Ринат Мусин - Любви все роботы покорны (сборник)
В тот же день в селении случилось еще одно жуткое и необъяснимое событие. Поздним вечером сельчане встретили на улице недавно убиенного и погребенного старика Игнасио, деда той самой Летиции. Старика схватили и посадили на цепь в подвале дома управителя Аревало, чтобы затем доставить для разбирательства в палату Святой инквизиции. Однако наутро в подвале валялся лишь полуразложившийся труп, который и захоронили на кладбище в той же яме.
Купив кувшин вина, я угостил своих соседей по столу и как бы невзначай поинтересовался:
– И что сделают с этой девицей? Казнят?
Рассказчик покачал головой:
– Про то мне неведомо. Выслушав признание девицы, священник пошел сообщить управителю, оставив ее под присмотром жены. А когда вернулся, девица уже тронулась умом и несла какую-то околесицу. Говорят, что ее отправили в Сеговию, в палату инквизиции. – Крестьянин икнул и, понизив голос, добавил: – Там по таким делам мастера. А еще, сказывают, что начат розыск сына убиенного трактирщика. С умалишенной девицы чего возьмешь? А парень куда-то пропал. Теперь гадают – то ли он отца убил вместе с девицей, то ли малахольная обоих прихлопнула.
После таких новостей я, решив не искушать судьбу, покинул Толедо и направился на юг, к Гранаде. Там я собирался записаться в солдаты вопреки данному Летиции обещанию беречь свою жизнь – в тот момент я хотел умереть. Однако по дороге пришло известие, что Гранада пала и война с маврами окончена. «Значит, на этой войне мне не суждено погибнуть, – подумал я. – Что же делать? Неужели весь остаток жизни прятаться, как беглому преступнику? Может быть, уйти в монастырь? Но ведь там придется исповедаться. Соврать священнику я не смогу, и меня казнят. Разве ради этого Летиция брала на себя мою вину?»
Так я грустил и размышлял, сидя в трактире где-то под Кордовой, когда молоденькая рыжеволосая служанка, чем-то похожая на Летицию, принесла мне паэлью. И я вдруг понял, что не хочу умирать. Что я сделал в своей жизни, кроме того, что натворил смертных грехов? Разве с ТАКИМ грузом надо представать перед очами Всевышнего?
Ночь я провел с рыжеволосой служанкой – она оказалась сговорчивой и с удовольствием приняла мои ласки вместе с серебряной монетой. Нет, я не предал Летицию – ведь ее я любил. А с податливой служанкой я утолял свою страсть; ненасытную страсть, которую разбудила во мне своим окровавленным поцелуем моя зеленоглазая искусительница.
Тогда, у ворот, уже сидя на лошади, я спросил Летицию:
– Вот скажи – если вы не люди, то кто, и откуда взялись?
– Про то долго рассказывать. Каждый клоз хранит в памяти историю о том, что мы прилетели с неба.
– С неба?.. А бессмертными кто вас сделал?
– Не помню. Мы утратили это знание.
– А что происходит с людьми, тела которых вы… ваша моледа оставляет?
– Они теряют память и становятся как сумасшедшие.
Ее слова казались чудовищной и в то же время невероятно увлекательной сказкой. Разумом я понимал, что подобное невозможно, но при этом меня не оставляла вера – словно в детстве, когда я слушал сказки матери, с нетерпением ожидая счастливого конца.
– Я тебя еще увижу?
Она долго смотрела куда-то надо мной своими мерцающими глазами, в глубине которых переливались то зеленые, то желтые, то алые огоньки.
– Меня – вряд ли. Считай, что все случилось в прошлой жизни; однако кто знает, что ждет нас в следующей?
В Кордове я услышал о том, что в Паласе некий Колумб нанимает матросов для экспедиции в Индию. Вот то, что мне надо, решил я. На родине никто не ждет – поищу счастья и удачи за дальними морями. И уже через несколько недель моя нога ступила на палубу шхуны «Санта-Мария»…
Пронзенное сердце болит.
Но пламя пылает в сосуде.
Однажды познавший Лилит,
Ее никогда не забудет.
Пусть ветер ревет в парусах,
И в страхе сжимается тело…
Бессмертия ищет душа,
И к звездам бросается смело.
Радий Радутный
Отпуск
На душе было примерно так же, как и на улице, – серо и холодно. На улице было еще и сыро, но душа моя высохла много лет назад. Высохла и очерствела. Может, еще и окаменела бы, да просто времени не хватило.
А на улице – о, там было даже не сыро, а мокро. Три дня морозов и метелей; снега насыпало столько, что замер неподвижно весь Киев. Десятки замерзших бомжей; снежные глыбы, свисающие чуть ли не с каждой крыши, несколько разбитых ими голов… а затем рррраз! – и все это безобразие начало таять. Не сразу, конечно, попробуй-ка, растопи сотни тонн снега, но все равно слишком быстро.
Тротуары превратились в канавы, полные снеговодяной смеси. Внешне – снег, а наступишь – вода. Сделаешь шаг – и нога мокрая, сделай два – и обе хоть выжимай. Пройдешь десяток метров – и мокрота ползет вверх по штанинам, до… нет, туда, к счастью, не доползает, останавливается чуть выше колена.
Впрочем, особой разницы нет, потому с неба сыплется такая же каша, а ветер услужливо носит ее горизонтально, еще и снизу поддувает, если, конечно, есть подо что поддувать. И под куртку, и под пальто. Хоть гидрокостюм надевай.
Давненько не надевал я гидрокостюма, уже даже не очень и хочется. Разленился.
Сыро было на улице, сыро и холодно. Неудивительно, что и людей мало.
Говорят, в такую погоду хороший хозяин собаку за дверь не выгонит… сущая правда. Сам видел. Запустил хороший хозяин собаку в дом, положил в уголке какую-то тряпку, пес хвостом помахал благодарно и аккуратно сел. Не вздумал ни бегать по дому, ни жрать просить. Просто залег себе в тепле и, наверное, благодарил за это судьбу. А может, и не судьбу, а собачьих каких-то своих богов.
А кот залез на антресоль под самый потолок и всю ночь так и сидел, уставившись взглядом в незваного гостя. «Как это? – наверняка думал он. – Собака – и в доме! Не может быть, ну не может, и все тут!»
Давно это было. Нет уже, наверное, ни собаки той, ни кота. Короток век домашних любимцев, недолго радуют они хозяев. Надеюсь, попал каждый из них в свой маленький рай, отдельный для кошек и, само собой, отдельный собачий. А вот ада, видимо, у них нет. Ну сколько там нагрешит безобидный пушистик? Разве что сардельку утащит со стола, ну так за это тапка полагается, а не котел с горячей смолой.
Нет для них ада.
А я пока что есть. И квартира у меня есть. Имеется также окно, потоки воды на нем и бутылка коньяка на столе.
А гостей у меня нет и не планируется, пусть даже и Рождество на носу.
И телевизора нет, потому что не люблю.
И звонок надо бы отключить, потому что скоро начнут ломиться посевальщики или щедровальщики, или как там их…
