Клиффорд Саймак - Звездное наследие: Фантастические романы
— Но я спросил, почему вы изменили свое решение в отношении нас, — прервал его Кашинг.
— Я хочу объяснить все по порядку, — сказал В. С. — Когда все люди умерли, здесь остались только роботы. Мы не нуждались в какой-то серьезной поддержке, и поэтому проблем у нас почти не было. Видите ли, наши банки памяти просты настолько, что управлять ими мог бы и ребенок. Только одна система доставляет нам много неприятностей. Восстановительная.
— Восстановительная система?
— Это часть установки, которая обеспечивает расшифровку закодированной информации. Здесь находятся целые горы данных, но их нельзя получить. Я пытался разобраться в этой системе, надеясь, что мне удастся найти неисправность, но, вы понимаете, я не техник. Я запрограммирован только на административную работу. В общем, наше положение таково, что у нас есть масса информации, а мы не можем ею воспользоваться.
Когда вы пришли, у меня появилась слабая надежда… Деревья доложили мне, что среди вас несколько сенситивов. И я велел им пропустить вас. Я надеялся, что сенситив может расшифровать сведения, и был просто потрясен, что самый сильный ваш сенситив вообще не интересуется нашими данными!
— Вы говорите, Деревья передали вам это? — спросил Кашинг. — Значит, вы сами сенситив?
— Моя чувствительность другого рода, — ответил В. С. — Я запрограммирован так, что могу взаимодействовать с Деревьями — и только. Так что моя чувствительность очень ограничена.
— Значит, вы считали, что человек-сенситив смог бы получить информацию. И когда Илейн не сделала этого…
— Я решил, что все пропало, — сказал В. С. — Но теперь я думаю иначе. Она просто слишком сильный сенситив, запрограммированный на космос и явления космического масштаба. Когда она небрежным взглядом окинула то, что хранится в наших банках памяти, то была потрясена царящим там хаосом. И я должен признать, что там действительно ужасный беспорядок. Миллиарды единиц информации свалены в кучу. Но этим утром появился другой сенситив — Мэг. Она добралась до них, она их пощупала и, хоть ничего и не поняла, узнала, что они там есть.
— Все это — благодаря мозговому кожуху, — вставила Мэг, — Это он мне помог.
— Я дал тебе мозговой кожух вместо хрустального шара, вот и все, — сказал Ролло, — Просто гладкая вещица. Тебе нужно было сосредоточиться.
— Ролло, — сказала Мэг, — прости меня, пожалуйста, Ролло, это нечто большее. Я надеялась, что ты никогда не узнаешь. Только Том да я, мы оба знали, но не говорили тебе.
— Вы хотите сказать, — перебил ее В. С., — что мозг внутри этого кожуха все еще жив? То есть, когда тело робота обездвижено или разрушено, его мозг продолжает действовать?
— Но это невозможно! — вскричал Ролло. — Он не может ни видеть, ни слышать, он замкнут внутри кожуха!
— Это так, — прошептала Мэг.
— Тысячу лет, — продолжал Ролло, — Больше тысячи лет…
— Ролло, нам очень жаль, — сказал Кашинг, — Еще той ночью, давно, когда ты дал Мэг подержать кожух, помнишь? Она почувствовала, что он еще жив. Она сказала мне, и мы решили, что тебе не нужно знать об этом. Видишь ли, ничего уже нельзя сделать.
— Их же миллионы, — бормотал Ролло. — Лежат там, где упали, и никто не найдет их всех. А другие собраны в кучи… А третьими играют дети, словно игрушками…
— Я, как робот, разделяю ваше горе, — произнес В. С. — Но я согласен с джентльменом, что ничего уже сделать нельзя.
— Мы можем собрать новые тела, — сказал Ролло. — В конце концов, мы же можем сделать что-нибудь, чтобы вернуть им зрение, слух… И голос.
— А кто смог бы сделать это? — с горечью спросил Кашинг, — Кузнец в деревенской кузнице? Ремесленник, делающий наконечники для стрел и копий кочевников?
— И теперь, — сказал В. С., — этот мозг, столько лет изолированный от внешнего мира, разбужен человеческим мозгом. Как вы, кажется, сказали, он откликнулся и помог.
— Я могла разглядеть только пауков да мошек, — сказала Мэг. — Но для меня они ничего не значили. Когда он помог мне, они превратились во что-то, имеющее смысл, хоть я его и не поняла.
— И все-таки мне кажется, — произнес В. С., — что моя надежда может оправдаться. Вы сумели проникнуть в банк данных, вы их почувствовали, смогли воплотить в зрительную форму.
— Не понимаю, — вставил Кашинг, — чем это может помочь. По-моему, зрительные образы просто бесполезны.
— Это было только начало! — воскликнул В. С. — Во второй, в третий или даже в сотый раз их смысл станет очевидным. Это могло бы случиться скорее, будь у нас, скажем, сотня сенситивов и у каждого — мозг робота, который усиливал бы его способности, как это произошло с Мэг.
— Все это, конечно, прекрасно, — сказал Кашинг, — но кто может поручиться, что из этого что-нибудь выйдет? Вот если бы мы смогли восстановить систему расшифровки…
— Повторю ваши слова, — вздохнул В. С. — Кто смог бы сделать это? Кузнецы да ремесленники? И даже если бы нам удалось восстановить ее, вы уверены, что мы смогли бы извлечь нужную информацию? Мне кажется, у сенситива больше шансов разобраться в том, что там спрятано…
Кашинг возразил:
— Со временем мы могли бы найти людей, способных восстановить систему расшифровки. Если бы только были чертежи и описания…
— Здесь, в Городе, — сказал В. С., — есть и то и другое. Я копался в них когда-то, но ничего не понял. Не смог разобраться. Вы ведь умеете читать?
Кашинг кивнул.
— В университете была библиотека. Но от нее мало проку. Цензура изъяла все, что было написано за несколько столетий до Эпохи Бед.
— А нашей библиотеки не коснулась цензура, — сказал В. С. — И в ней могут быть материалы, необходимые для обучения людей, которые, как вы сказали, способны восстановить систему.
Тут заговорил Эзра:
— Я пытался следить за вашей беседой, но не уверен, что все понял. Мне ясно только, что есть два пути: либо восстановить систему, либо использовать помощь сенситивов. Вот я сам сенситив, и моя внучка тоже, но, боюсь, никто из нас не смог бы ничем помочь. Очевидно, все сенситивы узко специализированы. Илейн беседует с космосом, так же как я с растениями. Боюсь, что мы не найдем подходящего сенситива. Они все такие разные.
— Это так, — заметил Кашинг. — В «Истории» Уилсона есть глава, в которой говорится о расцвете паранормальных способностей после Крушения. Он чувствовал, что технология будет подавлять развитие таких способностей. И когда давление технологии исчезает, должно появляться много сенситивов.
— Может, оно и так, — упорствовал Эзра, — да только я думаю, что среди них вы все же найдете очень немногих, способных сделать то, что Мэг.
