Айзек Азимов - Миры Айзека Азимова. Книга 1
— То есть что-то вроде маленькой лошади или большой собаки? И те и другие связаны с людьми долгой совместной историей.
— В таком случае они подходят.
— Но подумай вот о чем: позитронный мозг робота более или менее точно копирует человеческий интеллект. Если лошади или собаки заговорят и станут мыслить как люди, соперничество не ослабнет. Наоборот, люди еще больше могут рассердиться при виде такого неожиданного соперника в лице тех, кого они считают низшей формой жизни.
— Надо сделать позитронный мозг менее сложным, а роботов — менее разумными.
— Причина сложности позитронного мозга кроется в Трех Законах. Упрощенный мозг не сможет выполнять их как следует.
— Значит, проблема не имеет решения, — выпалил Джордж Девять.
— Я тоже зашел в тупик, — признался Джордж Десять. — Таким образом, мы выяснили, что особенности моего мышления тут ни при чем. Начнем все сначала… При каких условиях отпадает необходимость в Третьем Законе?
Джордж Девять поежился, словно вопрос показался ему не только трудным, но и опасным. Однако ответил, помедлив:
— Если робот никогда не попадет в ситуацию, угрожающую его существованию; или если он будет настолько легко заменим, что разрушение его будет не столь важным.
— А при каких условиях станет ненужным Второй Закон?
В голосе Джорджа Девять послышалась легкая хрипотца.
— Если от робота потребуется только автоматическая реакция на определенный раздражитель и если эта реакция будет жестко заданной, то необходимость во Втором Законе отпадет.
— А при каких условиях, — Джордж Десять сделал паузу, — может оказаться ненужным Первый Закон?
Джордж Девять выдержал еще более длинную паузу и проговорил еле слышным шепотом:
— Если реакция робота будет запрограммирована таким образом, что он никогда не сможет причинить человеку вред.
— А теперь представь себе позитронный мозг, который управляет несколькими реакциями на определенные раздражители, которому не требуется знания Трех Законов и который легко и дешево можно воспроизвести. Каким он должен быть по величине?
— Совсем небольшим. В зависимости от сложности реакции он может весить сто граммов, один грамм, один миллиграмм.
— Твой вывод совпал с моим. Я должен повидать мистера Харримана.
5а
Джордж Девять остался один. Он снова и снова перебирал в уме вопросы и ответы, но вывод оставался прежним. Однако мысль о роботе — любого вида, любого размера, любой формы, с каким угодно предназначением, но без Трех Законов — повергала его в неясный трепет.
Ему не хотелось двигаться. Наверное, и у Джорджа Десять такая же реакция. Однако он сделал над собой усилие и легко поднялся со стула.
6
После приватной беседы Робертсона с Эйзенматом прошло полтора года. За это время все роботы с Луны были доставлены обратно, а долговременная программа «Ю. С. Роботс» была свернута. Все средства, которыми располагал Робертсон, пошли на донкихотскую авантюру Харримана.
Последний раз жребий был брошен здесь, прямо в саду у Робертсона. Год назад Харриман привез сюда Джорджа Десять, последнего робота, созданного компанией. Теперь главный роботехник прибыл сюда с чем-то другим…
Харриман излучал оптимизм. Он оживленно беседовал с Эйзенматом, и было невозможно понять, действительно ли он так уверен в себе, как кажется. Должно быть, все-таки уверен: насколько Робертсон мог судить, актер из Харримана никудышный.
Эйзенмат, улыбаясь, оставил Харримана и подошел к Робертсону. Улыбка тут же исчезла.
— Доброе утро, Робертсон, — сказал он. — Что замышляет ваш сотрудник?
— Это его дело, — спокойно проговорил Робертсон. — Я оставил все на его усмотрение.
— Я готов, Охранитель! — крикнул Харриман.
— К чему готов?
— К демонстрации робота, сэр.
— Робота? — удивился Эйзенмат. — Вы взяли с собой робота? — Он оглянулся вокруг с суровым неодобрением, к которому, однако, примешивалась изрядная доля любопытства.
— Поместье — собственность фирмы, Охранитель. Во всяком случае, мы так считаем.
— И где же ваш робот, доктор Харриман?
— В кармане, Охранитель, — весело объявил роботехник.
Из объемистого кармана пиджака появилась стеклянная баночка.
— Вот это? — недоверчиво спросил Эйзенмат.
— Нет, сэр, — ответил Харриман. — Вот он!
Из другого кармана был извлечен предмет около пяти дюймов длиной, по форме отдаленно напоминающий птицу, с узкой трубочкой вместо клюва, большими глазами и желобом на месте хвоста.
Эйзенмат сдвинул густые брови.
— Вы серьезно собираетесь демонстрировать нам что-нибудь, доктор Харриман, или вы просто спятили?
— Минуту терпения, Охранитель. Робот в виде птицы тем не менее остается роботом. А его позитронный мозг, несмотря на крошечный размер, достаточно сложен. В этой банке находится штук пятьдесят плодовых мушек. Сейчас я их выпущу на волю.
— И…
— И робоптица поймает их. Окажите мне честь, сэр!
Харриман протянул банку Эйзенмату, который уставился сначала на нее, а потом на окружающих — представителя «Ю. С. Роботс» и своих собственных помощников. Роботехник терпеливо ждал.
Эйзенмат открыл банку и встряхнул ее.
— Вперед, — прошептал Харриман птице, сидевшей у него на правой ладони.
Птица умчалась, со свистом рассекая воздух и ни разу не взмахнув крылом. В движение ее приводил непривычно маленький протонный микрореактор.
Она мелькала то тут, то там, на мгновение зависала в воздухе и снова уносилась прочь. Облетев весь сад запутанным зигзагообразным маршрутом, робоптица вернулась и уселась, разогретая полетом, к Харриману на ладонь, куда незамедлительно скатилась маленькая лепешка, похожая на птичий помет.
— Вы можете осмотреть робота, сэр, — предложил Харриман, — и организовать испытания по собственному усмотрению. Как видите, птица безошибочно выбирает плодовых мушек, только одного вида — Drosofila melanogaster, хватает их, убивает и перерабатывает, выделяя отходы.
Эйзенмат протянул руку и осторожно коснулся робоптицы.
— И что из этого следует, мистер Харриман? Продолжайте, пожалуйста.
— Мы не можем эффективно контролировать число насекомых без риска для окружающей среды, — продолжал Харриман. — У химических инсектицидов слишком широкий спектр действия, у ювенильных гормонов — наоборот, слишком узкий. А робоптица без труда может охранять огромный район. Мы могли бы создать какие угодно разновидности таких птичек, специально для каждого вида насекомых. Свою пищу они распознают по размеру, форме, окраске, звуку, повадкам и даже на молекулярном уровне, то есть по запаху.
