал размахивать руками и тихонько запел свою «самодельную» песню:
Медведи из снега,
Яблоки из льда.
Мы на полюс едем,
Горе — не беда.
Директор посмотрел на него, спросил:
— Ты доволен, малыш?
— Сильно-пресильно! — ответил Димка…
«Однако, что же я размечтался? Пурга — дело нешуточное, особенно когда браслет не работает и лыжи — тоже. Покричать, что ли?»
— Э-ге-гей! — попробовал крикнуть Димка, но обжигающий ветер мешал возгласу вырваться изо рта.
«Надо идти, — подумал мальчик. — Меня, наверное, уже ищут. Отец и Гарибальди поехали на вездеходе. Остальные — на снежных глиссерах. И „Пингвинам“,[28] конечно, передали приказ искать человека».
Димка представил себе, как все это происходило. Каждые десять минут Биоцентр на материке получает от браслета связи рапорт о самочувствии человека — пульс, температура, биотоки. Но вот по какой-то причине ниточка жизни оборвалась. В ближайшей диспетчерской взревела сирена тревоги. Не теряя ни секунды, электронный мозг начинает операцию РПС — розыск, помощь, спасение. Станцию, конечно, уже подняли на ноги. И соседние — тоже. Если через час его не разыщут, с полуострова Кука взмоет эскадрилья вихрелетов-спасателей. Огромные красные птицы, которым нипочем любая пурга. Вот дела! Интересно, сообщат ли о том, что он, Димка, пропал, маме Юле?
Димка решительно отбросил фоторужье — поохотился, называется! — и двинулся вперед. По его расчетам получалось, что до станции, до его «Надежды», километров пять-шесть. Если не собьется с пути, то…
Пурга была какая-то странная. Она напоминала речку с множеством водоворотов. А еще было похоже, будто с неба свесился толстенный канат, конец его расплелся, и Димка пробирается между волокнами — сквозь бестелесный лес с белыми стволами.
Становилось холодно. Димка включил электрообогрев костюма, но желанного тепла не почувствовал.
«Сели батареи, — тоскливо подумал он. — Вечные, безотказные — сели. Что с ними могло случиться?»
Мальчик начал слабеть. Лыжи разъезжались, ветер перехватывал дыхание, снег слепил глаза. Димка даже прикрыл их на минуту, и тут что-то мягко толкнуло его в грудь. Нет, не пурга. Он открыл глаза и буквально уткнулся… в зелень кустарника.
Димка механически сделал еще шаг, и лыжи увязли в густой траве. Влажный горячий воздух пахнул в лицо. Мальчик буквально онемел од изумления.
«Может, я уже замерзаю, и все это мне кажется?» — мелькнула тревожная мысль. Он снял рукавицу и больно ущипнул себя. Наваждение не исчезало. Перед ним раскинулся лес. Густой, пахучий, солнечный. И незнакомый. Сосны не сосны, березы не березы. А вон те деревья, с голыми красновато-бурыми стволами, вообще ни на что не похожи. Ветки все в цвету, даже листьев не видно. Кустов — тьма. Странные такие. Как папоротники.
— Неужели в тропики занесло? — подумал вслух Димка. Он еще раз внимательно огляделся. Нет, не тропики. В двух шагах за его спиной лес резко обрывался. Там, словно за толстым матовым стеклом, беззвучно развевались снежные космы.
Димке вдруг стало не по себе. Откуда все это: лес, тепло, цветы? И где — в Антарктиде! Лучше, право, иметь дело с пургой. Она враг коварный, хитрый, безжалостный, но зато реальный, знакомый, повадки его хоть знаешь. А это… Это вообще или бред, или волшебство. Одно можно сказать наверняка — в радиусе двух тысяч километров нет и в помине таких райских уголков. И быть не может. Тогда что же это? Нет, надо уходить отсюда прочь. Тем более, что его ищут. И ищут где угодно, только не в тропическом лесу…
Димка быстро сорвал с ближайшего куста несколько листьев, сунул их в карман куртки. Затем, тяжело волоча лыжи, обошел корявое деревце, чем-то похожее на акацию, и… шагнул в леденящее месиво из снега и ветра. На выходе его снова легонько толкнуло в грудь. Не оглядываясь, мальчик побежал в сторону станции. Время от времени он подносил к глазам компас, но стрелка словно взбесилась: вертелась, не останавливаясь. Страх начал окружать Димку.
«Мама Юля, — мысли ползли беспорядочно, нагромождались одна на другую, — мы поедем на Тиссу? Как прошлым летом. Я попрошу у лесника разрешения, и мы снова будем жечь разноцветные костры. Дядя Павел добрый, он разрешит. Ему тогда тоже понравилось. Я ему даже химикаты свои оставил. Дядя Павел спрятал их. Говорил: „Я по настроению костры буду расцвечивать. Грустно — пусть голубенький горит, а весело — тогда твоих окисей, солей добавлю. Огонь и запляшет у меня на сучьях солнечными человечками…“ Мама Юля, не надо огня. Его так много. Белого, холодного. Ой, какой холодный огонь!»
В голове стучало, во рту пересохло. Изнутри поднимался тошнотворный жар, и Димка жадно ловил губами снег — все хотел утолить внезапную жажду. Он уже еле шел. Останавливался, снова брел наугад. Память все чаще уводила его к счастливым полянам детства. Все чаще появлялось желание остановиться, прилечь, отдохнуть. Он останавливался, но тогда мама Юля откуда-то издалека непривычно резко и повелительно кричала: «Иди, быстро иди!» — И мальчик снова брел вперед.
Внезапно свет близких фар ослепил Димку, и он упал.
— Сыночек, как же ты так! — шептал Егор Иванович, поднимая его на руки.
— Ах вы зайцы мои, — приговаривал Гарибальди, укладывая мальчика на заднее сиденье вездехода. — В снегу все, закоченелые. Сейчас мы зайцев отогреем, чаем напоим…
Отец Димки старался помочь начальнику станции, но тот оттеснял его могучим плечом и ворчал:
— Не суетись, Егор Иванович. Не пристало, брат, не пристало.
Он включил автоводитель, укрыл Димку своей шубой.
— Папа, — тихонько сказал Димка, — а я в лесу был. Чудной такой лес. Все в цвету, тепло…
— Бредит, бедняга. — Тимофей Леонидович нахмурил брови, прибавил скорости.
— Нет, па, я серьезно. Лес…
Очнулся Димка от громкого голоса доктора Храмцова.
— Чип-чип, чепуха, — басил Храмцов, он же — Карлсон, как звал его Димка. — Двустороннее воспаление легких. Считайте, что мальчик отделался легким испугом. Но пяток деньков придется полежать.
Начальник станции сидел на кушетке, смотрел на Димку и улыбался.
— Па, Карлсон, Тимофей Леонидович. — Димке почему-то было трудно говорить. — Там в самом деле был лес. И лето. Честное слово. Я тогда ни капельки не бредил. И потом тоже не бредил.
Отец и Гарибальди переглянулись.
— Не верите? — У мальчика на глаза навернулись слезы. — Посмотрите у меня в кармане… В куртке. Посмотрите, пожалуйста…
Егор Иванович пожал плечами, взял мокрую куртку сына и вытряхнул содержимое ее карманов.
