Пол Андерсон - Орион взойдет
1.
– Ах нет, нет, нет! – простонала Роника. – Они не могут… Вы не должны…
Голос Эйгара Дренга полз из приемника:
– Мы должны. Во всяком случае мы сделаем это. Подавляющим большинством голосов принято решение драться. Что, если Джовейн блефует? Никогда прежде Домен не воевал с мирными жителями! Ну а если он решится на это, ну что ж: мы надеемся, что свободный народ сможет выстоять против него, пока не взойдет Орион. На всякий случай мы предупредили, чтобы на Кенайском полуострове все оставили дома.
– Но если они потеряют все, что имеют… О, я надеюсь, что маураи вышлют за ними корабли, но люди будут в отчаянии и.. нельзя разбивать их жизни, подобно хрусталю… ради собственной выгоды. Вы замещаете здесь правительство.
Горечь хлестнула назад.
– Не надо приказывать мне, что делать. Мы бы не попали в эту ситуацию, если бы ты не предала нас.
Роника осела в свое кресло и закрыла ладонями лицо. Из кресла пилота Иерн услышал, как пролетел тихий стон.
Он посмотрел наружу. Корабль висел носом к планете, на высоте ста пятидесяти километров. Освещенная солнцем Земля манила своей красотой.
Прямо под ним раздвигалась гряда облаков. В разрывах проглянуло бирюзовое игривое море… Земля – бурая, рыжая, покрытая свежей зеленью. На глазах его облака расступались. На севере небеса были чисты – над лесами и полями Юконской котловины, над серебристой жилкой реки вплоть до снежных пиков, вздымающихся в лазури, переходящей в полную звезд черноту.
Над облаками повис блеклый шар. На таком удалении он казался диском примерно в половину полной луны. Там и сям металл на ней отбрасывал свет свирепыми искорками.
– Вызываю Скайгольм, вызываю Скайгольм, – скрежетнул Иерн в собственный передатчик. – Джовейн, отвечай: ты не посмеешь этого сделать! Честь аэрогенов и духи предков запрещают тебе!
Безусловно, его слышали в аэростате. Иерн говорил на частотах, на которые был постоянно настроен главный приемник. В ответ на его прежнее обращение верховное командование маураев согласилось подсоединить его к своей всемирной радиорелейной сети, пока Иерн кружит вокруг планеты. Слушали агенты Джовейна, слушал и сам Капитан, как Роника разговаривает со своим прежним начальством. Но Джовейн не отвечал… не отвечал.
«Орион» вновь уходил на север по почти полярной орбите, которая пронесет его над Нозеланном и – когда Земля повернется – над Франсетерром. Съежившийся аэростат остался внизу со злодейским полумесяцем на лике. Корабль торопливо погружался в ночь.
Роника плакала. Слезы текли по щекам и капельками рассеивались в микрогравитации. Лучи заходящего солнца искрились на них, как на бриллиантах. Собственные слезы Иерна – непролитые – застряли в горле.
– Это не блеф, – сказал он тяжелым тоном. – Я не знаю Джовейна достаточно хорошо, но понимаю, учитывая психологию аэрогенов, насколько серьезно он ввязался в эту историю. Обычно никто не угрожает, если не готов исполнись свои угрозы. Кроме того, возможны личные мотивы. Месть заставила его пренебречь разговором со мной. Я должен увидеть, как он разрядит свои лазеры – это еще одна доза мести.
– Милостивый Иезу, – прошептала Роника… неверующая.
– Волкам следовало бы сдаться, чтобы сохранить хотя бы свои жизни, на прочее рассчитывать нечего. Но это не будущее, а труп. Что же выходит – они фанатики, такие же безумцы, как их враги?
Она подняла голову.
– Не говори этого! – взорвалась. – Это свободный народ! – Она осела. Некогда я принадлежала к ним.
Он схватил ее за плечо:
– Ты до сих пор принадлежишь к ним, дорогая. Дренг был с тобой… справедлив… учитывая всю тяжесть его положения. – И скорбным тоном добавил:
– Мы с тобой полагали, что поступаем правильно: иначе, вне всякого сомнения, болото лжи и бесчестия засосало бы всех.
Под его рукой она напряглась и поежилась.
– Ну да! Это же мой народ, мой народ! – скорбела она. – Теперь погибнет все, о чем они мечтали, и их ждет рабство.
«Преувеличение, – подумал он. – Покорность, а не рабство, и маураи будут мягкими господами.
Тем не менее господами.
Плик.
Почему я вдруг вспомнил Плика, с какой это стати?
Той ночью в Сиэттле, в дождливом краю, я видел, как восстает в величии прежний мериканский дух, столетиями дремавший, повергая в дрожь основания мира… Вот потому-то и скорбит моя возлюбленная: она плачет по душе, которая оставит ее народ.
Ее народ, стремившийся к звездам».
Его кольнула мысль: «Какая же душа останется в Скайгольме?»
Темнота, в которую влетел корабль, затопила его; Иерн, едва дыша, повис в ней со сжавшимся сердцем.
Роника ухватила его за руку. Он увидел рядом с собой ее лицо, на котором горе покорилось любви и заботе, и услышал:
– Иерн, дорогой, что с тобой? Все в порядке?
– Да, я… да… – Он попытался взять себя в руки. – Да, я только что задумал ужасную вещь.
Она обхватила себя за плечи:
– Что?!
Собирая силы, он отвернулся, никогда не приходилось ему совершать большей жестокости, чем высказывать эти слова здесь, в небе на спокойно несущемся блестящем корабле… Просторно раскинулся арктический океан, морщинистый, покрытый белыми пятнами. Айсберги, пришедшие с севера облака припадали к волнам, синева их отливала заточенной сталью.
Наконец он сказал ровным тоном, глядя мимо нее:
– Мы можем спасти их. Твою родню и даже, быть может, Орион. Чтобы совесть твоя была чиста. – Втягиваемый воздух мило свистнул между ее зубами. – Конечно, мы можем потерпеть неудачу, – добавил Иерн. – .Да, в любом случае, если мы рискнем, то скорее всего погибнем.
2.
– Ваше Достоинство, – проговорил голос Эшкрофта Лоренса Мейна, полдень миновал, ваш ультиматум отвергнут, а погода в настоящее время помогает нам. Мы готовы продолжить обстрел.
– Приготовьтесь, – ответил Джовейн. – Но не начинайте огонь, пока я не приду в центральный командный пункт.
Он выключил интерком и сел за стол. «Почему? – удивился он себе. – Мое присутствие там не является необходимым. Я могу оставаться здесь, отдавать приказы и не видеть, что происходит.
Я должен, – знал он. – Я нуждаюсь в этом мучении. Я думал, что молчу, чтобы помучить Иерна; нет, я просто не смел ответить…»
Тишина поглотила его – если не считать вечного шепота небесной твердыни. Джовейну чудились в нем какие-то слова, которых, к счастью своему, он не мог расслышать. Он поспешно поднялся, задев кресло ногой. «Никаких колебаний, – приказал он себе. – Выполняй свое решение, верши собственную судьбу».