Сергей Байбара - Цветы на камнях
— Радиации?
— Нет, у меня есть средства защиты. Мой Михо отлично переносит радиацию, она для него как для человека лучи весеннего солнца. Мне не хотелось попадаться на глаза жителям города.
— Кому?! — Сергей даже с места приподнялся.
— Понимаешь в чем дело, — начал говорить Бабуа, будто сомневаясь, стоит ли доверять чужаку страшную тайну. — На окраине города, я обнаружил свежие следы боевых машин. Свежие, понимаешь? А, когда я пережидал ночь в одной из межгорных впадин, над городом я видел зарево. И вспышки. Там есть люди. А, может, и не люди, но кто-то там точно есть.
— Потрясающе, — выдохнул Сергей. — Неужели там кто-то выжил? Но с ними нужно наладить контакт! Может, им нужна помощь?! Может, их надо вывезти оттуда! Надо доложить Крайтону, немедленно!
— Крайтон? — переспросил Бабуа. — Это ваш главарь?!
— Командир, — поправил Сергей.
— Американец?
— Да.
— А кто он по жизни? Чем живет?
— В смысле? — не понял поначалу Сергей. — Военный, спецназовец. Бывший… Хотя, почему бывший? Настоящий. Говорит и по-русски, и по-грузински свободно. Вроде толковый мужик. Мастер своего дела.
— Автоматчик, значит?! — Бабуа о чем-то думал. — Эх, не имел я дел с американцами?! С вашими, русскими, имел, а с американцами, — нет. Слушай, а как ты думаешь… Ладно, несущественно. Вот что, послушай меня, парень. Как тебя зовут?
— Серго… то есть Сергей.
— Послушай меня, Сережа, нечего вам там делать, клянусь прахом предков. Ехали бы вы обратно. Даже мне было страшно, хотя я только взглянул на город. Но я почти физически ощущал стену ужаса и безыходности, исходящие оттуда. Что-то там страшное… Хотя, дело ваше…
…Пока Сергей вел свои переговоры, Тенгиз лениво прохаживался туда-сюда, пиная носком камешки. Молодому грузину было скучно околачиваться возле этого «игорного дома», где люди проигрывали остатки своей души. Охранник в очках, по-прежнему ни говоря ни слова, уселся на камень у ступенек, достал коробочку с жевательным табаком и принялся захаркивать все вокруг смачными плевками.
Из здания как ошпаренный выскочил Айрат. Выражение лица у него было такое, будто его там собирались съесть. Тенгиз уже было собрался бежать на выручку Серго, но вдруг из здания выбежал сам дозиметрист, выхватил у Тенгиза сумку с припасами, сказал: «Ждите, я скоро!», и убежал обратно. Тенгиз ничего не понял. Голодный там этот Бабуа, что ли? Но Серго знает что делает. Он опытнее, старше почти на десять лет. И американцы его уважают. Значит, надо подождать. Только как же тяжко на такой жаре! Вот американцы, собачьи души, не могли ведь свои противогазы выдать, жалеют, видно, разрази их гром! Приходится теперь париться в советской резине!
— Что там случилось? — спросил Тенгиз у Айрата. Тот, испуганно поглядывая на окна, свернул самокрутку и, кашляя, затянулся успокоительным дымом.
— Да идите вы все до самого Тбилиси, и там оставайтесь, чтобы вас смерч забрал! — зло выпалил Айрат, пугливо озираясь на дверь, из которой под гул и пьяный визг выпал один из «игроков». — Баран я, дурак плешивый, кто меня за язык тянул про Бабуа этого, старого психа, говорить, чтоб его собственный огневик сожрал во сне, чтоб он ему яйца отгрыз! Чуть сам жизни не лишился, честное слово.
— Значит, Серго в опасности? И ты его там бросил?
— Твой Серго обладает способностью мгновенно налаживать контакт с идиотами! — ответил Айрат. — У них там, понимаешь, серьезный разговор! Вот я и вышел, чтобы не мешать!
Тенгиз застыл в нерешительности, не зная, что ему делать. А тем временем, солнце потихоньку клонилось к горизонту. С севера подул слабый ветерок. К «дому страстей» подходили все новые и новые любители легких денег. Некоторые подъезжали — на повозках, сделанных из мотоциклетных колясок, в которые были запряжены оборванные люди, — мужчины и женщины. Жирная туша, одетая в почти целый камуфляж, перевалилась на землю и проковыляла ко входу. Тупой взгляд этой горы жира выражал полное презрение ко всему окружающему. Он и на землю-то ступал с большим одолжением.
Тут же к квадратному «прожигателю жизни» с визгом ринулись около десятка молодых девушек, более-менее молодых и более-менее красивых. Жирдяй милостиво ощупал каждую, с охотой заглянул каждой под подол, выбрал троих, хлопнул их по задницам и потащил в казино. Остальные, обиженно выпятив губы, вынуждены были отправиться восвояси. Одна из обернулась к Тенгизу, оглядела его постядерный прикид и прошелестела, шевеля заячьей губой:
— Эй, красавчик! Поразвлечься не желаешь? Недорого!
Тенгизу стало дурно. Он почувствовал, как его выворачивает наизнанку. Едва успев сдернуть противогаз, он сделал шаг в сторону. Девушки-уродки только захохотали, глядя на его мучения.
— Фу, какой грубиян! — Девочки смачно харкнули в сторону Тенгиза и, виляя задами, направились по своим делам.
Тенгиз был перепуган до крайности. Ему казалось, что так начинается действие лучевой болезни. Он дрожащими руками нащупал фляжку с водой, нашел пакет с антирадиационными таблетками, которые выделили американцы. Забросил в рот сразу две таблетки, запил водой. Потом долго переводил дух, вдыхая неотфильтрованный пыльный воздух. Ему было страшно и тоскливо. И это тоже грузины? И это его народ — гордый, свободолюбивый, милосердный, любящий свою?! Ядерная война сожгла города, убила миллионы, изуродовала саму Землю, — но еще больше она изуродовала души людей. Похлеще любой радиации! Господи, Матерь Божья, Слава Тебе, слава всем тем, кто недопустил превращение Хашури в такую же помойную яму! Слава тем людям, картвелам, армянам, американцам, русским, мусульманам, кто строил на окровавленной земле фермы, укрытия, орошал поля, чинил технику, защищал поселения, всем тем, кто учил детей, кто сохранил в человеческих душах понимание того, что такое быть Человеком. Божьим творением, пусть и ошибшимся, оступившимся, опальным. Но это…вокруг… Деградация, моральная и физическая.
А что будет, если этих изуродованных людей привезти в Союз, дать землю, дать оружие? Будут ли они работать на свое и всеобщее благо, захотят ли снова стать людьми? Нет! Для этого нужно усилие воли, а воли у этих несчастных нет. Нет у них и будущего, и они сами об этом знают, и они смирились с этим. Оно им не нужно. Им нужно лишь одно — краткий остаток жизни пожить в свое удовольствие, дав волю своим звериным инстинктам, раз уж все рунуло. Как там сказал Айрат — лет пять прожить королем, подминая всех под себя, а там хоть трава не расти! И, если впустить такого человека в приличный дом, он изломает все, изуродует, сожжет этот дом, лишь бы жить, как и прежде, в привычной грязи, не выходя из наркотического сна, боясь взгянуть в зеркало, не заботясь ни о ком и ни о чем, экономя слезы на себя любимого. Вот она, самая страшная мутация, — равнодушие к своей собственной судьбе, к судьбе воих детей! Вот они мутанты самые настоящие, куда там уродцам из фантастических романов!
